Филип Дик - Мэри и великан

Возможно, кто-то и был за это в ответе — на каком-то временном отрезке, в какой-то точке земного шара. Но он сомневался в этом. Никто не заставлял ее сбиться с пути, да она и не сбивалась; она была не хуже других и куда лучше многих. Но все это было бессмысленно. Он готов был признать, что она во всем права, и она сама, в своей отчаянной паранойе, чувствовала, что это так; но это не помогало ей найти способ выжить. И это был не вопрос морали. Это был практический вопрос. Когда-нибудь, через сто лет, станет возможным мир, где ей найдется место. Но сейчас его нет. Ему казалось, что он может разглядеть черты этого мира. Она не будет там вполне одинока; она ведь не придумала его сама. Этот мир можно отчасти разделить с другими, там есть какое-то подобие общения. Но существа, населяющие его, не способны к полноценному контакту, пока еще нет. Ее связи с людьми были краткими и обрывочными — здесь ребенок, там негр; иногда какая-то мысль, которая едва успевала вызвать отклик, а затем сразу таяла. Он чувствовал все это, хотя бы отчасти, и это доказывало, что она не была больной, и дело было не в том, что ее просто неправильно понимают. А он был настолько старше, что у него не было шансов приблизиться к ней. Он любил ее, и не он один, но это не помогало. Самой добиться успеха — вот что ей было нужно.

Неопознанный тип на улице все пинал свое колесо, снова и снова наклонялся и смотрел на него. Шиллинг наблюдал, как мужчина обошел машину, еще раз нагнулся и, сев за руль, шумно стартовал. Спустила ли у него шина? Наехал ли он на бутылку или пивную банку? Или уронил и потерял что-то очень ценное? Мужчина уехал, и ему никогда этого не узнать. Что бы ни сделал этот человек, что бы он ни замыслил и ни воплотил, все это останется для него тайной.

Шиллинг открыл адресную книгу и нашел телефон «Ленивого королька». Он набрал номер и стал ждать.

— Алло, — мужской голос, голос негра, ответил ему в ухо. — Клуб «Ленивый королек».

Он попросил Пола Нитца, и тот, наконец, взял трубку.

— Кто это подходил к телефону? — спросил Шиллинг.

— Тафт Итон. Хозяин заведения. А кто говорит? — без особого интереса спросил Нитц. — Мне играть пора.

— Спроси его, где сейчас Мэри Энн, — сказал Шиллинг. — Это он нашел ей комнату.

— Какую комнату?

— Спроси его, — сказал Шиллинг и дал отбой. Чувствуя себя чуть лучше, он вернулся к работе.

Люди проходили за закрытой дверью. Он слышал их шаги по мостовой, но не поднимал глаз. Он отнес новые пластинки в будку для прослушивания, заточил карандаш, запечатал в конверт бланк заказа для «Декка» и принялся за «Капитол».

Тьму, повисшую над ней, вспорол свет из коридора. Она повернула голову и увидела, что дверь открыта. Она ее не запирала — не видела смысла. В тусклом свете виднелся силуэт мужчины.

— Быстро же ты, — сказала она.

Мужчина зашел в комнату. Но это был не Джозеф Шиллинг.

— О, — тихо воскликнула она, когда смутная фигура материализовалась рядом с ней, — это ты. Тебе Туини сказал?

— Нет, — ответил Пол Нитц и сел на ее кровать. Через мгновение он протянул руку и убрал прядь волос с ее лба. — Я узнал в «Корольке», от Итона. Ну и крысиный же угол ты себе нашла.

— Когда ты узнал?

— Только что. Когда пришел на работу.

— Яне очень-то в форме.

— Ты бежала, — сказал Нитц, — и наскочила прямо на себя. Ты даже не смотрела, куда летишь… просто бежала со всех ног как можно дальше. Вот и все.

— Черта с два, — сказала она слабым голосом.

— Но я же прав.

— Ладно, ты прав.

Нитц ухмыльнулся.

— Я рад, что до тебя добрался.

— Я тоже. Как раз вовремя.

— Я хотел, чтоб ты ушла — тогда, у тебя на квартире. Меня тошнило от этой покраски.

— Меня тоже, — согласилась она и через секунду попросила: — Сделай одолжение.

— Все, что пожелаешь.

— Можешь принести мне сигареты?

— Где они?

Он встал.

— В моей сумочке на комоде. Если тебе не трудно.

— А комод далеко?

— Ты его видишь. У меня только одна комната — не слишком далеко?

Какое-то время она лежала и слушала, как Нитц шарит впотьмах. Потом он вернулся.

— Спасибо, — сказала она, когда он прикурил и вложил ей в губы сигарету. — Ох, это было безумие. Сумасшедшая неделя.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не слишком, — призналась она, — но со мной все будет в порядке. Через какое-то время.

— Лежи и отдыхай.

— Да, — благодарно согласилась она.

— Я включу обогреватель.

Он нашел маленький газовый обогреватель и включил его. Загорелись голубые язычки пламени, огонь засвистел и зашипел в темной комнате.

— Я не хочу его больше видеть, — сказала Мэри Энн.

— Хорошо, — согласился Нитц, — не беспокойся. Я позабочусь о тебе, пока ты не встанешь на ноги, а потом ты сможешь отправиться куда пожелаешь.

— Спасибо. Я этого не забуду.

Он пожал плечами:

— Ты однажды тоже обо мне позаботилась.

— Когда?

Она ничего такого не помнила.

— В ту ночь, когда я вырубился и расшиб голову об унитаз. Ты уложила меня на диван и баюкала на коленях.

Он смущенно улыбнулся.

— Да, — припомнила она, — в тот вечер мы славно развлеклись, ничего не скажешь. Лемминг… интересно, что с ним стало. Странный это был вечерок.

— Я взял в «Корольке» отпуск, — сказал Нитц, — почти две недели буду свободен, как птица. Что-то вроде преждевременных рождественских каникул.

— Оплаченных?

— Ну, частично.

— Зачем ты это сделал?

— Мы могли бы поездить по разным местам.

Мэри Энн задумалась.

— Ты правда отвезешь меня куда-нибудь?

— Конечно. Куда захочешь.

— Потому что, — честно сказала она, — я много где хотела бы побывать… а в Сан-Франциско мы можем поехать?

— Когда пожелаешь.

— А на пароме — тоже можно?

— Факт. Есть паром, который идет до Окленда.

С пылом она произнесла:

— Я хотела бы сходить в какой-нибудь ресторанчик на Норт-Бич. Ты там бывал когда-нибудь?

— Сто раз. Я свожу тебя в клуб «Хэнговер» послушать Кида Ори[43].

— Вот было бы здорово. А еще можем сходить в парк аттракционов… и в павильон смеха. Можем и на горках прокатиться. Ты бы хотел?

— Конечно, — согласился он.

— Боже, — она потянулась к нему и обняла, — какой ты еще ребенок.

— Ты тоже, — ответил Нитц.

— Я — да, — сказала она. И тут она вспомнила про Джозефа Шиллинга. И вот, рыча от боли и отчаяния, она вцепилась в сидящего рядом мужчину и завопила: — Что же мне теперь делать? Ответь мне, Пол! Разве можно так жить?

— Нет, нельзя, — сказал он.

— И раньше-то было плохо. Я знала, что что-то не так, — но теперь еще хуже. И зачем я только туда пошла; боже мой, если б я только не зашла туда в тот день.

Тут она слукавила, потому что на самом деле была рада, что нашла этот магазин.

— И все это никуда не делось, — судорожно добавила она. — Магазин. Джозеф Шиллинг. Оба на месте. По-своему.

По-своему — да, но это была уже мертвая раковина. Внутри ничего не было. Она лежала в темноте, с сигаретой меж пальцев, и всхлипывала, приобняв Нитца за шею. Оно пришло и ушло, оставив ее одну. Но она не хотела оставаться одна.

— Мне этого не вынести! — прокричала она и швырнула сигарету через всю комнату; ударившись об стену, окурок маленьким красным огоньком упал на ковер. — Я не собираюсь подохнуть в этой крысиной дыре.

Нитц подошел и затушил сигарету.

— Конечно, — произнес он, вернувшись. Он взял ее на руки вместе с покрывалом и понес к двери.

— Поехали, — сказал он, прижимая ее к себе.

Он пронес ее по коридору и вниз по лестнице, мимо закрытых дверей с их ревом и грохотом, мимо хозяйки, миссис Лесли, которая выглянула и смотрела на них злобным взглядом, полным подозрения и тревоги. Он пронес Мэри Энн по ступенькам крыльца и по ночному тротуару, мимо гуляющих толп и парочек, мимо магазинов и заправочных станций, автолавок и гостиниц, баров и аптек. Он пронес ее сквозь трущобы и сквозь деловой район, мимо неоновых вывесок, и кафе, и редакции «Лидера», и мимо всех модных витрин Пасифик-Парка. Крепко прижимая к себе, он нес ее в свою комнату.

Старики сидели в парке — целые ряды пожилых людей на скамейках, накрытых плащами и газетами.

Желтые листья, усеявшие газоны, хрустели под ногами. Два мальчугана в джинсах топали на край парка с коричневыми бумажными пакетами для ленча. Старики читали свои еженедельники и грелись под осенним солнышком. За парком отбрасывала длинную тень высокая католическая церковь. Несколько голубей вышагивали в поисках крошек по гравию возле питьевого фонтанчика. Небо над Сан-Франциско было прозрачно-хрупким и нежно-голубым. Повернувшись на скамейке, Мэри Энн посмотрела на склон Телеграф-Хилл и венчавшую его башню Койт, похожую на колонну дохристианской эпохи.