Хуан Мадрид - Считанные дни, или Диалоги обреченных

Антонио удивленно на нее посмотрел.

— Ты серьезно?

— Я хотела сказать тебе сегодня за ужином. Послала к чертовой матери эту волынку с курсами, наконец стала взрослой. Несколько дней назад мне предложили работу в отделе социального обеспечения мадридской общины, и я подписала контракт. Ты помнишь Акеду Санчес, мою сокурсницу по факультету? Так вот, ее назначили советником при Комитете по делам социального развития, и она помогла мне устроиться там же. В следующем году объявят конкурс на замещение вакантных должностей, и я стану постоянным сотрудником. Зарплата хорошая, кроме того, есть возможность продолжить занятия на факультете, поскольку канцелярия работает только по утрам.

— Отлично! Итак, ты бросаешь курсы?

— Решительно и окончательно. Жизнь потихоньку налаживается, входит в свое русло, надо быть реалисткой и оставить глупые мечтания.

— Да, пора перестать заниматься глупостями.

— Ты не тот Антонио, каким я тебя знала раньше. Мы оба уже не дети. Тебе скоро исполнится тридцать три, а мне… ладно, проехали. Я хочу сказать, пора посвятить себя серьезным делам и семье. Через некоторое время я смогу завести детей. Не вижу с твоей стороны энтузиазма, но что-то подсказывает мне, что ты тоже сильно изменился. Словно кто-то неведомый взял нас за шкирку и сильно встряхнул. Если у нас будет ребенок, наша жизнь пойдет совершенно по другому руслу, уверена. А ты как думаешь? Извини, похоже, я слишком много наговорила, но мне так хотелось выложить тебе все начистоту. И у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать… Я по тебе скучала, правда, не переставала о тебе думать — точнее, думать о нас двоих… О нашей жизни. И ясно увидела: мы не можем позволить себе роскошь совершать нелепые поступки — мы окончательно повзрослели… Правда, поздновато, но лучше поздно, чем никогда.

— У меня на счету тоже немало такого, о чем я сожалею.

— Вот и твой брат подтверждает, что ты изменился, стал другим человеком… Хочешь работать, двигаться вперед. Так дерзай, Антонио!

— Я так и сделаю.

— Хватит прожигать жизнь, ты свое отгулял. Отомстил мне сполна. Фотографии девушек подтверждают мое предположение. Поэтому мы квиты. — Она показала на снимки и улыбнулась. — Ты вообразил себя вторым Коплансом, я не ошибаюсь?

— Именно так. Джоном Коплансом из Маласаньи. — Он горько усмехнулся. — Но дай мне сказать тебе одну вещь: все эти люди обречены на скорую гибель. Они не доживут до старости. Их имена предадут забвению. Никто и никогда не узнает, о чем они мечтали, чего хотели от жизни. Никто даже не узнает об их смерти… Так пусть останутся хотя бы фотографии.

— Ты немного наивен, Антонио. Паскуаль прав. По крайней мере, тебе удалось завоевать двух красоток в рекордное время. Это вселяет надежды. — Эмма засмеялась. — Ты оказался куда расторопнее меня.

Антонио поднялся с постели и подошел к Эмме.

— Глупости. У меня более двадцати кассет, великолепный материал. Но, похоже, я промахнулся: никто не возьмет на себя смелость опубликовать подобные фотографии — слишком страшно и жестоко. А я еще не все проявил… Ты не представляешь, какая ужасная картина открывается перед глазами. Однако никто не хочет видеть реальность. Мир стал другим, никого не интересуют страдания ближних, и поэтому ни одно издательство не опубликует мою работу. Я упустил своей шанс: надо было прежде сделать себе имя, тогда бы меня напечатали без разговоров. Но парадокс заключается в том, что знаменитым можно стать, только после того как тебя опубликуют. Получается замкнутый круг. Слава подобна змее, жалящей себя в хвост. Будь я Оукой Леле, Анной Торралва, Гарсией Аликсом… да любой, хоть сколько-нибудь значимой личностью, мой материал отхватили бы с руками. Дерьмо! Почему я не сумел заснять ту девушку во время падения с виадука? Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

— Возвращайся ко мне, дом тебя ждет! Я выделю тебе комнату специально для студии. Выкинь из головы этот квартал и этих жалких людишек, займись другой темой: жизнь полна увлекательных событий, и в каждом можно найти отличный материал для книги. Здесь невозможно серьезно работать: грязь, запустение — просто помойка! А запах! Ты когда-нибудь открываешь окно?

Антонио отрицательно покачал головой: он ждал именно этого вопроса, ждал от нее именно этих слов. Но Эмма, не замечая его раздражения, продолжала:

— Не то чтобы студия никуда не годилась — в ней есть свое очарование, и, возможно, ты будешь по ней скучать. Тем не менее неужели ты всерьез полагаешь, что надо умирать с голоду, чтобы быть вторым Коплансом? У тебя будет великолепный кабинет, а когда ты прославишься, то опубликуешь эти фотографии, да что угодно!

Антонио молчал.

— Если ты не хочешь больше меня видеть, скажи — разбежимся в противоположные стороны. Лучше знать правду. Не в моих правилах навязываться, я лишь хочу сделать тебе конкретное предложение. Правда, я планировала сказать все во время ужина, но, в конце концов, — не все ли равно, где и что говорить. Дело сделано, — Эмма провела рукой по его макушке, растрепав волосы, — решение за тобой. Или тебе жалко расставаться с твоими любовницами? С беспорядочной богемной жизнью?

— Для меня главное — фотография. Я художник и останусь им до конца своих дней.

— Мой художник, — ответила Эмма.

Лисардо, развалившись на кровати, читал комикс. Рядом с ним, на стуле, примостился Угарте.

— Почему ты отказываешься сказать, где проходит фиеста?

— Потому что ты сразу туда попрешься. Вот и не говорю… Отвяжись, смола!

— Мне надо кое-что сказать Ванессе. Это важно.

— Ты бубнишь об этом уже целый час. Заткнись и дай мне спокойно почитать. Какой же ты зануда, Угарте! Честное слово — хуже зубной боли!

— Ладно, подожду ее тут. Ты знаешь, когда она вернется?

— Как только, так сразу.

— Я подожду ее здесь.

— Терпения не хватит. Пока ты тут сохнешь от тоски, наши красотки развлекаются по полной программе. Они далеко, в доме за городом. Ничего себе особнячок, доложу я вам! Хочешь, опишу тебе во всех деталях, как проходит фиеста? Так слушай: звучит музыка, и все болтают, разбившись на маленькие группы. Все веселы и счастливы, у всех бокалы, полные вина. Приглашенные — люди лет сорока, сорока пяти. Самый пожилой — мой отец. Одежда не парадная: джинсы, рубашки, свитера, спортивные куртки вместо пиджаков… Жратва — офигенная! Ты следишь за моей мыслью, Угарте? — Тот не ответил. — Ее наверняка заказали в «Хосе Луисе» или в каком-нибудь другом ресторане — не важно… Риполь признался мне, что хочет произвести благоприятное впечатление на своих потенциальных партнеров, а это значит только одно: еда и выпивка должны быть первоклассными. Так вот, кабальеро и дамы время от времени похохатывают, пробуют те или иные блюда, прихлебывают напитки, а наша троица чинно-благородно переходит от группы к группе и со всеми беседует о том о сем. Все трое излучают элегантность, они самые красивые на празднике и самые счастливые, поскольку Риполь отстегнул им по двадцать кусков каждой, не считая барыша от продажи коки — шестьдесят или семьдесят тысяч песет. Я тебе не надоел, Угарте?

— Будь ты проклят, мудак вонючий!

— Ха-ха-ха! Эдак тебя разбирает! Аж позеленел от ревности!

— Оставь меня в покое! Я не уйду отсюда, пока не вернется Ванесса. А как только вернется, мы уйдем с ней вместе и навсегда. Я увезу ее в Севилью.

— Неужели! Ишь, размечтался! Это только присказка, а сказка впереди: девочки пока не трахаются, только нажираются и напиваются от пуза и любезничают со всеми. Потом Риполь скажет самым верным из своих друзей, что в известном месте для них приготовлены рядочки белого порошка. Сеньоры гуськом поползут в туалет и скоро нанюхаются до глюков. Проникся? Когда все разойдутся, наша троица разденется догола и останется в распоряжении Риполя и избранных гостей. И понеслась душа в рай: наших цыпочек будут трахать во все дырки… начнется оргия, каких свет не видывал. Я бы на твоем месте убрался подобру-поздорову из этого гадюшника к себе восвояси. Все равно до утра они здесь не появятся. Спорим?

— Поступлю, как считаю нужным, у тебя не спрошу.

— Дело твое. У меня хотя бы есть чем заняться: вот читаю комиксы. В детстве отец покупал мне их каждое воскресенье: «Малышка Лулу», «Томагавк», «Супермен», «Супер Крыса»; их издавали в «Новаро» и доставляли из Мексики, а переводы с английского делали в Латинской Америке либо в Испании. У меня скопилось более трехсот комиксов, и я сам делал для них переплеты. Тебе нравится серия «Малышка Лулу»?

Угарте понятия не имел, что за серия, в чем и признался унылым голосом. Лисардо положил комикс на кровать, состроив презрительную мину на лице.

— Ну и вахлак ты, Угарте! Дремучий тип! — заключил он.

— Перестань обзываться, — ответил Угарте.