Гарт Стайн - Гонки на мокром асфальте

В длинной расклешенной юбке и наглухо закрытом свитере, с опущенным взором и заколотыми волосами — идеал скромности, — Анника вышла давать показания и, как и свидетели, начала перечислять все: взгляды, случайные прикосновения, вздохи и намеки — и все такое прочее. Она призналась, что охотно подыгрывала Дэнни, но, будучи еще ребенком, не понимала, к каким последствиям ее неосмысленные действия могли привести, и вообще не представляла, во что ввязывалась. Она поведала о том, как мучается и страдает с того момента, как побывала в доме у Дэнни.

Будь я на суде, я бы обязательно спросил ее: «Раз уж ты такая искренняя и невинная, то ответь: отчего ж ты так мучаешься и страдаешь? Не от чувства ли вины?» Когда допрос Анники закончился, в зале не оставалось ни одного человека, за исключением самого Дэнни, кто не был бы совершенно убежден в том, что он позволил себе фривольности в отношении ее. Скажу прямо — даже Дэнни засомневался в своей полной невиновности.

В ту среду днем погода была угнетающей. Нависли тяжелые облака, но проливаться дождем небо отказывалось. Мы с Тони брели к магазину «Баухауз» посидеть за чашкой кофе. Тони устроился за столиком на улице, я прилег рядом и наблюдал за движением машин на Пайн-стрит до тех пор, пока глаза мои не начали смыкаться и я не потерял счет времени.

— Энцо.

Я поднял голову. Тони засовывал в карман мобильный телефон.

— Только что Майк звонил. Сказал, обвинитель попросил срочно сделать перерыв в заседании. Там что-то странное происходит.

Майк замолчал, ожидая моего ответа. Я никак не отозвался на его сообщение.

— Что будем делать? — спросил он.

— Я гавкнул дважды, что означало: «Пошли скорей».

Тони закрыл ноутбук, сунул его в кейс, и мы поспешили к зданию суда. Мы двинулись по Пайн-стрит, прошли по надземному переходу. Тони ходит очень быстро, я едва поспевал за ним. Он почувствовал, как натягивается поводок, что я отстаю, обернулся, посмотрел на меня и сбавил темп.

— Понимаешь, нам нужно добраться туда как можно быстрее, иначе все пропустим, — сказал он.

Я тоже не хотел ничего пропускать, но у меня болели суставы. Поднатужившись, я все-таки заставил себя разогнаться. Мы промчались мимо театра «Парамаунт» и устремились к Пятой авеню. Мы неслись на юг, лавируя среди машин, потому что пересекали шоссе, не глядя на светофоры, и наконец очутились на Третьей авеню, у здания суда.

Мы оглядели небольшую площадь возле входа, но Майка и Дэнни не увидели. На углу несколько человек возбужденно переговаривались и отчаянно жестикулировали. Мы метнулись к ним, надеясь узнать, что происходит. Вдруг начался дождь, и они разошлись. Внезапно среди них я увидел Аннику, бледную, осунувшуюся. Она плакала. Увидев меня, Анника вздрогнула, быстро отвернулась и скрылась в дверях.

Я не знал, чем она так расстроена, но невольно начал волноваться. Что же происходило там, внутри здания, в темных залах правосудия? Каких еще напраслин она возвела на Дэнни, чтобы окончательно разрушить его жизнь? Я всем сердцем молил духов Грегори Пека, Джимми Стюарта, ну или Рауля Хулиа спуститься с небес, провести нас в здание и сделать так, чтобы мне дали выступить. Воображал: вот сейчас выйдет из автобуса Пол Ньюман или Дензел Вашингтон и произнесет зажигательную речь, которая все расставит по местам.

Мы с Тони укрылись под небольшим навесом. Стояли, тесно прижавшись друг к другу. На судебном заседании явно происходило значительное событие, а я и понятия не имел какое. Мне жутко хотелось проскользнуть в здание, влиться в процесс, вломиться в зал заседаний, вскочить на трибуну и заставить себя услышать. Однако мое участие выходило за рамки намеченного плана.

— Все кончено, — пробормотал Тони. — Теперь уже ничего не изменишь.

«Разве? — недоумевал я. — Ну самую малость ведь можно изменить. Неужели мы не способны достичь невероятного за счет силы воли? Должно же у нас хватить жизненной силы, чтобы хоть чуточку скорректировать какой-то момент, жест или взгляд. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы мир вокруг нас изменился?»

Ноги у меня затекли. Я не мог больше стоять, улегся на мокрый бетон и впал в тревожный полусон, который сразу же наполнился странными фантазиями.

Дамы и господа присяжные, — заговорил мистер Лоуренс, стоя напротив них. — Обвинения, выдвинутые против моего подзащитного, явно надуманны. Нет ни одного свидетеля его сексуальных домогательств. Только два человека знают, что на самом деле произошло тем поздним вечером. Да, два человека и собака.

— Собака? — недоверчиво спросил судья.

— Да, судья Ван Тигем. Собака, — мужественно повторил мистер Лоуренс. — Единственный свидетель событий — собака моего подзащитного. Прошу вызвать ее.

— Протестую, — выкрикнул обвинитель.

— Поддерживаю, — отозвался судья. — Пока.

Он вытащил из-под стола объемистый том и начал листать его, выборочно читая абзацы.

— Ваш свидетель умеет говорить? — спросил судья мистера Лоуренса, не отрывая глаз от книги.

— Да, при помощи специального голосового синтезатора, — ответил мистер Лоуренс.

— Я протестую! — снова прогудел обвинитель.

— Расскажите мне об этом синтезаторе, мистер Лоуренс, — произнес судья, не обращая внимания на возражение обвинителя.

— Мы взяли напрокат особый голосовой синтезатор, разработанный для Стивена Хокинга, ваша честь. Он считывает электрические импульсы с головного мозга…

— Хватит с меня Стивена Хокинга, с ним все понятно. Говорите по существу и короче. И не вздумайте пудрить мозги присяжным.

— Если короче, то при помощи данного устройства собака может разговаривать.

Судья захлопывает массивный том.

— Протест обвинения отклоняется, — говорит судья. — Давайте сюда вашего свидетеля. Пусть собака войдет!

Сотни людей набились в зал, я, обмотанный проводами, подключенными к голосовому синтезатору Стивена Хокинга, сидел на скамье для свидетелей. Судья привел меня к присяге.

— Клянетесь ли вы говорить правду и только правду и ничего кроме правды, и да поможет вам Бог?

— Клянусь, — отвечаю я скрипучим металлическим голосом. Совсем не таким я себе его представлял. Я всегда полагал, что голос мой зазвучит властно и убедительно, как у Джеймса Эрла Джонса.

— Мистер Лоуренс, — ошеломленно произносит судья, — начинайте допрос свидетеля.

— Энцо, — говорит мистер Лоуренс, — присутствовал литые комнате в момент приставания?

— Да, присутствовал.

На галерее воцаряется тишина. Все замерли, боясь пошевелиться. Никто не осмеливался не только произнести хоть слово, но даже громко дышать. Я говорил, и все слушали меня.

— Расскажите как умеете, нему вы в тот поздний вечер стали свидетелем в доме мистера Свифта, в спальне.

— Расскажу, — отвечаю я. — Но сначала позвольте мне обратиться к суду.

— Обращайтесь, — разрешает судья.

— Внутри каждого из нас живет истина, — начал я. — Абсолютная истина. Однако порой она скрывается в зеркальном зале. Иногда нам кажется, что мы видим истинное, а на самом деле перед нами — всего лишь искаженная копия. Слушая заседание суда, я вспомнил кульминационную сцену из фильма про Джеймса Бонда «Золотой пистолет». В ней Джеймс Бонд избавился от своего зеркального зала тем, что расколошматил все стекла, превратил все иллюзии в осколки и в конце концов обнаружил настоящего преступника. Нам также предстоит расколошматить зеркала. Мы должны взглянуть внутрь себя и выкорчевать все искажения, потому что только так мы сможем увидеть понятую сердцем истину. И только тогда свершится справедливое правосудие.

Я оглядываю зал и вижу на лицах присутствующих задумчивость. Все кивают и осмысливают мои слова.

— Ничего не случилось тем поздним вечером, — в завершение говорю я. — Между ними ничего не было. Абсолютно ничего.

— Однако здесь прозвучало много обвинений в адрес моего подзащитного, — отзывается мистер Лоуренс.

— Ваша честь, — я возвышаю голос, — дамы и господа присяжные. Уверяю вас: мой хозяин, Дэннис Свифт, не позволил себе неподобающего поведения в отношении этой девушки, Анники. Она полюбила его больше всего на свете и предложила себя ему. Он отклонил ее жертву. Мы проделали многочасовой путь по опасным горным дорогам. Благодаря моему хозяину мы благополучно добрались до дома. Он был измотан до такой степени, что, не раздеваясь, рухнул на кровать и заснул. Только в этом и состоит его вина. В том, что он заснул. Анника, эта девушка, женщина, не сознавая, к каким последствиям приведут ее действия, начала приставать к Дэнни.