Татьяна Устинова - Я - судья. Божий дар

Людей можно понять, разве нет? Всем хочется, чтобы ребенок был красивый, здоровый, чтобы плохие гены не проснулись и тяжкое наследие мамаши-алкоголички боком не вышло по прошествии десяти лет. Люди хотят гарантий. А какие могут быть гарантии? Не в магазине же. Хотя каждый раз, водя бездетную пару по дому малютки, заведующая прекрасно отдавала себе отчет, чем именно она занимается. Показывает товар лицом, вот чем. Она привыкла нахваливать, рекламировать этих детишек. Потому что если не нахваливать и не рекламировать — они так здесь и останутся. Потом отправятся по детским домам. А потом половина сопьется, еще треть — сядет… По статистике, только два процента выходцев из детских домов ведут нормальную жизнь. Инга Оттовна знала: в данном случае статистика не врет.

Конечно, среди усыновителей бывали и исключения. Когда Инга Оттовна только-только начала работать в нынешнем своем качестве, она познакомилась с Лилей. Лиля с мужем были молодой, хорошо обеспеченной парой. Их первый и единственный ребенок погиб, когда ему не было двух. Многие считали Лилю с мужем блаженными, потому что они собирали по столичным домам ребенка самых «неликвидных» детей — больных, калечных, инвалидов.

Когда Лиля впервые пришла к Инге Оттовне, у нее уже было трое приемных детей: мальчик с ДЦП, девочка Вика, которой в доме малютки диагностировали аутизм (позже оказалось, что это просто педагогическая запущенность, с девочкой надо было играть, петь песни и гулять в парке — только и всего). Еще у Лили был приемный негритенок Альбертик, которого она почему-то называла Лоуренс Аравийский. У Лоуренса-Альбертика имелся врожденный порок сердца, но Лиля планировала через пару лет сделать ему операцию.

Лиля пришла перед тихим часом. Старшие дети уже укладывались, за столом сидела только Оля. Оля плескала ложкой в столовском супчике и все никак не могла доесть — суп лился по подбородку на прикрывающий кофту клеенчатый слюнявчик. Строго говоря, подбородка-то у Оли никакого как раз и не было. Ни подбородка, ни нижней челюсти — такой вот врожденный дефект. Вообще, такие вещи лечатся, и успешно. Две-три операции, импланты, и Оля могла бы стать вполне нормальной девочкой, грызть яблоки, а не вливать в себя жидкий бульончик. Но кто же станет платить за операции? Через год девочка отправится в детский дом, оттуда — скорее всего, в дом инвалидов. А там — счастье, если доживет до тридцати. Обычно не доживают. Перспектива виделась более чем ясно: Инга Оттовна наверняка знала, что Олю никто и никогда не возьмет.

Но она ошиблась. Лиля с мужем удочерили Олю. А потом — глухонемую Юлю. А потом — Вовку, у которого мамаша порезала вены. Вовка страдал эпилепсией, но Лилю это совершенно не смутило.

В последний раз Инга Оттовна видела Лилю года три назад. Они с мужем и приемными детьми, которых на тот момент было уже двенадцать, собирались переезжать. Лилин муж открыл филиал в Сочи, купил там дом, и они хотели осесть в тепле, потому что устали от Москвы, да и детям у моря лучше.

Но такая вот Лиля — одна на миллион. А остальные повыбирают-повыбирают, да и уйдут ни с чем. То есть — ни с кем.

Приезду американцев Инга Оттовна обрадовалась. Опыт показывал, что американцы — куда перспективнее наших товарищей. Не такие разборчивые, берут и больных, и трудных детей. Почему так? Бог его знает. Возможно, иностранцы просто более трезво смотрят на жизнь и понимают, что тут не шоколадная фабрика и не магазин ах каких красивых девочек с голубыми глазами. Они готовы к тому, что здешние дети — непростые, что у них есть свои особенности, и особенности эти — далеко не самые приятные.

Конечно, Джонсоны не собирались никого усыновлять. Дима предупредил, что они просто осмотрят дом малютки и сделают благотворительный взнос. Но чем черт не шутит…

День выдался не сказать чтобы тяжелый, но хлопотный и забитый под завязку. Слушания (восемь за день, слава богу, все — предварительные) закончились почти в шесть. Едва Лена успела снять мантию, дверь грохнула о стену, и на пороге возник Таганцев.

— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — приветствовала его Лена.

На удивление, ни конфет, ни чая, ни кулька с лимонами у Таганцева не было.

Таганцев сел (стул, как водится, жалобно заскрипел под ста пятью килограммами здорового тренированного тела).

— Я тут мимо ехал. Дай, думаю, зайду, узнаю, как у вас дела.

— Да все как всегда — сумасшедший дом, выездная сессия, — пожала плечами Лена.

— И у нас полный дурдом, — признался Таганцев. — Я тут, Лен Владимировна, узбека одного от линчевания спас, можно сказать. Его жильцы… того… самосуд, короче, хотели устроить. Одна бабуся сердобольная решила милицию вызвать. Насилу их отогнал, жильцов-то…

Лена живо представила себе двухметрового Таганцева, спасающего узбека от толпы разгневанных москвичей. Интересно, чего москвичи на гостя столицы взъелись?

Таганцев принялся рассказывать.

Что нужно, чтобы устроить в отдельно взятом доме техногенную катастрофу и полный апокалипсис? Оказывается, достаточно одного узбека и одного экскаватора.

В два часа дня в доме номер пять по улице Нижние Каменщики случился конец света в самом что ни на есть прямом смысле слова. Свет вырубился разом во всех квартирах. Без света остались расположенные в цокольном этаже дома продуктовый магазин «Калинка трейдинг» и находящееся по соседству с ним отделение Сбербанка. Когда жильцы дома (а также сотрудники магазина и банка) схватились за телефонные трубки, чтобы звонить в ЖЭК, ДЭЗ, аварийную службу и мэрию, жаловаться и требовать устранить аварию в течение получаса, выяснилось, что телефонные трубки молчат. Вскоре обнаружилось, что, помимо света и телефона, не работает водопровод. Вода из кранов не текла категорически, зато обильно фонтанировала из выкопанной посреди двора траншеи. На краю траншеи стоял экскаватор и, невзирая на бьющую из-под земли воду, продолжал черпать ковшом грунт. В кабине экскаватора обнаружился узбек, категорически не понимавший по-русски и твердивший: «Начальника казала, тута капай».

Узбек, которому «Начальника казала, капай», настроен был решительно и копать собирался, по всей видимости, ровно до того момента, пока начальник свое распоряжение не отменит. Жильцам и сочувствующим им охранникам «Калинки трейдинг» и Сбербанка не оставалось ничего, кроме как выволочь узбека из кабины экскаватора. Дальнейшая судьба незадачливого гостя столицы оптимизма не внушала. Жильцы всерьез собирались узбека бить. И побили бы, если бы не подоспел Таганцев.

— А он что, один там со своим экскаватором был? — спросила Лена.

— В том-то и дело, что один. Ни других рабочих, ни прораба, никого…

— А что он в итоге пораскопал?

— Ремонтники сказали — все. Он там как-то так удачно под дом подкопался, что порасфигачил к бесам и телефонный кабель, и электрический, и водопровод.

— А начальник? Так и не нашелся?

— Да какой там начальник… — Таганцев с досадой махнул лапищей. — Я его спрашиваю: «Кто тебе копать велел?» Он глазами хлопает: «Начальника казала…» Какой начальник, где он есть?! «Тута была…» А сейчас где? Снова глазами хлопает. Так концов и не нашли, кто ему копать велел. Экскаватор приписан к соседней стройке. Они там дом высотный строят, знаете, эта… Точечная застройка… Ну, втыкают, короче, между домами, как этот… — Таганцев замялся и покраснел. — В общем, как шиш в масло…

— А вы на стройку эту сходили? Поговорили с ними?

— Да и сходил, и поговорил. А толку? Все в один голос твердят, что узбека этого впервые видят и никаких распоряжений перерубать кабель ему никто не давал. А экскаватор он, дескать, взял самовольно…

— Понятно, — протянула Лена. — Документы у него хоть есть?

— Документы есть. Регистрации, разрешения на работу — этого нет, конечно.

Еще некоторое время Таганцев, балансируя на чересчур маленьком для такого атлета стуле, травил милицейские байки. Потом заерзал, наморщил лоб и стал спрашивать, не подвезти ли Лену до дому.

— Я, Лен Владимировна, на служебке, до дому вас честь по чести доставлю, в лучшем виде. Только сперва в отделение заскочим, мне там документы отдать надо.

— Я, Константин Сергеевич, устала как собака, — призналась Лена. — А у меня еще дома дел непочатый край. Так что мне надо не в лучшем виде, мне надо по возможности быстро.

— Ну на машине так и так быстрее, чем на метро получится.

— А я уже за рулем. Не говорила? Мне машину сделали, летает, как новенькая.

Услышав это пренеприятнейшее известие, Таганцев заметно сник.

— Ну ладно тогда… Тогда я, что ли, поеду…

Он долго прощался, косился на Лену, видимо рассчитывая, что она все же передумает и согласится шикарно прокатиться с ним на служебном «газике», пыхтел, засовывая ручищи в рукава форменной куртки. В конце концов Таганцев таки ушел.