Нина Федорова - Уйти по воде

Вот и ограда, раньше у калитки всегда сидела нищенка – с синим носом, опухшая, но потом пропала. Калитка тяжко брякает, когда захлопывается за спиной. Двор, мощенный булыжником, а раньше, давным-давно, была земля, трава.

Она мысленно трогает тяжелую дубовую дверь, переступает порог Вдыхает этот забытый запах – свечей, ладана, своего храма Видит вновь иконостас, родные глазу иконы. Идет по знакомой плитке пола – по которой когда-то, сидя на корточках во время проповедей, любила водить пальцем, ронять расплавленный воск со свечного огарка, чтобы потом сколупывать застывшие желтые капли.

Воротиться сюда через двадцать лет, отыскать в песке босиком свой след…

Где же всё? Куда всё исчезло? Где вы, отец Митрофан?

Я пришла!

* * *

На досмотре, слава Богу, не надо было разуваться. Она положила в синий тазик сумку, поставила его на медленно ползущую ленту, прошла через рамку и подошла к невысокой женщине в прозрачных перчатках

Блестящие руки – как будто волшебные – легко и быстро оглаживали ее со всех сторон

Вроде ничего не нарушаешь, а все равно почему-то страшно

Словно отвечая этим мыслям, блестящая рука помедлила на мгновение на ее правом кармане, но делать ничего не стала. Ее пропустили.

Она подхватила сумку, выехавшую из черного зева, вышла в зал ожидания: до самолета еще куча времени, можно кофе попить, но хотелось присесть, собраться с мыслями.

Села на жесткое сиденье, бросив сумку на соседнее, и тут же что-то впилось ей в ногу.

Что-то в правом кармане.

И проверяющая тоже это заметила.

Что же это?

Чтобы достать, пришлось встать, глубоко засунуть руку, ухватив, наконец, помеху.

Она разжала кулак – на ладони лежал белый камешек, осколок – с неровными острыми краями Подобрала на память, тогда, на Ареопаге. Маленький осколок далекой скалы Маленький осколок жизни Память о целой эпохе. Двадцать лет – чем не эпоха?

Из полурасстегнутой молнии сумки на нее смотрел уголок книги. Кавафис, подаренный на конференции, русско-греческое издание, так и не открыла по дороге.

Она неловко вытащила книжку одной рукой, продолжая держать в другой осколок Ареопага, наугад разлепила хрустнувшие новенькие страницы

Кавафис, сын земли греческой и вечный ее изгнанник, скажи мне что-нибудь на прощанье!

Ιθάκη (Итака, греч.) – бросилось ей в глаза по-гречески, но она соскользнула взглядом в привычные русские слова, перевод на соседней странице:

Когда задумаешь отправиться к Итаке,

молись, чтоб долгим оказался путь,

путь приключений, путь чудес и знаний.

Гневливый Посейдон, циклопы, лестригоны

страшить тебя нисколько не должны,

они не встанут на твоей дороге,

когда душой и телом будешь верен

высоким помыслам и благородным чувствам

Свирепый Посейдон, циклопы, лестригоны

тебе не встретятся, когда ты сам

в душе с собою их не понесешь

и на пути собственноручно не поставишь.

Молись, чтоб долгим оказался путь

Пусть много-много раз тебе случится

с восторгом нетерпенья летним утром

в неведомые гавани входить;

у финикийцев добрых погости

и накупи у них товаров ценных —

черное дерево, кораллы, перламутр, янтарь

и всевозможных благовоний сладострастных,

как можно больше благовоний сладострастных;

потом объезди города Египта,

ученой мудрости внимая жадно

Пусть в помыслах твоих Итака будет

конечной целью длинного пути

И не старайся сократить его, напротив,

на много лет дорогу растяни,

чтоб к острову причалить старцем —

обогащенным тем, что приобрел в пути,

богатств не ожидая от Итаки

Какое плаванье она тебе дала!

Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь.

Других даров она уже не даст

И если ты найдешь ее убогой,

обманутым себя не почитай.

Теперь ты мудр, ты много повидал

и верно понял, что Итаки означают.

Я очень признательна всем своим друзьям, родителям и мужу за ценные советы, поддержку и участие, а также отдельно хочу выразить глубочайшую благодарность Майе Кучерской, без которой эта книга не только не увидела бы свет, но и, возможно, никогда не была бы написана.