Д. Томас - Белый отель

II

«Гастейнский дневник»

Она наткнулась на выступающий корень дерева, упала, поднялась и снова бросилась вперед, не разбирая дороги. Бежать было некуда, но она все равно бежала. Позади все громче раздавался треск палой листвы под ногами преследователей, ведь они мужчины и двигались быстрее. Даже если удастся добраться до края леса, там тоже наткнется на солдат, которые ждут, когда она покажется, чтобы застрелить, но и несколько мгновений жизни казались драгоценным даром. Однако они не помогут. Спастись невозможно, разве что превратиться в одно из этих деревьев. Она охотно отдала бы сейчас свое тело, полнокровную человеческую жизнь, чтобы застыть здесь и смиренно существовать, стать домом для пауков и муравьев. Солдаты прислонят к ее стволу карабины и полезут за сигаретами. Пожмут плечами, исчерпав легкую досаду, скажут, Всего одна сбежала, ничего страшного, и разойдутся по домам; но она, дерево, преисполнится счастьем и листья ее воспоют благодарность Господу, а солнце тем временем в последний раз сверкнет сквозь ветви и опуститься за лесом.

Наконец, она рухнула на жесткую землю. Пальцы наткнулись на что-то холодное и твердое; разбросав листья, она увидела стальное кольцо люка. Заставила себя встать на колени, взялась за него и потянула. Только что вокруг стояла тишина, словно солдаты прекратили поиски, но сейчас снова затрещали кусты за спиной, совсем рядом. Она вложила все силы в последний отчаянный рывок, но люк не поддавался. На жухлые листья легла чья-то тень. Она закрыла глаза и стала ждать, когда вокруг все взорвется. Потом подняла голову и увидела искаженное испугом детское лицо. Как и она, мальчик был обнажен, из сотни порезов и царапин струилась кровь. «Не бойтесь, тетенька, — произнес он. — Я тоже живой». «Тихо!» — сказала она ему. Люк не поддался ни на миллиметр. Она велела мальчику вместе с ней ползти в густой подлесок. Возможно, солдаты примут кровь на их спинах за красные пятна на пестро окрашенной листве. Но тут же почувствовала несильный, почти осторожный толчок в плечо: одна за другой, в нее впились пули.

Ее тихонько тряс контролер, и она, извинившись, стала возиться с запором сумочки. Как глупо, он не поддавался, словно стальное кольцо люка во сне. Наконец, раздался щелчок, она нашла билет и протянула контролеру. Он пробил в клочке бумаги дырку, отдал ей. Когда дверь вагона закрылась, она одернула на себе платье в черно-желтую полоску, приняла более приличествующую даме и удобную позу. Быстро посмотрела на сидящего напротив военного, — он вошел в купе, пока она спала, — поймала ответный взгляд, почувствовала, как лицо заливает краска и стала рыться в сумочке. Она успела заметить, что у юноши, с которым только что спала (в переносном смысле) изумрудные спокойные глаза. Она подняла свой томик и снова углубилась в чтение. Время от времени бросала взгляд из окна и улыбалась.

Все здесь умиротворяло: мерный стук колес по шпалам, шуршание переворачиваемой страницы, шелест газеты в руках попутчика.

Молодой человек не понимал, как можно радоваться, глядя на бесконечную унылую серо-коричневую равнину за окном вагона. Она улыбалась не своим воспоминаниям или в предвкушении чего-то приятного, созерцание пейзажа доставляло ей явное удовольствие. При этом ее привлекательное, но несколько увядшее лицо совершенно преображалось. Она казалась чуть полноватой, однако с хорошей фигурой.

Одна из улыбок превратилась в зевок, она сразу подавила его. «Хорошо выспались», — заметил он, опустив газету на колени, компенсируя небольшую дерзость дружелюбной улыбкой. У дамы покраснели щеки. Она молча кивнула, снова бросила взгляд за окно. «Да, — произнесла она наконец. — Хотя скорее умерла, чем спала». Ответ сбил его с толку. «Все эта жара, ни капли дождя», — продолжила она. Юноша откликнулся: «Да, вы совершенно правы». Он не знал, как продолжить разговор, и она вновь взялась за книгу. На несколько минут углубилась в чтение; потом в очередной раз подняла глаза к окну, и вид иссушенной равнины за проносящимися мимо телеграфными столбами снова вызвал улыбку.

«Интересно?» — он указал на книгу, лежащую на коленях дамы. Она молча наклонилась вперед, протянула ее спутнику и осталась так сидеть, не выпрямившись. Он озадаченно разглядывал черные и белые пятнышки, казалось, прыгавшие по странице в такт движения вагона, как полосы на платье незнакомки. Юноша думал, что увидит какое-нибудь легкое чтиво, слегка опешил и сначала, по какой-то неведомой причине, вообразил, что книга на тамильском языке. С языка уже готова была слететь фраза «Так вы лингвист?» Но тут он сообразил, что это запись какой-то музыки. Между нотами напечатаны фразы на итальянском, он взглянул на обложку (жесткий переплет затрещал под пальцами), увидел имя «Верди». Юноша возвратил ей книгу, объяснив, что не разбирается в нотах.

«Она прекрасна», — дама провела по обложке ладонью. Потом добавила, что решила воспользоваться свободным временем, чтобы разучить новую партию. Жаль только, что она слишком мелодична, нельзя петь в полную силу. Он попросил ее не стесняться и порепетировать — это развеет скуку от созерцания проклятой бесконечной равнины за окном вагона! Дама, улыбаясь, объяснила, что имела в виду другое; она устала, чтобы голос не сел, необходимо отдохнуть. Ей пришлось срочно прервать гастроли и отправиться домой на месяц раньше. Единственное утешение в том, что снова увидит своего мальчика. Сейчас за ним присматривает мать; хотя ребенок любит бабушку, ему не очень весело постоянно сидеть вместе с пожилой женщиной. Он будет страшно рад, что мама приехала раньше. Она не послала им телеграмму, хотела устроить сюрприз.

Молодой человек сочувственно кивал, слушая это скучное объяснение. «А где его отец?» — поинтересовался он. «Ах, кто знает?» — она опустила глаза на партитуру оперы. — «Я разведена». Он сконфуженно извинился, вытащил портсигар. Она отказалась от предложенной сигареты, но сказала, что любит запах табака, он не раздражает горло. К тому же, в ближайшее время не собирается петь.

Закрыв свой томик, она с грустным видом посмотрела в окно. Юноша решил, что дама вспомнила своего бывшего мужа, и тактично молчал, дымя сигаретой. Ее соблазнительно высокая грудь, обтянутая черно-желтой тканью, бурно вздымалась, словно от волнения. Длинные прямые черные волосы окаймляли лицо с чуть тяжеловатыми чертами; влекущий изгиб губ несколько сглаживал впечатление от немного крупного носа. Она была смуглой, но на него произвела более чем благоприятное впечатление, особенно после трех лет воздержания.

Молодая женщина думала о клубах дыма, которые тянулись за их паровозом. А еще она увидела этого милого юношу, холодного и недвижимого, лежащего в гробу. С большим трудом заставила себя успокоиться и дышать нормально. Чтобы отвлечься от подобных ужасных вещей, стала расспрашивать своего спутника. Выяснилось, что он во время войны попал в плен и теперь возвращается к семье. Сочувствие (он был бледным и худым) сменилось на ее лице радостным изумлением, когда он произнес «профессор Фрейд из Вены». «Ну конечно, я о нем слышала!» — воскликнула она, сразу повеселев. Она восхищалась его работами и в свое время думала обратиться за консультацией, но к счастью необходимость в его помощи исчезла. Каково это, быть сыном такого знаменитого человека? Он скорчил гримасу и молча пожал плечами. Примерно подобной реакции она и ожидала.

Однако юноша совсем не завидовал славе отца. Он лишь хотел найти молодую жену, остепениться, пустить корни. Наверное, быть певицей, которую всегда просто разрывают на части, страшно тяжело? Нет, ответила дама; обычно такого нет. Она впервые едва не сорвала голос. Сделала глупость, взялась за роль, которая требует высокого тембра и гораздо более сильного голоса. Вагнер ей вообще не подходит.

Поезд, который безостановочно мчался примерно два часа, проносясь мимо огромных городов даже не замедлив хода, теперь, к их удивлению, замер, добравшись до маленькой тихой станции в середине бесконечной равнины. Здешнее поселение даже нельзя назвать деревней — из окна виднелись всего три или четыре домика и острый шпиль церкви. Платформа была пустой, но узкий проход вагона мгновенно наполнился суетливым движением, толкотней, криками, они увидели, как поезд изверг из своих недр пеструю массу народа. Паровоз дернулся, набрал ход, оставшиеся неуверенно поставили чемоданы на землю. Вскоре деревушка скрылась из виду. Равнина стала еще более пыльной и пустынной.

«Да, дождь нам сейчас бы не помешал», — произнес юноша. Женщина вздохнула. — «Но у вас впереди целая жизнь. В таком возрасте мрачные мысли совсем ни к лицу. Для меня, разумеется, это правда. Мне почти тридцать, я разведена, уже не так привлекательна, через несколько лет потеряю голос, так что мне действительно нечего ждать от жизни». Она прикусила губу. Молодой человек почувствовал легкое раздражение, ведь она пропустила мимо ушей или неправильно поняла все его реплики. Но от волнения ее грудь снова стала бурно вздыматься, и только лежавшая на коленях газета помогла скрыть охватившее его возбуждение.