Александр Щёголев - Двое на дороге

(ТЕХРЕДУ: ОТДЕЛИТЬ ПУСТОЙ СТРОКОЙ)

Небылица, которую задумал написать Оборвыш, была примерно такого содержания. В одной стране, существующей неизвестно где, обитали смешные симпатичные зверьки. Они имели дома, деревни и города, их мир был прост и незыблем, и очень походил на мир людей, но в нём была одна особенность, если не сказать — странность. В жилах этих зверьков вместо крови текла Жизненная сила. Когда кому-нибудь из них было плохо, когда сил почти не оставалось, он останавливал первого же повстречавшегося путника и отпивал из его жил немного драгоценной жидкости. И тот не спорил, не вырывался, охотно делясь с нуждающимся. Так было заведено у них издавна, и казалось всем привычным, правильным и даже естественным. Очень добрый это был мир.

Беда, пришедшая в описываемую страну, началась с пустяка. Однажды у обычного, среднего, ничем не примечательного зверька родилась вполне разумная мысль: чего ради он должен отдавать часть жизненной силы первому встречному? И перестал зверёк это делать, радуясь собственной сообразительности. А затем через некоторое время ему пришла в голову другая простая мысль. Если каждый случайно встреченный незнакомец с готовностью поделится с тобой самым дорогим, было бы глупо этим не воспользоваться! Стал он жить по новым правилам и очень быстро сделался неизмеримо сильнее, энергичнее, умнее любого из собратьев. А его вполне разумные идеи расползлись вскоре по городам и деревням, находя подражателей. Собрал тогда зверёк всех единомышленников вместе и быстро подчинил своей воле этот беззащитный мир. Организовал он его совершенно по-новому. Отныне путники не могли так просто поделиться друг с другом Жизненной силой — общество было разделено на классы, и пить её разрешалось только вышестоящим у нижестоящих. Единственным существом, притронуться к жилам которого никто не имел права, стал Верховный Зверь, то есть тот самый ничем не примечательный зверёк. Он же мог пользоваться услугами кого пожелает. И вновь мир замер на долгие года. Но однажды кому-то из ближайших помощников Верховного Зверя явилась новая вполне разумная мысль: с какой стати из их повелителя нельзя пить вожделенный эликсир? Чем он отличается от прочих? Пробрался этот догадливый зверёк в спальню Верховного Зверя, и, пока тот спал, высосал всё, что в нём было. Умер правитель. Но и преемник его, увы, не пережил следующий день: то ли слишком велика оказалась для него порция жизненных сил, то ли наоборот — чудодейственная жидкость застоялась в жилах властителя, превратилась в яд.

С тех пор это странное общество не может найти покой. И к старому положению вещей нет возврата, поскольку идеи Верховного Зверя прочно вошли в быт. С другой стороны — и новое никак не устоится, потому что объявилось множество переполненных жизненными силами зверьков, которые пытаются выяснить, кто же из них верховный. Вот как могут искалечить хороший мир несколько вполне разумных мыслей, осенивших какое-нибудь среднее, ничем не примечательное, симпатичное дитя этого мира.

Когда небесная твердь приобрела дневную голубизну, когда раскрылась листва на деревьях, укутав лес спасительной тенью, когда дорога окончательно оправилась от нашествия ночных кровопийц, Оборвыш проснулся.

Было уже позднее утро, жаркое и шумное. Он сладко потянулся, представив, как забавно выглядит со стороны. В самом деле: вид болтающегося на ветке человеческого тела, будто пойманного в сеть, мог бы вызвать у случайного зрителя бодрый смех, если бы не был таким привычным. Оборвыш огляделся. Пузырь отсутствовал, хотя повозка его стояла внизу, а топтун пасся неподалёку. Впрочем, нет! Вон он — неторопливо брёл сюда, усердно волоча ещё одну повозку. Оборвыш изогнулся, схватился руками за ветку и ловко вылез из постели. Затем аккуратно свернул плетёное ложе, сунул верёвочный ком в заплечник и принялся спускаться с дерева. У него было прекрасное настроение, потому что сегодня ему предстояло писать новую небылицу.

— Ну ты и спать! — сказал Пузырь, подойдя. — Я успел позавтракать, сбегать к дороге, выменять повозку, а ты только глаза продрал.

— Мне же не нужен завтрак! — пошутил Оборвыш.

— Хорошо тебе, — отдуваясь продолжил Пузырь. — Всё барахло с собой носишь. А мне — вставай чуть свет, иначе товар мигом уведут.

— А зачем тебе вторая повозка?

— Как зачем? Больше товара можно возить. К тому же зря я топтуна покупал, что ли? Пусть две повозки тащит. Одну я и сам могу.

— Ты серьёзный человек, — похвалил Оборвыш. — Ты истинный хозяин дороги.

— Да-а! — Пузырь трогательно порозовел. Окинул друга снисходительным взглядом и вдруг недоумённо воскликнул. — Слушай, по-моему ты за ночь ещё похудел!

— Ты просто сам потолстел, — весело отозвался Оборвыш.

— Не знаю… — недоверчиво сказал Пузырь.

Столь мелкое событие недолго нарушало его душевное равновесие. Он пробормотал еле слышно: «Чудеса!», задумчиво поскрёб живот, но заботы взяли своё.

— Ладно, мыслитель. Надо идти.

Наливающаяся жаром небесная твердь поторапливала. Пузырь запряг топтуна, потом Оборвыш помог прицепить вторую повозку, перегрузить на неё часть мешков, и бывшие друзья отправились прочь из леса. Пузырь начал рассказывать взахлёб что-то про мясо крылатиков — какое оно вкусное, про городских менял — какие они жулики, про способ превращения обыкновенного древесного сока в настоящий огненный дурман, но Оборвыш не мог его внимательно слушать, потому что высматривал, где бы ему устроиться поудобнее, потому что придумывал, как бы потактичнее отвязаться от этого неугомонного перекупщика. Руки у него чесались от сладостного нетерпения, в голове одна за другой вызревали отточенные фразы. И когда бывшие друзья вышли к дороге, Оборвыш почти уже решился объявить напрямую, что их пути расходятся, но в этот миг настало время приключений.

Раздался истошный визг. И тут же кто-то закричал, надсаживаясь:

— Вертень! Смотрите, вертень!

На дорогу обрушилась паника. Люди заметались. Пузырь замолк на полувдохе, лихорадочно озираясь, а через мгновение взорвался воплем, глядя почему-то Оборвышу в лицо налившимися страхом глазами:

— Вон он! Вон там!

Пальцем Пузырь указывал вдоль дороги — назад, и Оборвыш послушно обернулся. Действительно, шагах примерно в тысяче вырастал огромный чёрный столб. Он поднимался быстро, беззвучно, становился выше и выше, из него вылетали какие-то палки — приглядевшись, Оборвыш увидел, что это деревья. Ещё из столба сыпались непонятные точки, и он вдруг осознал, содрогнувшись, что это люди.

— Далеко, — успокаиваясь, произнёс Пузырь. — Слава Небу, далеко…

Оборвыш молчал, ошарашенный. Происходящее казалось нереальным. Столб между тем, извиваясь, достиг небесной тверди, и сразу же низ его оторвался от земли. Вертень стал подниматься вверх, на глазах укорачиваясь, утоньшаясь, бледнея, и вскоре исчез в утреннем небе, улетел в недоступные воображению высоты. Пузырь вытер вспотевшее лицо рукавом.

— Жуть, — сказал он. — Я такое уже видал раньше.

Говорить Оборвышу не хотелось. Любой звук казался кощунственным. И к бумаге тоже что-то перестало тянуть. Подарив полжизни деревне, он не встречался ещё с настоящим вертнем. Однажды в детстве эта штука поднялась неподалёку, но отец тогда загнал его в продуктовую яму, заставил спрятаться. Теперь же он собственными глазами увидел, на какие ужасы способна природа в извечной борьбе с человеком.

Полные тяжёлых дум, бывшие друзья зашагали по дороге в сторону города. Позади остался чудовищный завал из деревьев, да россыпи искалеченных тел-точек. Топтуна Пузырь вёл на верёвке — он бойко семенил следом, без труда справляясь с обеими повозками. Бывшие друзья шли вместе. Их ждали в городе дела, каждого — непонятные другому, но, несомненно, очень важные. Они не разговаривали. Только Пузырь в самом начале пути проворчал:

— Что-то зачастили к нам вертни. Вчера был у нижних ворот, сегодня — здесь. Не хватало, чтобы и завтра эта дрянь где-нибудь вылезла.

А через некоторое время мрачно подытожил:

— Не к добру всё это.

И затем уж замолчал: не о чем было больше говорить.

Вертень скрылся в занебесье, временно оставив мир в покое, но твердь небесная долго ещё была серой, неприветливой. Впрочем, стихия угомонилась окончательно, и когда пришла пора полуденного сияния, над лесом уже нависал привычный раскалённый купол. Не ожидая первых вспышек, бывшие друзья свернули с дороги в лес, чтобы найти в тени местечко поудобнее.

Внезапно Пузырь прошипел:

— Прячемся, быстро! Прячемся!

Лицо его исказилось ненавистью.

— Зачем? — Оборвыш остановился. Пузырь торопливо поволок топтуна с повозками вглубь леса.

— Ты что, не видишь?! — обернулся он на ходу. — Стражники!.. Сюда, за мной давай!

С дороги спускалась довольно странная процессия. Три топтуна тащили сколоченное из тонких брёвен сооружение, напоминающее небольшой загон для скота, к углам которого приделаны колёса. На боковых брёвнах с каждой стороны сидело по пять человек, вооружённых копьями и мечами. Ещё один шёл впереди — вёл топтунов за собой. Судя по всему, стражниками являлись именно они. Оборвыш впервые видел стражников. А внутри загона брело несколько полуголых людей. Очевидно, это был особый загон — для двуногого скота.