Владимир Юрков - Марк Исаевич Волькенштейн

Началась контратака, я отвлекся, докатились до ворот, потом снова в атаку устремились - вдруг слышу - говорит: сколько можно Алле в старой шубе ходить, зима на носу, а дочь не одета. Хоть до зимы еще полгода, но отвечаю - позвони Гарику у него ее мерки есть - пусть сошьет. Волка ноги кормят - сам и приедет. Отвечаю, а в тоже время наблюдаю - как события на поле разворачиваются... ах! Черт! Свисток! Первый тайм закончен.

Откинулся я на спинку кресла, руки на затылок положил - можно и отдохнуть теперь... только слышу:

- Какой же ты у меня равнодушный! Ничем не интересуешься! Купи... позвони... никакого участия в семейных делах... Что диван, что дочери шубу - тебе все равно, промямлил, буркнул и в свой футбол вперился.

Я молчу и не оборачиваюсь. Жду... Что еще она скажет. В ответ - тишина. Слышу - встала и на кухню ушла.

- И что? - спрашиваю я.

- А вот то и интересно, что ничего.

Еще второй тайм не закончился, а она уж Гарику звонила, битый час без умолку болтала. Поздним вечером сантиметром старый диван мерила. Вот уж три дня прошло - все тихо спокойно. Что на нее такое нашло? Какая муха укусила? Столько лет прожили... я всегда такой был, и никогда - ничего, все нормально было, а теперь вот - равнодушный!

Марк Исаевич умолк. Видно было, что он пригрустнел и крепко-накрепко задумался. Какая-то мысль неустанно сверлила его разум.  Губы его шевелились и, сквозь неясное бормотание, время от времени можно было расслышать слово «равнодушный», произносимое с различными интонациями.

Не знаю, честно говоря, сколько времени прошло, и даже не помню выкурил ли я сигарету или же начал новую, но вдруг Марк Исаевич вздрогнул, как вздрагивает неожиданно разбуженный человек

- Равнодушный - гордо произнес он, поднимая голову. - Равнодушный! Я и есть равнодушный!

- Да что вы так себя, Марк Исаевич! - Завозмущался я - сами же говорили про бабью болтовню...

- Не в этом дело, пес с ней, с бабьей болтовней... - продолжил он свою мысль - ты вслушайся в слово «равно-душный»... «Рав-но... душ-ный» - произнес он по слогам.

- Я, в ответ, молчал, поскольку не понимал ничего из того, что он говорит, кроме пустого, ничего не значащего слова.

- Ну... ну... Вевик! Давай-давай, думай! Вслушайся, вслушайся в звучание... «Ра-в-но-душ-ный» - Марк Исаевич сделал паузу и еще раз сказал, но уже более жестким тоном - «равно-душный»!

- Я издал какой-то неясный звук, который чем-то напоминал свист старинного паровоза и замолчал. В голову не лезло ничего.

- Ну, Вевик, ну же, догадывайся! - заухмылялся он и произнес знаменитую фразу из старого (даже по тамошним временам) фильма «Напарник» - Учись, Студент, пока я жив!

(Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, как много подобных фраз мы произносим походя, совершенно не задумываясь о их истинном значении. Вот и я учился у Марка Исаевича, даже не подозревая насколько мало ему осталось...)

- Я - пас! - проговорил я, уныло махнув рукою вниз, при этом зацепившись окурком о перила балкона. Объясняйте...

- Равно-душный подходит ко всему с РАВНОЙ душой, ни кому не выказывая предпочтения, но, при этом, никого и не обделяя. Равность! Равенство души! Ведь это, и в самом деле, я! Валька права!

Я смотрел на него не отрываясь, удивляясь поворотам его умозаключений и, в тоже время, удивляясь - до чего же все его рассуждения логичны.

- Вот на днях я тоже получил от нее нагоняй, за то, что Кронгаузу-сыну помогаю по сопромату, а с родной дочерью не займусь. По ее мнению - Кронгауз-младший пусть подождет. Но ведь он меня попросил, а Алла-то не просила. Да и так, подумать, - человек просит помощи, а я ему в ответ - погоди, милый, мне дочь дороже! Срам-то какой! Вообрази пожарника, который говорит - подождите малость, я тут своему ребенку сказочку дочитаю. Ведь ложится спать мой ребенок, а горят-то чужие!

- Значит, по-вашему, равнодушный - не значит плохой - я наконец нашел что сказать.

- Ну, про «плохой» это разговор отдельный. Мое мнение - «плохих» не бывает, как не бывает и «хороших». У каждой медали две стороны. Но я не про это. А про то, что «равнодушный» и «безразличный» - не одно и тоже. И если на «безразличного» я не согласен, то «равнодушный» - это точно я.

- Теперь, понимаю - ответил я, на самом деле с трудом успевая за полетом мысли Марка Исаевича.

- И еще, про одно! - На этом месте он поднял указательный палец вверх, и, потрясая рукою, тыкал им себе в угол правого глаза. - Про женщин!

Мы, нередко, удивляемся, а, иной раз, и смеемся над их, женской, логикой, но, запомни - это все глупая мужская бравада и больше ничего. Женщины, как мне думается, понимают истинный смысл слов, их душу, их исконное значение, не связывая себя наклеенными на них ярлыками, традиционными, устоявшимися, значениями. Мужчина думает, а женщина ощущает.

Вот и получается, что Валя заметила, что я, и к футболу, и к домашним заботам, и к дочери, и к друзьям отношусь с одинаковым вниманием. И сказала «равнодушный», имея в виду «ко всему равный», а я воспринял это как «безразличный» и даже обиделся немного, поскольку безразличия в своих действиях не видел. Нужен диван - выбирай по своему вкусу. Надо шубу - давай сошьем. Я не говорил - какая мне разница - я принял решение, причем такое решение, какого она и хотела.

Так, что прежде чем обижаться, подумай - есть ли над чем!

Сын еврейского бога мудро заметил про вторую щеку. Не торопись мстить - сначала убедись, что тебя действительно ударили... - здесь он немного заблудился в словах, сплюнул и продолжил - нет, нет, даже не то, что ударили, а хотели ли тебя ударить со злобой. Ведь иной раз и ударишь человека, но невзначай, не желая, по ошибке, черт возьми, Не торопись... никогда не торопись с выводами в жизни. Может и третью щеку иной раз надо подставить, и четвертую... Сделать что-либо намного проще, чем потом исправить... Вот - соль жизни.

Я слушал, восхищаясь его мудростью, интересными, замысловатыми речами, но... думал, к стыду своему, не о том, что он говорил, а совсем о другом... О том, как было бы хорошо, жениться на его прелестной дочери и жить всем вместе, одной семьей. И вырастить еще одно поколение Волькенштейнов...

Но жизнь сложилась иначе...

А смысл, того, что мне говорил Марк Исаевич, я начал понимать много позже...

Марк Исаевич был страстным любителем купания, несмотря на то, что родился и вырос в центре Москвы, между улицей Горького (ныне Тверская) и Пушкинской улицей, в переулке имя которого я позабыл. Он купался всю жизнь. Даже в последние годы, когда тяжело болел, находил в себе силы съездить на юг для того, чтобы искупаться. Да, купаться Марк Исаевич любил только в теплой воде. Поклонником «моржевания» он никогда не был и всегда смеялся над любителями этого, называя их «хуями моржевыми». Хотя, и по его словам, и по свидетельствам очевидцев, он купался, и в холодной Неве, возле Петропавловской крепости, и в совсем ледяном Ладожском озере, близ Шлиссельбурга.

Начало 90-х годов было ознаменовано довольно теплой летней погодой. Я помню, что в 92 году даже купил себе вентилятор и, что самое главное - пользовался им, никогда доколе не помышляя о необходимости иметь в Москве подобное устройство.

И вот - теплым июльским днем Марк Исаевич отправился на близлежащие пруды искупаться. Поскольку он шел пешком, то ни денег, ни кошелька с собою не взял, но прихватил, только что привезенные его дочерью их Арабских Эмиратов складные солнцезащитные очки, поскольку с возрастом его глаза стали болезненно реагировать на яркий свет. Эти очки, которые помещались в небольшом кожаном портомне он засунул в задний карман брюк, решив надеть их только после того как искупается. Поскольку к очкам, тем более темным, он непривык и ходить в них не решался. Для улицы он прихватил мягкую соломенную шляпу с огромнейшими полями, дающую неплохую тень. В этой шляпе, которую кстати он фанатично любил, Марк Исаевич напоминал Страшилу из сказки «Волшебник из страны Оз», только иголок и булавок не хватало.

Искупавшись, Марк Исаевич подошел к тому месту, где он сложил свою одежду, с желанием проверить действие новых очков.

Каков же его охватил ужас, когда среди своей одежды он не обнаружил брюк! Шляпа была на месте, подстилка для сидения тоже, рубашка, ботинки, носки - все было, а вот брюк не было. Украли! Сначала он не мог понять - зачем. Во-первых, при всем своем богатстве, Марк Исаевич был очень скромен. Как сам он выражался - «по-советски». У него было много хороших дорогих вещей, но ходил он в них только в исключительных случаях. Поэтому на пляж он пошел в латанных-заношенных брюках невесть какой давности, украсть которые мог только, либо полный идиот, либо совершенно отчаявшийся человек. А во-вторых, у Марка Исаевича был очень интересный размер одежды, точнее - рост, который он сам называл «бутылочным» - ноль семьдесят пять. Марк Исаевич был невысок, даже очень и при этом полноват. Поэтому он многие годы спокойно оставлял свою одежду на всевозможных пляжах от Юрмалы до Анапы и никто никогда на нее не покушался... И вот тебе - здрасьте!..