Валерий Винокуров - Небо над полем

А ведь матч-то меня захватил еще до судейского свистка. Ну, представьте себе: вдруг на поле вышел Катков, и пока шла разминка, стадион гудел. Можно даже сказать — зрители не сводили с него глаз.

Все как будто при нем, только едва заметно тяжеловат в беге, зато во время игры ни одного лишнего движения, все экономно, быстро. В паузах мгновенно расслаблялся. Каждый пас — с умом. Даже чем-то напоминал Стрельцова, хотя между ними пролегла целая футбольная эпоха. Когда мяч попадал к Сергею, игра словно расцветала. С его паса и забил Минин в первом тайме гол — в общем-то, в голе том ничего запоминающегося не было, хотя я знаю: многие футболисты помнят все свои голы, даже самые заурядные и бестолковые.

Но в начале второго тайма случилось такое, чего я никогда в жизни не видел и не знаю, увижу ли когда-нибудь.

Минин спровоцировал пенальти. На скорости ворвался в штрафную, и не успел еще защитник вступить с ним в борьбу, зацепил одной своей ногой другую и картинно так рухнул будто подкошенный. Конечно, вовсе не был он оригинален: когда-то этот номер здорово проделывали и другие футболисты. Но судья попался на приманку и назначил пенальти. Поначалу хотел бить сам Минин, однако Катков — с явной грубостью, вообще-то ему не свойственной, — оттолкнул Минина от мяча.

Вот на что я обратил тогда внимание. Уже перед разбегом Сергей глянул в сторону. И не на скамейку своей команды, а на ту, где сидели запасные соперника. По-моему, он на Веретеева посмотрел. Повторяю: по-моему. Позднее я спрашивал Сергея об этом эпизоде, но он вяло пожал плечами: разве во время матча думают о постороннем?

Стадион тогда ахнул горестно, отчаянно, потом смолк и встревоженно загудел. До конца матча он гудел, больше ни на что не реагируя. Даже ответный гол — забитый на радость веретеевского начальства — не тронул стадион.

Мяч просто срезался с ноги? У Каткова? У Каткова, который забивал все пенальти в своей жизни, даже в тот год анекдотических послематчевых пенальти. Значит, он забил бы, если бы захотел? Значит, он намеренно не забил? Не захотел нечестного гола? А ведь забей — и соперник уже не отыгрался бы.

Едва прозвучал свисток, я помчался вниз. Я застал футболистов, уходящих с поля, как раз в душном туннеле.

Бетонные плиты под все еще напряженными ногами словно подрагивали. Святослав, шедший рядом с братом, спросил, и я отчетливо слышал все слова:

— Ты волновался?

— Да, — ответил Сергей.

— Я просил: выпустите меня — забью. Я забил бы.

— Конечно. Любой — забил бы.

Объяснялись между собой два других футболиста.

— Он всегда был таким — мы просто не замечали. Савельев ему не простит.

— Хорошо, что проучил этого пижона.

— Проучил? Он и не собирался. Не про него он думал, а про завтрашний день. Про будущее. Про чье? А ты не понял? Не про твое и не про мое. Своего брата.

— Только брата? Почему — только его?

Я поспешил в раздевалку вслед за всеми. Не знаю, остался ли доволен моим бесцеремонным вторжением Савельев, но мне он все-таки кивнул.

Едва Сергей опустился в кресло, вырос перед ним возбужденный Минин.

— Ну, что, доказал?

— Тебе я ничего не доказывал, — спокойно ответил Сергей. — Никогда. — Он и не смотрел вверх, в лицо разгоряченного Минина.

— Может, ты и победить не хотел?

В ответ Сергей вяло спросил:

— Разве нужна нам такая победа?

— Очков нет, а ты принципы свои! Может, вам с братцем и не надо такой победы, но «Звезде» сейчас нужна любая.

Сергей по-прежнему смотрел на свои вытянутые ноги.

— Как раз ей и не нужна, — сказал он.

— Ты-то откуда знаешь, что нам надо? — упирался Минин.

Вот теперь Сергей вскинул голову. Думаю, что ответ его слышали все.

— Я знаю. И ты тоже еще узнаешь. Да раньше я все подряд забивал Даже самые подлые вроде сегодняшнего пенальти. Потому что глупым был.

— За зиму без футбола — поумнел? — прокричал Минин.

— Жаль. Надо было врезать тебе там, на поле, чтоб все видели.

— Вот как ты заговорил? воспользовался завалом — верховодить пришел? Не пройдет, Серега!

Не причислял я «Звезду» к тем командам, которые были мне особенно симпатичны, — стабильный середняк только и всего. Драма, какую она переживала, не была необычной или выходящей из ряда драм, то и дело потрясающих футбольные клубы. Однако вот о чем следовало не забывать: каждая команда переживала свою, похожую на десятки других, драму по-своему, в каждом случае рождался свой выход, то есть вопрос сводился к тому, какой выход из кризиса найдет «Звезда». В этом, кстати, тоже проявляется уникальность футбола.

Как и в том, что падения футбольных икаров переживаются иначе, чем где-либо в другом мире. Даже если им самим и не больно падать, нам, зрителям, внимательно и придирчиво следящим за их судьбами, — больно, словно это наши души падают на колючие камни бесславия, в бездну крушения еще недавно окрылявших надежд.

Точно так же обстоит дело и с командами…

Вынужден был вмешаться тренер, но вмешательство его оказалось совсем не таким, какого от него ждали.

— Задержись на пять минут, — сказал Савельев Сергею.

— Хорошо, — быстро ответил тот, стягивая взмокшую футболку.

Младший брат неотрывно следил за ним, готовый немедленно вступиться, защитить, хотя наверняка знал, что его Сергей не нуждается в чьей-либо помощи, как и раньше никогда в ней не нуждался.

Савельев, расхаживая по комнате, вынужден был думать о своих заботах и спорить с сестрой. Поведение сестры встревожило его: эта женщина редко находит верные житейские решения.

— Ты их не знаешь, — говорила она. — Но ты сам отыскал возможность узнать их. Именно отыскал. И не иначе.

— Ну, разве я сам? Мне навязал директор, ему — болельщики, это стадо горлохватов, — возразил Савельев.

— Ты хочешь, чтобы вместе со всеми тебе поверила и я? Они — твое спасение сегодня. А завтра что?

— До завтра еще дожить надо. И мы доживем, в этом ты не ошибаешься.

— Но как ты простил ему пенальти? Проглотил оскорбление, нанесенное — при людях! — в первую очередь тебе?

— Прежде всего, не мне. Более того, в данном случае он еще и прав. Из Минина никудышный артист. Грубо сработано. Хоть раз надо было его проучить.

— Значит, если бы тонко, то ты…

— Ничего это не значит. Но ты тоже действовала не слишком тонко. По отношению к Минину. Надо уметь ценить искренность. Хотя, в общем, я понимаю: ты вдруг увидела Сергея таким, каким никогда не знала. Это открытие тебя поразило? Нет? А вот я увидел его таким, каким никогда не знал, и это поразило меня. Как что-то новое в старой музыке. И именно в ту секунду, когда я должен был возмутиться. И заменить его. И больше не возвращать.

Ирина не спеша подняла трубку, набрала номер. В телефонной трубке забулькал какой-то голос. Ирина чуть ли не виновато улыбнулась.

— Может, покатаемся по городу? — спросила она. Ответ насторожил ее. — Чем ты занят? — Быстро взглянула на брата, тут же отвела взгляд в сторону. — Нет, нет… Зачем же?

Словно испугавшись, она бросила трубку.

— Минин отводит душу в коньяке? — спросил Савельев, усмехаясь и презрительно, и тревожно. — Это за ним теперь водится. Иногда я покрываю его слабости. И, между прочим, из-за тебя покрываю.

Он хотел было полюбопытствовать, куда сестра собирается на ночь глядя, но, поскольку знал ответ, промолчал. Ирина накинула на плечи шерстяную кофту.

Вечерний туман вползал с улицы в подъезд, и подъезд был погружен в сумрак, в глухоту. По улице же плыл гонимый ветром сырой туман.

Ирина, сразу озябнув, поправила кофту на плечах.

Соседний подъезд — такой же сумрачный. Дверь на втором этаже ей открыл Минин.

Еще из прихожей Ирина увидела в комнате на журнальном столике начатую бутылку коньяка: красивая этикетка сверкала. Валялись, поблескивая, на том столике фотокарточки. Со стены на нее смотрела она сама.

— Зачем тебе это? — Ирина кивнула головой в сторону журнального столика.

Минин не ответил, опустился в кресло.

— Зачем это? — повторила Ирина.

Взгляд ее скользнул в сторону, туда, куда поглядывал Минин: со стены, с огромного фото смотрели на них бегущие, обнявшиеся после удачного завершения атаки, еще юный Минин и капитан «Звезды» Сергей Катков.

— Это? — насмешливо удивился Минин. — Мой первый гол в высшей лиге. Пас мне дал Серега. Что? Я сегодня повесил это фото. И никогда не сниму. Даже если потребуешь. Даже — если ты.

Словно прозрение — Ирина вдруг поняла, каково значение футбола в жизни этих людей: он сильнее всего и всех в их жизни, с ним бороться бессмысленно, эти люди ему не изменят, они могут изменять другим людям и даже себе, но футболу не изменят, они перенесут тяжкие муки и горькие унижения, но отдадут футболу все силы, лишь бы не расставаться с ним.

Открытие ошеломило ее, подчеркнув, что она лишняя среди этих людей, подчеркнув вздорность ее претензий, бесполезность переживаний за брата и за себя тоже.