Алексей Швецов - Как я съел асфальт

Саша вспомнил тот случай и засмеялся. Это действительно было очень смешно. Точнее, тогда это не казалось смешным, а даже наоборот, казалось не очень смешным. А теперь, и только теперь, по прошествии лет, с накоплением жизненного опыта, с мудростью, понимаешь, отчетливо понимаешь, что это смешно.

Саша отправился умываться. А когда умылся, он оделся.

Телевизор Саша выключил. Телевизор, который заботливая Алла включила ему, чтобы он спокойно и сладко спал. Саша еще раз с теплотой и любовью подумал о супруге. А еще он подумал, что очень любит Аллу. И даже несмотря на свою влюбчивость, Саша четко и твердо знал, что не променяет свою Аллу ни на кого. Десятки Саш, сотни Инн, тысячи Ирин и миллионы Наташ не заменят ему одной Аллы.

Саша почувствовал прилив нежности к жене и почувствовал благодарность к Оле, которая их познакомила.

– Зачем? Почему? Почему Оля это сделала? Пыталась сделать с собой такое? Какой груз давил на нее? – спросил Саша у погасшего экрана телевизора.

Вопросов было много, а ответов он не находил. Пока не находил. Но он должен, обязан был выяснить и четко понять для себя, что же произошло с Олей.

Саша решил не ехать сегодня на работу. Решил не ехать не потому, что слишком устал или ему надоела работа. Саша решил заняться более важными на сегодняшний момент делами. Более необходимыми. Саша твердо решил ехать к Холодцу. Медиум определенно знал больше, чем сказал. Саша это отчетливо ощущал. И он хотел знать. Он тоже хотел знать то, о чем недоговаривал Холодец.

Двор в глубине Мясницкой встретил Сашу так же, как и в прошлый раз: настороженно и весьма холодно. Собаки, как Саше показалось – все те же собаки, трепали кость. Саша готов был поклясться, что это была та же самая кость. Только на этот раз собаки не бросились врассыпную – слишком уж они были заняты своей костью.

Никого не встретив, Саша вошел в подъезд. Ударившись головой о низко висевшую трубу, он воспринял это как должное, как само собой разумеющееся. Он выругался. Ругнулся беззлобно, не направленно, скорее, для порядка, чем от желания обругать кого бы то ни было. А потом поднялся по знакомой лестнице к квартире Холодца. Щемящая сердце тоска и беспричинное беспокойство снова овладели мыслями Саши. Ругательная надпись рядом с дверью Холодца, точнее, едкое замечание соседей относительно умственных способностей экстрасенса успокоило Сашу. Металлическая дверь квартиры Холодца была открыта, как и в прошлый его, Сашин, визит. Открыта, словно медиум ждал, словно догадывался, что Саша непременно навестит его.

Саша шел по узкому коридору, и ему казалось, что он шел по коридору из своего сна. Из того самого сна, где Саша видел странные часы. Часы, показывающие странное, точнее, необычное время. А еще он четко чувствовал, что двигался навстречу чему-то важному. Коридор был на этот раз еще темнее, и даже полоска света из-под двери была не такой яркой, не такой заметной, а даже какой-то блеклой и неприметной.

Саша вошел в ту самую комнату, тесную и загроможденную всякими колдовскими атрибутами. Белый маг в шестом поколении сидел за столом и что-то писал. Появление Саши не осталось незамеченным.

– Снова вы? – довольно холодно проговорил мужчина и с явным неудовольствием отложил на стол дорогую авторучку.

– Да, это я, – ответил Саша, отчетливо ощутив, что отпираться бессмысленно.

– Я слушаю вас.

– Я у вас уже спрашивал… – начал Саша. – Оля… она попала под машину…

– Что вы от меня хотите? – нетерпеливо перебил Сашу маг и волшебник. – Мы вроде бы выяснили, что ни к наехавшему на нее «Запорожцу», ни вообще к вашей Оле я не имею никакого отношения.

– Вы мне тогда сказали, что мотив ее поступков я должен искать в себе.

– И что?

– И я хотел бы знать, что это значит.

– Это ровным счетом ничего не значит.

– Как?! – возмутился Саша.

– Забудьте все, что я вам говорил. Забудьте об Ольге. Забудьте обо мне. Совсем забудьте.

Саша начал злиться. Он начал злиться и гневаться. И больше всего он гневался на себя. Саша злился на себя, оттого что не знает, как разговаривать с Холодцом, не знает, как заставить того рассказать о том, что он знает. Кулаки Саши непроизвольно сжались. Скулы напряглись. Напряглись до скрежета в зубах. Сашина злость была вызвана бессилием. И он, Саша, понимал это, четко понимал. Но также он ясно себе представлял, что ничего не может изменить.

– Я не могу забыть. Ничего не забывается. Это грызет, гложет меня. Я не могу упокоиться. Происходит нечто странное. А я не могу понять, что случилось. Вы могли бы забыть о руке, которую вам отрезают?

Саше показалось, что он привел удивительно правильное сравнение. Именно отрезанная рука. Саша чувствовал, что часть его жизни ушла безвозвратно. Словно стерта незримым художником. Словно от него, от Саши, отрезают по куску и оставляют истекать кровью в жесточайших раздумьях. Словно его, Сашин, элегантный плащ режут на клочки, а он остается терпеливым наблюдателем такого варварского надругательства.

Может быть, Сашин довод подействовал на Холодца. Но медиум как-то весь сжался, сделался меньше. На его лице промелькнуло что-то похожее на жалость.

– Поймите, – нотки сожаления и даже просительные нотки появились в голосе медиума, – я ничего не должен вам говорить. От этого будет только хуже. Не мне, а вам будет хуже. Вы сами должны все понять и во всем разобраться. И это точнее точного. Одному дается три дня, другому – девять, а кому-то, как вам, например, все сорок дней. За этот срок вам надо понять, постичь, переоценить все… всю жизнь. За это время надо все переосмыслить, понять, что не успел сделать, а по возможности исправить то, что можно исправить. А это, увы, не многим дано…

– Но… – попытался перебить Саша.

– Подождите! – властным взмахом руки остановил его Холодец. – Могу вам лишь посоветовать найти то место, откуда все началось. Тогда, и только тогда все станет ясно. Станет ясно и отчетливо понятно, что произошло. Там, где это началось, там это и закончится.

Саша четко осознал, что экстрасенс больше ничего не скажет. Он это понял по тому, как Холодец решительно взял со стола свою авторучку и принялся писать, всем своим видом показывая, что разговор на этом окончен.

Саша повернулся и ушел. Ушел, не прощаясь и не поблагодарив. Благодарить было не за что. Речь Холодца была неясной. Витиеватой и непонятной. Слова медиума были похожи на абстрактные работы Саши. В его картинах синяя полоса на желтом фоне могла означать все что угодно, от полоски моря на горизонте до небрежно брошенных брюк возле желтого дивана. Так и в словах экстрасенса Саша не увидел, не почувствовал особого смысла. Оставалось слишком много вопросов. Точнее, они все остались, эти вопросы. И ни одного ответа…

Саша вышел из подъезда, где проживал Холодец. Вышел задумчивым и даже озадаченным. Он совершенно не обратил внимания на глухой звук, разнесшийся по подъезду, после того как Сашина голова пришла в соприкосновение с низко висевшей трубой. Саша не заметил, не хотел замечать этого.

А еще Саше совершенно отчетливо не понравилось, как себя вел Холодец. «Возможно, – думал Саша, – он неплохой человек, а для кого-то даже и хороший, но вести он себя не умеет. Совершенно не умеет». Это Саша почувствовал четко и однозначно определил для себя. А потом он долго курил. Думал мысли и курил. И вспоминал тот день…

Как-то Леша позвонил ему, Саше, на рабочий телефон и убитым голосом спросил:

– Чем занят, старик?

Дело близилось к вечеру, и Саша уже собирался уходить с работы. Собирался домой.

– Ну, в принципе ничем, – ответил он тогда. – Леша, а это вопрос или все же предложение?

– Скорее, предложение… – Саша услышал, как Леша усмехнулся. – У меня, старик, настроение прескверное. Я, конечно, не хочу портить его и тебе, но надеюсь, что ты своим присутствием развеешь мои мрачные мысли.

– Что ты конкретно предлагаешь? – спросил Саша.

– Я сейчас сижу в маленьком уютном ресторанчике. Заметь, в модном ресторане. Сижу один. И искренне хочу, чтобы ты присоединился ко мне. Давненько мы не собирались чисто мужской компанией…

Саша молчал, а Леша продолжил:

– Паше я уже позвонил. Он будет. Так ты подъедешь?

– А Геше? Геше ты не звонил?

– Позвони ему сам. Ладно? У меня последнее время не получается разговаривать с ним. Он вечно торопится куда-то… вечно перебивает.

– Хорошо, Леша, я позвоню и приеду. Продиктуй адрес.

Саша записал название бульвара, где располагался ресторан, и позвонил Геше. Тот сразу ухватился за это предложение. Он долго говорил о том, что последнее время они мало встречались.

– Все вечно заняты… все куда-то вечно торопятся… – перечислял Геша. – А так чтобы встретиться, посидеть, вспомнить молодость… на это у нас времени не хватает.

Здорово, что ты позвонил… вот так спонтанно. Молодец просто! Я буду. Буду минут через сорок.