Юля Лемеш - Лежачий полицейский

Два дня пилила. Один день убирала труху от пиления. Потом решила, что рамки, привезенные из деревни, не стоят моих великих произведений. Купила кусок грубой шкурки и превратила их из старых в старинные. Чтоб труды не пропали зря, поверху покрыла морилкой и лаком, провоняв всю квартиру.

День приходила в себя. Выздоравливая от аллергии, вызванной лаком. Попутно грунтуя оргалит водоэмульсионной краской.

Ладно, приступим, а там – как сложится.

Карандаш в руке дрожал не то от возбуждения, не то от переусердия с пилением.

Что нарисовать?

Прокрутив в памяти воспоминания о лете, решила изобразить пейзаж с речкой, в которой ловила рыбу. И не смогла вспомнить, как деревья отражались в воде. Фиг с ними. Главное – что? Главное – начать. Условно разметила очертания берегов и леса.

Схватилась за краски. Какие выбрать? Выдавила всех понемногу, окончательно ошалев от запаха. И ринулась в процесс.

К утру прокуренная, со слезящимися глазами, посмотрела на результат. Ужаснулась и рухнула в сон, как в пропасть.

Во сне мне мерещился небывалый творческий подъем. Я виртуозно ударяла кистью, под которой возникал настоящий шедевр, достойный любого музея.

Встала больная на всю голову. Глаза болели жутко, как песку насыпали. Наугад тыкая ложкой в банку с кофе, я с трудом просыпалась. Проклиная курение вообще и себя в частности. А потом решила снова посмотреть на результат своей работы.

– В этом озере рыбы нет, – призналась я самой себе.

Пейзаж получился откровенно дохлый и плоский. Ни солнечного света, ни ажурных нежных теней. Таким только пятно на стене сортира прикрыть. Пробежалась кисточкой по небу, намечая легкие облака. Добавила бликов. Потом решительно намалевала сизые тени на траве. Зачем-то прорисовала на переднем плане травинки и цветы. Масло еще не сохло, и получалась обычная мазня.

Отмывая кисточки хозяйственным мылом, я обдумывала причины неудачи. Вот бы мне, дуре, на фотоаппарат тогда все заснять. Была бы сейчас кум королю и брат министру. Сиди себе, повторяй красоты русские. Пусть не профессионально, зато достоверно. Вернулась позлиться на свою первую картину.

– А в общем, и ничего. Для первого раза покатит. Но лучше не пыжиться и работать со знакомым материалом. Да ты, милочка, сама с собой разговариваешь.

Аккуратно вытерла кисти и погрузила их в специальную вазу, в которой они смотрелись, как диковинные цветы.

Непогода отбивала всякое желание совершать пешие прогулки. Батареи наконец затопили, но щелястые оконные рамы сифонили. Продувая квартиру насквозь. Пришлось смириться с неизбежностью и драпать в магазин за клейкой бумагой. Которая к утру благополучно отвалилась на фиг. Устроив мне подобие Нового года. Присобачив этот серпантин на место, я обругала всех производителей на свете. Особенно немецких, которые якобы приложили руку к моему несчастью. В этот раз бумага отваливалась сразу, даже и не думая сдерживать сквозняк. А к рукам клеится, зараза.

Надела теплый свитер и стала решать, что натворить дальше. Если пейзажист из меня никакой, надо выбрать новаторский подход к снаряду. Я вспомнила деревню, соседскую живописную старуху и нарисовала ее. Старуха получилась колоритная, с характером. Что надо старуха. Но места на картине оставалось еще много. Тогда я нарисовала старухину козу. Соответственно моему настроению, у козы получилась подлая рожа. Стоя на задних конечностях, животная гляделась глупо. Тогда я пририсовала ей гармонь – пусть веселит хозяйку, а чтоб вымя на болталось, прикрыла козью сиську юбкой. Раз коза постоянно шляется, объедая кусты, пририсовала на юбке пару заплаток, для достоверности.

Старухе одной плохо. Вон какая маленькая, хоть и полная. Пришлось изобразить большого мордатого деда с бородой. Который отдаленно смахивал на старика Нила. Работа над дедовым нарядом отобрала у меня ночной сон.

Воодушевленная полученным результатом, я схватила новый кусок оргалита и быстро нарисовала в той же цветовой гамме ту же парочку. Только теперь они пили чай из самовара. Оттопыренная дедова борода неплохо конкурировала с козьей. Чтоб козе было нескучно, возник маленький баранчик с барабаном. На третьем шедевре фигуранты зажигали в кадрили. Отставив ручки крендельком. Правда, невесть откуда прибавился пьяный в дупель петух.

С каждым разом моя фантазия разгуливалась все буйнее.

– Мы принимаем картины исключительно у местных художников, – вежливо сообщила мне обворожительная дама.

– Я и есть местная, – уверенно сообщила я. – С недавних пор и надолго.

– Ну тогда показывайте.

Придирчиво осмотрев расставленное, она посетовала на кошмарные рамы.

– Оригинальный примитивизм. Неплохо. Можно сказать – очень неплохо. Самобытно. Теперь расскажите о себе.

– Зачем? – скрывая испуг, спросила я.

– Как зачем? Если появится ценитель вашего творчества, он непременно захочет узнать про автора. Вы из Питера? Я вижу, вы где-то учились? Где именно? В академии, в «Мухе»?

Отрицательно помотав головой, я страшно расстроилась. Неужели сейчас все сорвется? Какую сказать ей правду? Может, лучше промолчать?

– Я в художке училась. В обычной.

– Итак, запоминайте. Вы недоучились на вечерних рисовальных курсах при Академии. Потом поступили в Академию, у вас случилось страшное несчастье, и вы ее не смогли закончить.

– Точно. Я – сирота, – отрапортовала я.

– Чудесненько! Что ж вы раньше не сказали? Сирота – это то, что нам надо. Извините и примите мои искренние соболезнования, – опомнилась она.

На этой оптимистической ноте мы расстались.

– Как только что-то продастся, я вам позвоню.

Я неслась первые сто метров, подпрыгивая от восторга. А потом решила шествовать медленно, с достоинством, чтоб не расплескать радость. Мне казалось, что каждый встречный подозревает, что случайно столкнулся с художником, у которого пять минут назад приняли на продажу десять картин.

По случаю торжественного события в магазине была приобретена бутылка кагора. Который я намеревалась употреблять в исключительно целебных целях. К нему следовало купить что-то вкусное. Последняя идея оказалась трудновыполнимой. В магазинах продавалось примерно то же, что и в больших городах. Только значительно дороже и просроченнее. Из мясных продуктов преобладали куры местного происхождения. Которыми горожане питались по праздникам. Кура не соответствовала моему настроению. Мне хотелось чего-то неординарного. Например, натуральной ветчинки. Чтоб от ее аппетитного запаха дрожали ноздри и подводило желудок. Или – чем плох ломоть форели, обсыпанной крупной солью и зеленью? Взамен мне предложили обычную вонючую селедку.

– С картошечкой под водочку самое то! – агитировала продавец.

Запахом этой селедки только тараканов травить.

За неимением желаемого остановилась на баночке красной икры, присовокупив к ней свежий батон и масло.

Как только я переступила порог дома, предвкушая неплохую трапезу, раздался телефонный звонок. Немного перепуганная, я осторожно взяла трубку.

– Срочно! Бегом! У вас все продано! Покупатель жаждет встречи с автором!

Вместо того чтобы обрадоваться, я в смятении начала лепетать какую-то чушь про недоеденный ужин.

– Рановато вы ужинаете. Давайте не портить отношения – ноги в руки и ко мне.

Вот если бы это событие случилось в теплое время года, тогда бы я надела то дурацкое платье. Купленное непрактичным Коловоротом для фланирования по деревне. Может, и шляпу от солнца тоже бы нацепила. А сейчас чем мне впечатлять сумасшедшего ценителя моего творчества? Промокшим пуховиком?

Не от большого ума скинула пуховик. Сменила теплый свитер на декольтированную майку, украсила шею цепочкой с громоздкой подвеской. Что за вкус у этого Коловорота? Не подвеска, а блюдце с тающими разноцветными леденцами.

При входе в обитель живописи небрежно скинула верхнюю одежду и ужаснулась, увидев в зеркале свой красный от холода нос.

– Скорее. Живенько ко мне в кабинет! Боже мой, а почему вы такая оголенная? Ладно, прикройтесь моими платком, чтоб не заболеть.

Настойчивая забота о моем здоровье объяснялась чрезмерными комиссионными от продажи. Кому охота простудить куру, несущую почти золотые яйца?

Вопреки моим ожиданиям, в кабинете вместо обворожительного солидного мужчины царила пожилая строгого обличья дама. В профиль смахивающая на рыбу воблу, как бы та ни выглядела. Вобла без всякого одобрения наслаждалась видом из окна. Который заключался в покосившемся дровяном сарае, черном от сырости.

– Вот! Автор! Перспективная юная сирота!

Переведя орлиный взор с сарая на сироту, дама не поменяла выражения лица. Наоборот, еще больше поджала бледный некрашеный рот. Отчего вокруг него мигом образовался веер из резких морщин.

– Еще есть?

– Кто? Сироты? Юные? – разочарованно всполошилась хозяйка заведения, заранее просчитывая, кого еще можно записать в такую выигрышную категорию.