Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны

Едем вначале по сеновозной дороге, по полянам, уставленным копнами, потом по узеньким тропам и, наконец, лесной целиною.

И вот наконец перед нами первое бортное дерево — большая сосна, стоящая у ручья над джунглями дудника и малины. Заки обращает мое внимание на клеймо («тамгу»). Заплывший, топором рубленный знак говорит о том, что дерево принадлежит бортникам деревни Максютово, а специальное добавление к знаку — свидетельство: владеет бортью Заки Ахметович Мустафьин.

На длинной привязи лошади пущены в стороне попастись. А мы приступаем к ревизии борти. Заки проверяет свой инвентарь и, охватив сосну длинным ремнем — кирамом, устремляется кверху. Носками ног Заки безошибочно быстро находит в сосне идущие кверху зарубки, а продолжением рук служит ему плетеный ремень. Взмах — и обнявший сосну кирам взлетает выше, еще один взмах, еще… Об этом дольше рассказывать — Заки уже у цели, на высоте примерно двенадцати метров. Петлю он замыкает узлом — ременный круг выше пояса подвижно соединяет его с сосной. Еще одна операция — укрепить на сосне приступку для ног. Цирковая работа! Но все проделано в три минуты. Заки надевает на голову сетку, быстро вскрывает борть, с веселым приговором «Предупреждаю!..» пускает в дупло пахучее облачко дыма.

— План выполнили. А сверху плана ничего нету! — кричит он с дерева.

Это значит, что пчелы заготовили меда без большого запаса, килограммов десять — двенадцать. Меда хватит лишь самим на зимовку.

Такие запасы бортник трогать не должен. Заки приводит в порядок все входы и борть, приводит в готовность «автоматику» против медведей и спускается вниз.

Заки все борти свои (их сорок) знает так же хорошо, как семерых детей своих.

— Вот тут пчелки с нами, пожалуй, поделятся, — говорит он гадательно возле третьей по счету сосны с фамильным клеймом.

Опять почти цирковые приемы влезания к борти. Дымарь в руке, неизменная шутка «Предупреждаю!..» и голос: «Давай чиляк!» Напарник Заки Сагит Галин быстро цепляет к висящей веревке липовую долбленку, и я вижу в бинокль подробности изымания меда из борти.

— Двенадцать — им, двенадцать — нам! — весело, как рыболов, поймавший хорошую рыбу, балагурит Заки, и тяжелый чиляк плывет на веревке к земле.

За день мы успеваем проверить шесть бортей и возвращаемся уже в сумерки. Четыре чиляка, полные меда, по два за седлами у Заки и Сагита, мерно качаются над дорогой.

Бортники.

* * *

Добыча меда и воска — древнейший человеческий промысел. Можно представить одетого в шкуры далекого нашего предка, на равных началах с медведем искавшего в лесах желанные дупла. В отличие от медведя человек понял, что увеличит шансы добытчика, если будет выдалбливать дупла-борти в деревьях, — охотник за медом сделал полшага к занятию пчеловодством.

Бортничество в богатой лесами Руси было делом повсеместно распространенным. Главной сладостью до появления сахара у человека был мед. Свет до появления стеарина, керосина и электричества давали лучина и восковая свеча. Мед и воск Древняя Русь потребляла сама в огромных количествах. Мед и воск наравне с мехами служили главным предметом экспорта из Руси.

С приходом в леса дровосека бортник вынужден был, спасая дупла, вырезать куски вековых сосен и вешать дуплянки в спокойных местах. Отсюда был один шаг уже и до пасек — дуплянки свозились поближе к жилью либо в особо благоприятные уголки леса.

Революцию в пчеловодстве сделал рамочный улей. Это было великое изобретение «великого пасечника» Петра Ивановича Прокоповича. (В селе Пальчики на Черниговщине Прокоповичу поставлен памятник.)

Улей, совершенствуясь непрерывно, в принципе, оставался тем же, что было предложено Прокоповичем в 1814 году. Но от борти, «вписанной» в первобытную жизнь леса, улей отличается так же, как первобытная охота от современного животноводства. И потому не чудо ли нынче встретить в лесу охотника за диким медом?! Такого же охотника, каким был он тысячи лет назад.

Почему древнейший человеческий промысел сохранился в Башкирии и нигде больше?

Этому есть причины. Первая из них — особые природные условия, обилие липовых и кленовых лесов — источника массовых медосборов.

Второе — башкирские леса до недавних времен оставались нетронутыми. Местное население земли не пахало, занимаясь лишь кочевым скотоводством, охотой и сбором меда. Лес для башкира был убежищем и кормильцем. И пчелы в нем — едва ли не главными спутниками жизни.

Полагают даже, что слово «башкир» (башкурт, баш — голова, курт — пчела) следует понимать как «башковитый пчеловод». Таковым башкир и являлся всегда.

Бортное дерево в здешних лесах было мерилом всех ценностей. Оно кормило несколько поколений людей, переходя от отца к сыну, от деда к внуку. За бортное дерево можно было выменять ценной породы лошадь, бортное дерево было лучшим подарком другу. «Счастливые борти» (дупла, где пчелы селились охотно), как корабли, имели названия. Стоят и поныне в лесах по-над Белой борти «Бакый», «Баскура», «Айгыр каскан», выдолбленные еще в прошлом веке.

Каждая борть в урожайный год давала до пуда ценнейшего меда. Мед был «валютой» башкирского края. Зимой охотник промышлял в лесу зверя, летом он промышлял мед. Разбросанность бортей обеспечивала здоровье пчел, максимальные медосборы и, конечно, сохранность лесного богатства — при набегах такую «пасеку» не ограбишь. Что касается сородичей, то строгие племенные законы повсюду остерегали покуситься на борть, помеченную «тамгой» соседа. (На Руси разорение борти каралось штрафом в «четыре лошади или шесть коров», а в Литве — смертной казнью.)

Массовая распашка земель и сведение лесов в Башкирии начались поздно (сто с небольшим лет назад). И это продлило сохранность давнего промысла. Но бурная перестройка векового уклада жизни охоты за медом коснулась немедленно.

И все же остался в Башкирии островок древнейшего промысла. В глухих, поныне почти бездорожных отрогах Уральских гор леса сохранились нетронутыми. Сохранилась и черная лесная пчела, жизнеспособная, трудолюбивая, выносливая. В 1958 году природная зона обитания пчелы была объявлена заповедной. Бортничество стало и поощряться, и изучаться. В заповеднике работают лесники-бортники. Есть по здешним глухим деревням еще и любители древнего промысла. Дома у них пасеки, но три раза в год — зимой, весной и под самую осень — седлают они лошадей и только им известными тропами направляются в лес.

* * *

Во дворе у Заки листаем пожелтевшую книгу прошлого века о башкирах и бортничестве.

Сравниваем инструменты и снаряжение, какими мог пользоваться прадед Заки, и нынешние. Все — ремешки, деревяшки, железки — одинаково по конструкции и названию. От современной жизни для бортного дела Заки приспособил лишь кеды, в них по деревьям лазать удобней, чем в шерстяных носках.

Строительство борти начинается с поиска подходящего дерева. Оно должно быть достаточно толстым (около метра в диаметре). Очень желательна близко вода, очень важно, есть ли вблизи поляна с лесным разнотравьем и каков рядом лес. Есть и еще какие-то тонкости, известные разве что пчелам, ибо заселяют они лишь треть приготовленных бортей, упорно предпочитая одни («счастливые») и оставляя другие осам и паукам.

Долбится борть на высоте от шести до двенадцати метров. Сначала бортник вырезает в дереве неширокую щель и потом уже специальными инструментами выбирает дупло высотою около метра, довольно просторное, но не грозящее дереву переломом.

После этого борть оставляют сушиться.

И только через два года ее можно готовить к заселению пчелами. Подготовка эта, как мог я понять со слов увлеченного делом Заки, похожа на подготовку к очень серьезной рыбалке. Тут нет несущественных мелочей. Бортник в этот момент не работает — священнодействует!

Снаряжение бортника — ремни, веревки, дымарь, топор, посуда для меда.

Лошадь привяжет он в стороне от сосны, чтобы не было запаха пота. Одежда тоже не должна иметь пугающих запахов. (Заки: «Коровьего масла в это время не ем».) Очистив борть от всего, что могло появиться за время сушки, Заки натирает ее изнутри ольховыми или осиновыми листьями. Ставит внутри из жердочек крестовину-опору для сот и кленовыми шпильками укрепляет «приманку» — полоски вощины или сухие соты. Оформив как надо леток, он тщательно закрывает заслонкой большую щель. Для утепления накрывает заслонку «матрацем», похожим на банный веник, и заслоняет сверху еще горбылем. «Борть должна быть теплой, сухой, но иметь хорошую вентиляцию». В совокупности все это пчелы оценят сразу, как только борть обнаружат. Принудить их к выбору бортник не может. Его дело теперь — ожиданье.