Анатолий Агарков - Три напрасных года

— Полкружки и спать, — согласился Белов.

Светка приснилась Рожкова. Странно, никогда с ней не был в постели, а тут…. Я у стены лежал, она с краю.

— Подними, — говорит, — подушку.

И сбросила её на пол. Мне, чтоб дотянуться, на Свету надо карабкаться.

И так три раза….

— Долго ты по мне ползать будешь? — ворчит.

— А что делать?

— Что делать? Любить, глупый.

Она обняла меня за шею, а потом как бросит на пол вслед за подушкой….

Я упал, прокатился по пайолам, ткнулся в Вадимов рундук. Белов ругался матом. Но ему было легче — он ткнулся в борт. Может, конечность сломал? Терпи, сундук, Атаманом будешь!

Я ринулся на трап. Понимание произошедшего пришло сразу, ещё до того, как выскочил на палубу. На берег нас выбросило! Проспала вахта — как с якоря сорвало, как волокло с волны на волну, положило килем на грунт, а бортом на прибрежные кусты — всё проспали, канальи!

Сумрачный рассвет накатывал с востока. Катер стоял почти вертикально, «пританцовывая» килем на грунте. Левый борт «утюжили» волны, правый подпирали прибрежные заросли — обломанные стволы копьями торчали над палубой, усыпанной листвой и ветками. Даже гнездо птичье попало под ноги. Чёрт! Кто сейчас первым попадётся — за борт выброшу. Морекаки! Это одна мысль. И другая. Господи, да хоть бы все были живы и здоровы. Ребят жалко, свободы своей….

В ходовой было пусто. Пошёл вокруг надстроек и на юте увидел Его. В защитном комбинезоне с колпаком на голове, из-под которого — щекастая рожа цвета горчицы и узкие глаза. В руках автомат без приклада. Хунвейбин — гадать не надо. Что, приятель, надо? Руки поднять? Разве ж так ведут себя в гостях? Да перестань, собака, целиться в моё брюхо — что там, мишень нарисована?

Волны били в борт, ветки скрипели, запутавшись в леерах, ветер выл в снастях. Не услышал я шороха за спиной, скорее увидел подспудным зрением чьё-то движение. Обернуться хотел, но сильный удар под затылок бросил меня на спардек, с него на палубу. Чем меня так? Прикладом? Да нет у них прикладов. Кулаком? Сапогом? Каратист трёпанный.

Упал на спардек удачно и на палубу с него — без травм и переломов. Но удар по голове был очень сильный — я на немного отключился. Проволокли моё тело на ют и швырнули в пассажирку сверху вниз. Тут я включился — как раз вовремя, чтобы не разбить голову об обеденный стол. Люк закрыли. Я присел, ощупывая голову и размышляя над положением — оно казалось не простым. Вахта проспала — катер сорвало с якоря и выбросило на берег и не пустынный. Те, кого безуспешно ищут погранцы и чекисты в тайге, прятались на берегу, не ожидая нечаянной радости. А тут вот она — катер, с перепившим командованием и проспавшей вахтой. Это ли не удача?

А мы-то с Вадимом как крепко влипли! Если желтомордые не укокают, не уволокут в свою Поднебесную, то засудят свои на Русский остров. Ужас, мама, роди меня снова!

Вскоре весь экипаж собрался в пассажирке. Правда не своими ногами, чаще — волоком, а потом кульбит мимо трапа, но я уже был готов — отодвинул стол и ловил на руки летящие тела. Последним поступил Белов. Вадим единственный, кто оказал диверсантам сопротивление. Сунул хунвейбину в нюхало, и получил финкой в бок. Мы забинтовали рану — благо аптечка под рукой. Но командир не поднялся — лежал на баночке, укутанный в тулупы и постанывал, изредка забываясь. Нам ничего не оставалось, как сидеть и ждать, как пойдут события дальше, что предпримут хунхузы. Даже выяснять не хотелось, кто проспал вахту.

А что выяснять? Первая смена — командир, радист, старший моторист. Ни я, ни Вадим не вышли на вахту — пропировали. Мыняйло отсидел первую смену с Петькой Старовойтовым, в два часа подняли молодых. Пофигист-боцманёнок, завернувшись в тулуп, прикорнул на мостике. Кутепчик в машинном кемарил. В это время нас и сорвало с якоря. Где им, молодым, отличить килевую качку от бортовой. Хотя боцманёнок мог — не первый день на катере….

Застучала цепь на шпиле. Мы встрепенулись — точно, в Поднебесную собрались, собаки. И нас утащат. Только шиш им, узкоглазым — якорь-то сорван. Но сработал закон подлости — то ли зацепился в последний момент и держал катер от полного крена на борт, то ли впился в грунт вот прямо сейчас. Пленённая посудина вдруг дрогнула всем туловом и начала медленно поворачиваться. Вот уже потерян контакт с грунтом, началась качка…. Килевая!

Запустили двигатель, дали ход. Чёрт! Что угодно, только не это. Чтобы в плен к китаёзам…?

— Петька! — ору. — Ищи ключи в ЗИПах.

Сдёрнул две пайолы в центре пассажирки. Вот он подшипник Гудрича — место, где валолиния уходит под днище. Его разобрать, и хлынет вода….

— Что делать собираешься? — встревожились моряки.

— Топиться. Иль вам плен по душе? Хотя, кому мы там нужны, за кордоном? Добегут до границы и за борт повыкидывают, как котят. Иль прикроются живым щитом, при перестрелке….

Петька нашёл сумку с ключами. Вот они — полный комплект — новенькие, никелированные. Никишка, Коля говорил, хотел умыкнуть, но не решился обкрадывать катер. Теперь они нам помогут если не жизнь, то хотя бы честь свою отстоять.

Кручу гайки, верчу языком:

— Настал момент истины, братцы. Момент, когда на вопрос судьбы — кто ты есть? — ответ должны дать: «Мы моряки пограничного флота, нас так просто не возьмёшь».

Момент действительно настал — руки немели от ледяной воды, душу холодили мысли о скорой и ужасной кончине. Ещё была тревога за ребят — лишь бы не подвели, не спраздновали труса в последний момент.

— Всё правильно, Антоха, хххр-р-рен им, а не Китай. — Снегирь поддержал. — За кордоном нам точно кердык, а здесь ещё посмотрим — кто лучше плавает.

— На дне Ханкайском? В ледяной воде? Ну, ты, Толик, чудак.

Моряки заспорили — уйдёт ли катер ко дну, если затопить пассажирку — и натолкнули меня на мысль.

— Петька, — командую. — Разбирай опорный подшипник на переборке — затопим и машинное отделение.

Невозможно работать на ощупь — ледяная вода давит через резиновую втулку подшипника, заполнила всё подпайольное пространство. Руки немеют. Подошёл к Старовойту:

— Помочь?

— Нет, я заканчиваю.

Он открутил крышку опорного подшипника — больше с ним ничего и не сделаешь. Видно, как вода просачивается внутрь, образуя воронку. Всё, чёрное дело сотворено — остаётся сидеть и ждать результатов. Когда начнём пузыри пускать.

Двигатель работает, вал крутит винт, катер идёт навстречу волне. Долго идёт. Далеко ушёл? Вода плещется над пайолами, брызги летят на баночки. Вот-вот и их скроет….

— Командира на трап!

Вадима усадили на верхнюю балясину и привязали простынёй к поручню. Ему нельзя рану мочить — кровь не свернётся и вся вытечет.

Время идёт. Мы уже по грудь в ледяной воде, и она прибывает.

— Суки, утащат в Китай, — хрипит Меняйло. — Как пить дать, уволокут.

— А шиш им во всю жёлтую рожу! — меня вдруг осенило. — Сейчас, братцы, сейчас я их лишу руля.

Как сразу-то не сообразил — по левому борту штуртрос идёт, и вот здесь должен быть талреп. Точно! Есть!

— Петька! Отвёртку и ключ на десять.

Но Петька сидит бельчонком на спинке баночки и с ужасом взирает на подбирающуюся воду. Мокрый с головы до ног, продрогший.

— Замёрз, моряк?

Снегирь откликнулся:

— Моряки не мёрзнут — моряки синеют.

Ладно, сидите. Сам найду. Спрыгнул в воду и чуть не сломал ногу, угодив на вращающуюся валолинию. Пошарил на пайолах сумку с ключами. Всё. Кульминация! Руки не чувствуют ледяной воды — одна сплошная боль во всём теле и ломота. Движения не координируются. Зубы выбивают чечётку.

Нашёл сумку, в ней отвёртку и нужный ключ.

Штуртроса и талреп, их соединяющий, туда-сюда, сюда-туда…. Рулят маоисты, домой спешат. А вот хххр-р-рен вам! Сунул отвёртку в отверстие талрепа, поймал ключом гайку — бац! Удар! Талреп побежал к корме, выбил из рук отвёртку. Булькнула в воду — где искать? Чёрт с ней. Да и не удержать мне трос отвёрткой — у штурвального такой рычаг…. Надел ключ на гайку, сворачиваю и бегаю за талрепом по пассажирке. Руль направо — я вперёд, руль налево — я назад….

Свернул. Оборвалась штурвальная цепь, и катер стал неуправляем….

Всё, братцы, приплыли.

Заглох, захлебнувшись, двигатель. Вода плещется под палубным настилом. Нам осталось пространства — спардек. Одни головы из воды торчат. У Вадима ещё и колени. За его спиной выплёскивается вода в щель створок пассажирки.

— Что это?

— Волны по юту — сели-то глубоко.

Парни опять заспорили — пойдёт ли ко дну катер? Два отсека затоплены, но есть ещё камбуз, кубрик, каюта, форпик, ахтерпик и оружейный погреб — должен удержаться.

— Что там?

Над головой затопали, загремели.

— Спасательный плотик сбросили — швах дело.

— Бегут китаёзы! Ура, братцы! Спасены!

Далёкий, но усиленный мегафоном и близостью воды, родной голос мичмана Герасименко: