Ира Брилёва - Приключения стиральной машинки

Кузьма, еще когда Петр, отец мой, ребенком был, сказал ему, что скоро прииск иссякнет, лет десять-двадцать, и все. Он-то это лучше всех знал, поскольку на прииске главным инженером работал. Там надо было новые месторождения искать, только власть как-то не торопилась с этим делом. А все богатство астафьевское, что мы в ту землю вложили, было лишь малой толикой, не хватило его для новых изысканий, их же надо было непрерывно вести. Все эти революции-войны все равно бы не дали этому делу дальше нормально развиваться. Так что мы бы все равно оттуда уехали. Надо было бы раньше. Тогда бы и мама жива была, — Татьяна Петровна смахнула непрошенную слезу. Николай сидел, и молча слушал. Ему было неловко, что он вроде как по своей воле залез в чужие секреты, но в глубине души он понимал, что не своя это воля, а просто обстоятельства. Ведь не случись тогда этих нелепых происшествий с машинками, кто бы знал об этой удивительной истории.

— Мамочка, а почему ты мне никогда ничего не рассказывала? — Я встала со своего стула и подошла к маме, обняв ее за плечи.

— Понимаешь, доченька, есть вещи, которые лучше и не знать. А если и знать, то как можно позже. Ведь золота того уже давно и в помине нет. Отец его тогда быстро сбыл, и, слава богу! Но золота нет, а след от него всегда есть. Мы все тогда так тряслись от страха — не передать, но делать-то нечего. На эти деньги потом и квартиры всем купили, и дачу эту построили. Тогда с квартирами сложно было, но отец по очереди два кооператива потихоньку выплатил, чтобы внимания не привлекать — Тамарочке-то жилье надо было отдельное. Она тоже уже взрослой девушкой была.

— Так что же, получается, что на астафьевское золото и у меня жилплощадь куплена? — Машка округлила глаза.

— Получается, Маша, — улыбнулась моя мама. — И не только квартира. А выучить нас надо было, и вас потом.

— Ну, вы даете! — Только и смогла вымолвить Машка, и так и сидела теперь с круглыми от удивления глазами, переваривая всю полученную информацию.

— Да, ребята, — присвистнул Олег, который вообще только тихо сидел и слушал все эти удивительные рассказы, — сначала Колька нам полночи про всякие чудеса рассказывал, а теперь вот какая история получается. Вам бы, Татьяна Петровна, в разведчики. Только они так умеют секреты хранить.

— Нет, Олежка, не только разведчики. Если речь о собственной жизни идет, или о жизни детей, то лучше, чтобы все тайны так и оставались тайнами. Только, вот, говорят, что все тайное всегда становится явным. Наверное, так и есть. Когда для этого время приходит, то все тайны раскрываются. А о чем это, если не секрет, вы им, Николай, полночи рассказывали? Можно мне тоже об этом узнать? — Неожиданно спросила Николая моя мама. И он заново рассказал ей все, что мы уже слышали от него прошлой ночью.

— Да-а-а, — мама о чем-то глубоко задумалась, и мы тоже сидели тихо. Во-первых, от оладушек и горячего чая все разомлели, и говорить о делах просто не хотелось. А во-вторых, просто не хотелось говорить. Ни о чем.

Так прошло минут десять. Ходики на стене мирно отстукивали минуты, а мы сидели и молчали. Похлеще, чем в финале «Ревизора». Наконец, моя мама нарушила это молчание совершенно необыкновенным образом.

— Ну, раз вы так много уже знаете, то, думаю, надо вам и еще кое-что узнать. Теперь, наверное, уже это можно. — Нашу сытую дремоту как рукой сняло. — Но для этого я хочу пригласить вас на чердак.

— Куда? — Этот вопрос прозвучал четырехголосным ансамблем.

— На чердак, — снова повторила она и встала из-за стола. — Просто то, что вы должны увидеть, лежит у нас на чердаке.

По шаткой лестнице мы впятером поднялись на чердак, и глазам нашим открылось совершенно необыкновенное зрелище. На нашем чердаке, сколько я себя помню, стоял здоровенный, наглухо заколоченный дощатый ящик. Я даже в детстве играла в куклы, сидя на этом ящике, такой он был широкий и удобный. Мама всегда говорила мне, что там хранятся старые вещи, их когда-то привезли с севера, и после переезда не стали разбирать. Ну, ящик и ящик, мало ли всякого хлама на даче валяется. Так и стоял он заколоченным уже много десятков лет.

— Помнишь, Леночка, я тебе говорила, что в этом ящике старые вещи? — Спросила меня мама, вытаскивая из соседнего пыльного ящика гвоздодер и увесистый молоток замысловатой формы — эти инструменты были привезены дедом Петром с далекого сибирского прииска и сами были антиквариатом. — Я тебя не обманывала, там и вправду старые вещи. Только они очень-очень старые. Сейчас сама все увидишь. — Мама вставила гвоздодер между досок и ударила по нему молотком.

— Татьяна Петровна, разрешите нам, — галантно предложили свою помощь Олег и Коля. Они ловко сбили верхнюю крышку с ящика, и нашим глазам открылось настоящее чудо. Под серыми невзрачными досками мы увидели крышку старинного сундука, блестящую темным лаком, с медными кружевами накладок.

— Ух, ты, — восхищенно выдохнул Олег.

— Мама, Олег ведь археолог. Ты представляешь, что ты сейчас наделала? — Пошутила я. — Он же теперь поселится на нашем чердаке, а я так и умру старой девой.

Олег приобнял меня и прижал к себе:

— Нет, мы свадьбу прямо здесь и сыграем, — в тон мне сказал он. Все дружно рассмеялись. Честь первым приоткрыть крышку сундука мы предоставили Кольке. Во-первых, он был сильнее всех нас физически, а крышка весила килограммов пятнадцать. А во-вторых, если бы не Колькина профессиональная хватка, то мы бы еще долго не узнали тайну маминого чердака.

Поднатужившись, Колька поднял крышку и теперь стоял над сундуком, словно раздумывая, что делать дальше.

— Давай, Николай, не задерживай честных людей, — нетерпеливо посоветовал ему Олег, приплясывающий от сжигавшего его археологического любопытства. Под крышкой лежала плотная, вышитая синим и красным шелком, ткань. Она прикрывала все содержимое сундука, до самого верха наполненного великим множеством предметов, о ценности которых мы могли только догадываться. Коля снял ткань, и мы увидели все эти неисчислимые богатства, столько лет хранившиеся у меня под самым носом. Здесь были старинные рукописные тетради, искусно нарисованные карты с нанесенными на них схемами каких-то маршрутов, сувениры со всех концов света — костяные и деревянные маски, пики, стрелы, тарелки, расписанные причудливыми узорами и еще целый ворох вещей непонятного нам назначения. Мы понемногу опустошали сундук, внимательно разглядывая каждую извлеченную оттуда вещицу, и иногда кто-то из нас издавал восхищенный возглас. Но в основном все происходило в полной благоговейной тишине.

На дне сундука стоял плоский деревянный ящичек. Колька аккуратно выудил его из недр сундука и опустил на пол. Я присела рядом с ним на корточки и медленно открыла покрытую темным лаком крышку. В нем, обернутые в белое полотно и ровно сложенные невысокой стопкой, лежали несколько картин, написанных на тонко выделанных шкурах каких-то животных. Я осторожно вытащила из ящичка и развернула один из портретов. На меня глянуло лицо красивой женщины со спокойным взглядом голубых глаз. Портрет был написан так мастерски, что казался почти живым. «Господи, это же, наверное, Марьюшка». Эта мысль вихрем пронеслась в моей голове.

Мы стояли в оцепенении, не в силах больше ничего сказать. Словно бы само время постучалось в двери нашего пыльного чердака и, не дожидаясь разрешения, безмолвно вплыло в это пространство, где сейчас оживали события, происходившие с целой семьей на протяжении нескольких поколений.

Олег же еще раньше нас с головой погрузился в прошлое. Не замечая ничего вокруг, он примостился около сундука и внимательно разглядывал рукописные тетради. Их было много, штук пятьдесят, а может и больше. Олег осторожно раскрывал их, прикасаясь к страницам так нежно, словно держал в руках крылья бабочкек. Он всматривался в мелкие буковки, сплошь покрывавшие эти страницы, пытаясь разобрать витиеватую вязь старинных слов. Наконец он, словно очнувшись от летаргического сна, посмотрел на нас.

— Вы представляете, что это такое, — почти шепотом спросил он. И не дожидаясь нашей реакции, ответил сам себе: — Это же открытие мирового значения. Этот сундучок — бесценный клад. — И после этого он отвернулся и снова растворился в своем сказочном непридуманном мире археологии.

Мы были потрясены всем увиденным. Но мама, насладившись нашим изумлением, словно факир в цирке удавшимся представлением, объявила:

— А теперь у меня есть для вас самый главный сюрприз. — И она, бесцеремонно отобрав у Олега очередную реликвию, поманила нас всех за собой. Мы спустились с чердака и послушно, как хорошо воспитанные дети, прошли в спальню следом за мамой.

— Понимаете, друзья. Ни один вор в мире не догадается, что русский человек может использовать старую стиральную машинку вместо тумбочки для телевизора. Оп-ля, — и она, как заправский фокусник, сдернула накидку с телевизора, который, сколько я себя помню, стоял у нее в спальне, и столько же лет не работал. Мама попросила Олега приподнять его и временно переставить на пол. Олег поднатужился, но справиться с такой махиной в одиночку не смог. — Что же вы хотите, — извиняющимся тоном промолвила мама, — телевизоры марки «Рубин» теперь, наверное, такой же раритет, как и те старинные тетради в сундуке.