Ирина Волчок - Домработница царя Давида

А потом всю их толпу пустили в отделение, и там, в кабинете своего лучшего ученика Михаила Максимовича, их встретил немножко похудевший и обросший, но веселый царь Давид.

— Коньяк захватили? — грозно вопросил он вместо приветствия, мимоходом пожимая руку Руслану, целуя в макушку Аню, коротко обнимая брата, хлопая по плечу даму Маргариту, дергая за ухо Лильку и внимательно присматриваясь к Саше. Бабушку он как ухватил за руку сразу, так и не отпускал. Наверное, он и охранников как-нибудь поприветствовал бы, но два охранника стояли в коридоре у дверей, как на часах, а третий остался в машине.

— Коньяк-то мы захватили, — сказала бабушка. — Но я тебе коньяк не дам. Иди переоденься, пока мы тут попьянствуем за твое здоровье. Чтоб соблазна не было.

— Слушаюсь! — радостно гаркнул царь Давид, взял пакет с одеждой и пошел куда-то переодеваться.

Михаил Максимович освободил свой письменный стол, и бабушка с Аней стали выставлять на него все, что принесли для такого случая: бутылки, салаты, запеченную в томате баранину, фаршированный перец, соленые грибочки, коробки конфет, яблочный пирог… Стола не хватило, и пришлось часть праздничного обеда перенести на подоконник, а часть — на свободную полку стеклянного шкафа. Вернулся переодевшийся царь Давид, сам открыл шампанское, сам же разлил его по пластиковым стаканчикам, торжественно сказал:

— Ну, за неслыханные достижения медицины!

Все сделали по глотку, а у царя Давида бабушка шампанское отобрала, проворчав что-то о злостных симулянтах. И царь Давид тут же заявил, что нечего рассиживаться, в доме дел полно, а за этим столом есть кому посидеть, дежурная смена с утра голодная ходит, да и в других отделениях найдутся хорошие люди, их тоже следует покормить. И все стали прощаться с Михаилов Максимовичем, жали ему руку, говорили какие-то слова, бабушка обняла его, что-то сказала на ухо, и он засмеялся. Аня тоже неожиданно для себя обняла доктора, поцеловала в щеку и даже не покраснела. Александр Васильевич вынул из портфеля толстый черный пластиковый пакет, перетянутый тонкой резинкой, положил на стол перед врачом, негромко сказал:

— На нужды отделения.

Михаил Максимович снял резинку с пакета, заглянул внутрь и почти испуганно попытался его вернуть:

— Это что такое? Это нельзя! Это только через кассу. Или на счет, у нас есть благотворительный фонд, все реквизиты на сайте…

— Вот ты сам и сделай, как надо, — ответил Александр Васильевич. — Мне некогда мелочами заниматься.

— Бери, Миша, — посоветовал царь Давид. — Там разберешься, ты лучше знаешь, где у тебя какой фонд.

И бесцеремонно погнал всех из кабинета врача, приговаривая, что и так уже сколько времени у занятого человека отобрали.

…Дома царь Давид прежде всего обошел свои владенья — не инспектировал, а просто откровенно радовался ощущению дома. Бабушка ходила за ним, Аня накрывала на стол — «настоящий» праздничный обед, для своих. Дама Маргарита помогала, но как-то неуверенно, все время спрашивая, что где лежит и так ли она делает. Ее муж молча сидел на диване, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. Лилька шаталась из угла в угол, на Аню поглядывала настороженно, но куски со стола таскала непринужденно. Саша в уголке о чем-то рассказывал охранникам.

Потом все сели за стол, и начался праздничный обед. С тостами, с шутками, с медицинскими байками и какими-то семейными преданиями, с перерывами и брожением участников по всем помещениям этой огромной квартиры. Обед был долгим, неторопливым, и Аня, поглядывая на часы, потихоньку спросила у дамы Маргариты, где они остановились — в гостинице? Или, может быть, ей сейчас приготовить помещения на втором этаже?

— Нет, — ответила Дама Маргарита. — Мы сразу уедем. Только повидаться приезжали. У Сандро завтра встреча…

— А Василий что ж не приехал? — раздался рядом голос царя Давида.

— Он приехал, — глуховато сказал его брат. — Твоего разрешения ждет.

— Пусть зайдет, — разрешил царь Давид и пошел в свой кабинет.

Один из охранников вышел и через пять минут вернулся с Васькой. Этого, кажется, никто не заметил, кроме Ани. Все опять собрались в гостиной, лениво что-то доедали и допивали, болтали, смеялись… Аня стояла у закрытой двери кабинета и боялась. За дверью было тихо. Вдруг Васька громко сказал:

— Дядь Давид, ну хочешь, я на колени встану?

— Мужчина может стоять на коленях только перед женщиной! — так же громко ответил царь Давид. Голос у него был сердитый.

Сейчас опять кричать начнут. А царю Давиду нельзя волноваться.

Аня постучала и тут же вошла, не дожидаясь ответа. Она не успела придумать, что будет говорить. Но даже если бы и придумала, так все равно не успела бы сказать. Васька затравленно оглянулся на звук закрывшейся двери и с отчаяньем выпалил:

— Ну, хочешь, я перед ней на колени встану?

Царь Давид фыркнул и саркастически поинтересовался:

— А почему я должен этого хотеть? Спроси у девочки.

— Нет! — Аня растерялась и даже испугалась. — Нет, я не хочу… Это не имеет никакого значения, и вообще… и вообще Давиду Васильевичу пора лекарство принимать. А ваша мама сказала, что уже пора уезжать.

— Дядь Давид… — начал Васька.

— Мы уже поговорили, — перебил его тот. — Ты ведь все понял? Ну и хорошо. Тогда иди.

Васька вышел, Аня с надеждой осторожно спросила:

— Вы ведь его простили, правда? Каждый может сделать ошибку. А Василий просто еще маленький, многого не понимает.

— Простил, — сухо согласился царь Давид. — Конечно, простил. Но вряд ли когда еще увижу. А ты чего за мной надзираешь? Смотри, уволю… Иди, девочка, не думай об этом больше.

…Она и не думала об этом. После того праздничного обеда в честь выздоровления царя Давида жизнь как-то сразу вошла в привычное русло, в спокойное, счастливое, правильное русло. Изменилось только то, что бабушка так и осталась жить в доме царя Давида, готовила, следила за его одеждой, ругала за нарушения режима. Ни о каких свадьбах оба они не заговаривали. Фактически, домработницей царя Давида сейчас была бабушка, почти ничего не давая делать Ане. Аня маялась, чувствуя себя виноватой: деньги-то за работу платили ей! Однажды не выдержала, высказала царю Давиду свои сомнения. Тот возмутился:

— Тебе не нравится, как Нино готовит? Она сама хочет, вот и пусть… Ты зачем это говоришь? Или ты бросить меня хочешь?

— Нет, не хочу, — призналась Аня. — Вы мне всю жизнь переменили. Я даже не думала, что так бывает. Я вас очень люблю, Давид Васильевич. Но ведь я же теперь совсем бесполезна!

— Вот ведь глупая… — царь Давид засмеялся, тут же посерьезнел и с силой сказал: — Ты мне счастье принесла. У меня теперь будто своя семья есть. Может, и Нино еще согласится замуж выйти… Я не могу настаивать, я болел… Мало ли, что еще может быть. Но и так — счастье, понимаешь? Редко кому так везет, а мне повезло. Не уходи, пожалуйста. Вот когда замуж выйдешь — тогда что ж, держать не буду.

— Я не собираюсь замуж, — растерянно пробормотала Аня.

— Сейчас не собираешься, к новому году соберешься, — уверенно предсказал царь Давид. — Что, не уговорит тебя никак твой мент? Ты вся в бабушку… Упрямые обе. А мальчик хороший, такие по нашим временам большая редкость.

— Да он и не уговаривает, — ляпнула Аня, не подумав, и почувствовала, что страшно краснеет. — То есть… Один раз сказал, что я обещала замуж за него выйти, но я не обещала, просто в той ситуации ничего подходящего больше не придумала, вот и… А он потом напомнил. Но это так, шутка была, я же понимаю.

— И правда совсем глупая, — удивился царь Давид. — Хочешь, поспорим, что еще в этом году выйдешь?

…И ведь прав оказался царь Давид. Буквально на следующий день после этого разговора Саша, отвозя ее в очередной раз к маме, в машине совершенно неромантично, спокойно и даже как-то буднично спросил:

— Ну, когда ты за меня замуж выйдешь?

Она долго молчала, соображая, не приложил ли к событиям руку царь Давид, потом подумала, что это не имеет никакого значения, и так же неромантично, спокойно и даже буднично ответила:

— В этом году.

Машина вдруг вильнула в сторону, съехала на обочину, остановилась, и Саша схватил ее в охапку, потянул к себе, принялся целовать, как сумасшедший, смеясь и бормоча что-то неразборчивое. И она засмеялась, и тоже обняла его, и тоже забормотала всякие глупости. Наконец он выпустил ее из рук, включил зажигание и деловито сказал:

— Вернемся от матери — и сразу заявление подадим. Могут через пару недель расписать, я узнавал, как это сделать. Но твои же против будут. Надо свадьбу подготовить, платье, все такое… Скажут, что времени мало.

— Да ну, свадьбу… — легкомысленно ответила Аня. — Кому она нужна, эта свадьба? Суета только.

— Какая ты неромантичная, — упрекнул Саша. — Нет, пусть будет свадьба. Хотя бы только для своих.