Ефим Дикий - Комерс: Тем, кто не дожил

Нынешняя же завершающая встреча проходила на крайне повышенных тонах: едва не дошло до драки (этого мне еще не хватало, вот где поражение гарантировано!). Впрочем, шум шумом, а условия мои Комиссаров по концовке принял – что, собственно, и требовалось доказать. Расставались со взаимными проклятиями, но это уже лирика.

Так наша дружная некогда тусовка осталась втроем. Впрочем, ненадолго.

Мы еще пару раз съездили в Удомлю. На редкость бестолково: до нового руководства станции добраться не удалось.

– Есть у меня подозрение, что и не получится, – мрачно заметил Максим, в кабинете у которого мы часами ошивались.

– Что, своих московских комерсов на взаимозачеты поставит?

– Это, допустим, уже происходит. Но тут посерьезнее все: кажется, есть маза вообще со взаимозачетами завязывать. Даже не маза, а команда сверху, чтобы все расчеты деньгами шли.

– А, ну это не страшно, – успокоился я. – Они бы еще команду переходить улицу на зеленый свет спустили. Или, скажем, взяток не брать.

– Взяток не брать – это вряд ли. А вот отказ от взаимозачетов… Ребята, вы что – не в курсе, что в РАО «ЕЭС» теперь Чубайс главный? И инициатива эта как раз от него идет. А Рыжий шутить не любит: раз сказал, значит, так и будет.

Уж на что мы в те годы были далеки от политики, но про решительность Чубайса наслышаны были очень хорошо. Настолько, что даже шутили парой лет ранее о возможности сотрудничества с ним – причем личного.

– Все-таки надо нас, разгильдяев, как-то менеджировать, Сергей Юрьевич, – часто рассуждал Иванов. – Может, вояку какого-нибудь отставного найдем?

– Сапоги обычно туповаты, в тему въезжать не будут, – осудил идею я. – И к антисемитизму склонны, а это нам ни к чему.

– А где ж менеджера толкового найти, чтоб нас гонял?

– Может, Чубайса пригласить? – ухмыльнулся я. – Он сейчас как раз без работы вроде…

– Ну да – надо только кредит где-то найти на пару миллионов долларов – зарплату ему выплачивать.

Через месяц после одного из таких разговоров Чубайса назначили главой администрации президента.

– Вот видите, Евгений Эдуардович! – Я помахал у Жени перед носом свежим номером «Коммерсанта» с большой фотографией Рыжего на обложке. – Просрали мы менеджера! Переманили его, видите ли.

– Ну не понимает человек своего счастья, – подыграл Иванов. – Тут такие интересные схемы, энергетика. Перспективы!.. А он предпочел карьеру мелкого клерка в какой-то там госконторке.

Теперь Чубайс и впрямь пришел в энергетику, вот только счастья нам это не принесло, даже наоборот. Спустя полгода-год «железный Толик» реально перекрыл взаимозачеты – задача в принципе совершенно неподъемная, но он справился.

Впрочем, нас это уже не коснулось. Через неделю после очередной поездки на станцию Иванов пропал.

Причем пропал с концами: на Старой площади он не объявлялся, пушкинский телефон не отвечал. Не ехать же к нему в деревню, тем более что и адреса никто не помнил.

– Чего там Эдуардыч мутит, как думаешь? – полюбопытствовал я у Графа. – Куда он там девался?

– Куда-куда, – процедил Бублик. – Как обычно. Поработали, типа, и хорош. «Всего доброго, до свидания». Привет Кухтину и прочим.

– То есть с концами?

– Ну как-то так. Сука, надо было его как-то поаккуратней прикручивать. – Вова посерьезнел. – А то, с одной стороны, вожжи отпустили, с другой – он еще и обиженный всю дорогу ходил. То есть Иванов себя сейчас кругом правым чувствует.

– Погоди-ка, но у нас же нераздербаненные хвосты остались! А концы как раз у него.

– Ты за Эдуардыча, господин президент, не волнуйся, – мрачно буркнул Бубел. – Попомни мои слова, он еще скажет, что это мы ему должны.

Граф как в воду смотрел. Евгений без звонка явился ко мне через пару недель и заявил, что сотрудничество заканчивается, надо бы подбить бабки.

– Само собой, пора! – согласился я. – С вас причитается, господин Иванов.

– М-да?.. А не кажется ли вам, что это вы с Графом у меня за спиной крутить начали? Я же вас предупреждал, что «маленькая ложь рождает большое недоверие»!

– Это вы к чему?.. – Цитату из «Семнадцати мгновений весны» Евгений и впрямь в последнее время приводил неоднократно.

Иванов выкатил некие странные предъявы – сразу скажу, ни на чем не основанные. Аутист – он аутист и есть, вот только аутизм почему-то исключительно в свою пользу получается. Странно, не правда ли?

После этого Евгений предложил свою калькуляцию. Как водится, совершенно непонятную – в том числе, похоже, и ему самому. На выходе получалось, что мы расходимся в ноль: то ли Иванов нам с Бубликом остается должен долларов триста, то ли наоборот.

– Ерунда какая-то! – разозлился я. – Что еще за каббалистика! Короче, надо встречаться втроем и все аккуратно расписывать. Готовьте подробную разблюдовку, ну и мы калькуляцию сделаем. А захотите реального базара – возможны и такие варианты, если что. Мне-то есть кого подтянуть, а вам?..

Последние слова, возможно, оказались роковой ошибкой. А может, результат все равно получился бы тот же. Так или иначе, но Иванов снова пропал – и на сей раз уже с концами.

И тут выяснилась неприятная вещь. Без Бориса (и вообще без АЭС) и без Альберта мы вдвоем с Вовой просто не могли ничего толком предпринять. Все стопорилось, а генератор новых идей нас торжественно покинул. У самих же генерировать что-то толковое не получалось: похоже, банально разучились.

Граф, видя такое дело, опять запил. На сей раз все кончилось мрачно: после очередного банкета он нашелся до полусмерти избитый. Кто бил, когда, почему – непонятно, но Бубел надолго загремел в больничку. Из которой вышел без селезенки и поджелудочной. И полностью сломленный: был человек – и нету.

Краба наркотики довели до зоны. Попал на совсем уж пошлой ерунде: в Борисоглебске пытался подломить у заезжего латыша кошелек. Щипачество – работа тонкая, с непривычки запросто можно влететь.

Три года. Барак со спидовыми. Писал мне письма, я слал на зону курево.

Потом вернулся – и, по ходу, со спидом. На воле прожил меньше года. Был Краб – и нет Краба.

Доктор пил все больше, здоровья уже не хватало. Отдых с матерью в Абхазии, трезвый образ жизни, горный воздух – поздно. Оторвавшийся тромб. Хоронили в Москве.

Давик, что называется, был пацаном до конца. Очередной загул с тремя девками разом. Острая боль в животе. Нет, врачей не надо, коньячком подлечусь. Прободная язва. Внутреннее кровотечение. На похороны собралась вся коктебельская тусовка. Она все чаще собирается по подобным поводам.

Грека не видел лет семь – и, если честно, вполне этим доволен. Надеюсь, что у него все хорошо, но уверенности нет. «Работа у человека нервная».

Комиссаров с Бубликом живут в Москве. Пару раз в год созваниваемся.

А я… а что я?..

Я еще какое-то время пытался дергаться в одиночку. Довольно дохлое занятие, как выяснилось. А в августе грянул дефолт, и стало понятно, что десять лет карьеры комерса подошли к своему завершению – довольно бесславному. За все эти годы пережил много взлетов и падений, но с нынешним ударом справиться уже не смог.

Год жил тем, что собирал старые долги – благо накопилось их немало. А потом все кончилось.

Оставалось только бухнуться в ноги кому-нибудь из старых знакомых: все, бизнесу кранты, возьмите на работу. Но работник со столь героическим прошлым почему-то оказался никому не нужен.

Я звонил людям, с которыми не общался уже лет пять-шесть, но в ответ выслушивал в лучшем случае вежливые отговорки и предложения при случае попить пива.

И тут вдруг выстрелило: старый приятель вызвал меня на собеседование в давно забытый «Гипрогор», где он дослужился до замдиректора. В тщательно отглаженном костюме, нацепив самый дорогой галстук, я с замиранием сердца явился на встречу.

Старый знакомый попросил подождать в приемной: ему нужно было посовещаться с гендиректором и принять окончательное решение. Через десять минут меня пригласили войти.

– Ну что. На первое время – двести баксов в месяц, – сказал Перов. – Сам понимаешь, кризис в стране.