Эдуард Лимонов - Чужой в незнакомом городе

Я хотел было разочаровать его, что Барышникофф, с его двумя «фф» не мой друг, что мы всего лишь знакомы, но не успел. «Экселенс» включился опять.

«Союз Свободных Церквей стремится к объединению церквей мира, к слиянию религий в одну, к преодолению разобщения, к уничтожению религиозных распрей…»

Борщаговский улыбнулся половиной лица, обращенной ко мне, и подмигнул мне соответствующим глазом.

«… таким образом, удовлетворяя тщеславие богатых и сильных мира сего, мы однако, преследуем благие и праведные цели…» — закончил «экселенс». Он пристально посмотрел нa меня, и я почувствовал его сильный взгляд давлением на лобной кости. Может быть он хотел прочесть мои мысли?

«Я хочу продемонстрировать вам, что мы можем предложить мистеру Барышникофф». Он взял со стола колокольчик и коротко позвонил.

Одни из дверей открылись и вошел пожилой тип в красной жилетке, белой рубашке с бабочкой и черных брюках. Лысый. Перед собой, прижав к животу, он нес длинный ящик. Поставил его на стол передо мной. Под стеклянной крышкой на черном бархате покоилась красивая шпага, старинная шляпа-треуголка и орден.

«Спасибо, Леон. — Экселянс встал и приблизился ко мне. — Видите: четыре расширяющиеся к концам ветки. Мальтийский крест. Редкая и ценящаяся знатоками, награда. Черчилль имел Мальтийский крест…» «Наш император Павел 1-ый был магистром мальтийских рыцарей, — вспомнил я. — Кажется последним. Рыцари избрали его, надеясь что он поможет им освободиться от французов.»

«Неплохо, — одобрил мои знания „экселенс“. — Именно поэтому, моей первой же идеей было предложить вашему соотечественнику Барышникофф именно Мальтийский крест. Я предположил, что русский, он должен знать историю Павла Первого и рыцарей Мальтийского креста. Комплектом к ордену служит шпага и треуголка. Как вы видите, шпага убрана у рукояти полудрагоценными камнями, так что в дополнение к вещи, льстящей его тщеславию, он получи еще и красивую вещь.»

Я представил себе маленького Мишу, пришедшего в гости к друзьям пэдэ — балетному критику Владимиру и танцору Лешке Кранцу с шпагой, волочащейся по тротуару Коломбус-авеню, по ступеням их лестницы до самого четвертого этажа, и улыбнулся.

Экселенс истолковал улыбку по-своему. «Леон! — Красножилеточный выступил из-за наших спин. — Орден Подвязки!» Леон осторожно поднял ящик и унес его.

Продемонстрировав три ящика, «экселенс» (ловко свернув их в трубочку и стянув резинкой) вручил мне десяток цветных плакатов с изображением орденов, и выставил нас с Борщаговским за дверь, 3a нами защелкнулись несколько замков.

«Во, бля, жулик! — воскликнул Борщаговский, когда мы оказались на улице. — Fond-raising, как же, на хуй! Мани он кладет себе в карман. Я вот жулик, так я этого не скрываю и горжусь этим. А он, падла религиозная, под благородного честнягу подделывается, спасителя человечества! Все они одинаковы, маленький, что поп, что прист, что рабай, ну их на хуй всех…»

«Я так понимаю, что он не для меня старался, но чтобы я пересказал его речь Барышникову… А что это за тип был в красном жилете? Слуга его, что ли?»

«Батлер» он его называет. И «кадиллак» он жулику водит. У меня такое впечатление, что когда оба помоложе были, то веселые ребята в одной постели спали. Ха-га. К шестидесяти страсти поутихли…

Мы расстались с Борщаговским на углу у кафе-шопа. Там же где встретились. Под цементным козырьком Карнеги-Холла собирались уже к вечернему концерту зрители. Крупная афиша с физиономией Ростроповича обещала его концерт через две недели. «Вот еще кандидаты в орденоносцы, — заметил я. — Я знаком с одной из его дочерей…»

«Этот? — Борщаговский расхохотался. — Да он за сто долларов удавится… Жадный, говорят, неимоверно. Тщеславный, да, но жадный. Впрочем, можешь попробовать. Десять тысяч наши с тобой.»

Когда я вышел на Бродвей, пошел дождь и мне пришлось спрятать плакаты под кожаное пальто.

Барышникоффа очевидно не было в Нью-Йорке, потому что на телефонные звонки никто не отвечал, в квартире моих приятелей на Кодомбус он не показывался, потому Мне пришлось поделиться моим бизнес-предложением с Володей. Он презрительно высмеял затею «достать Мише орден» (О десяти процентах, причитающихся мне с продажи я благоразумно умолчал).

«Чтоб Мишаня, с его славой, покупал себе орден! Ты совсем свихнулся, Лимонов, от жизни в окружении черных, живя с ними в одном отеле… Да Мишке, куда бы он на гастроли не прилетел, везде награды и титулы сыпятся. Да у него, от подарков, кубков и медалей, шкафы лопаются. За кого ты его принимаешь? Он что, разбогатевший внезапно торговец готового платья из Бруклина?»

«Но Мальтийский крест, Володя, такая редкость на дороге не валяется, а? Что тебе стоит, спроси… Вдруг он как раз о нем мечтает…»

Володя сказал, что бесплатно он лично взял бы Мальтийский крест, но что Мишке он на хуй не нужен, однако обещал спросить. «Только из симпатии к тебе, Лимонов, вообще же — это жуткая глупость.»

Через пару дней, придя на Коломбус-авеню я застал там Барышникова и сам спросил его не нужен ли ему Мальтийский крест.

«За пятьдесят тысяч? — расхохотался супер-стар. — Володя мне говорил. Нет Лимонов, дудки, дураков нет. Ты лучше мне разведай, не продает ли кто-нибудь дом в Коннектикуте? С бассейном? Я хочу дом купить.»

Я знал, что у него уже есть дом в Апстэйт штата Нью-Йорк. Зачем ему еще один?

Меня отвлекли от спекуляции орденами другие дела и скоро я о них забыл. Плакат с изображениями Мальтийского Креста, шпаги и треуголки и поясняющими историю ордена надписями еще долго висел у меня в «Эмбасси», ниже «Distraction is Creation», напоминая о несостоявшейся афере. Покидая отель, я оставил его на стене.

Через несколько лет, сидя на кухне миллионерского дома, располневший и успокоившийся слуга мировой буржуазии, лениво перелистывая «Нью-Йорк Пост» я увидел знакомую физиономию. Седого человека в черном костюме и с пристовским белым пятнышком под горлом держали под руки двое полицейских. Кисти седого соединяли наручники. «Арест лже-епископа» — гласил заголовок.

«Джозэф Залесски, алиас „епископ“, „экселенс“, „прист“, он же „Стефан“ и пр. (единственной его принадлежностью к религии является то обстоятельство что его отец, Залесски из Варшавы действительно был прист, мошенник интернационального масштаба, арестован вчера вечером в своем манхэттанском апартменте на седьмой Авеню…» Далее репортер на целую страницу с явным восхищением смаковал подвиги лже-епископа. Среди прочих упоминался и нелегальный бизнес продажи орденов. Однако мельком, и без деталей. Сказано было, что «Залесски использовал для получения орденов свои обширные связи внутри foreign goverments[8] и в…Ватикане.» Фамилий репортер не назвал.

Борщаговский на многие годы пропал из виду.

Несколько месяцев назад, подняв телефонную трубку: я услышал его голос. «Здорово, маленький! Ты ведь знаешь Евтушенко, да? Мне нужен кто-нибудь в Москве влиятельный, чтобы уговорить приехать Аллу Пугачеву на гастроли в Америку…» Словно мы разговаривали в последний раз не десять лет назад, но вчера.

Оказалось, что Борщаговский теперь делает деньги тем, что выписывает в Соединенные Штаты советских артистов. «„Экселенс“, маленький, скончался в тюряге, несколько лет назад, — ответил он на мой вопрос. — Один известный американский режиссер, извини, забыл фамилию, но это не моя область деятельности, в своей области я никого не забываю, снимает о его жизни фильм. В начале будущего года фильм выйдет на экраны… Надо бы встретиться? Я здесь проездом. Я тебе позвоню утром, маленький.»

Но так и не позвонил.

Муж ее отправился в Бейрут. Ясно, что нормальный артист не полетит к богу на рога — в Бейрут с медикаментами и одеялами для якобы не имеющих оных, бейрутских детей. Дело это, — развозка мешков, — впору скромным служащим «Красного креста». Вдохновенному Анакреону, каким ее муж всегда себя представлял, что же мешки-то таскать. Если исключить дипломатов (эти вынуждены жить в некомфортабельной стране поневоле, служба…), отправляющиеся в гиблые для западного человека широты индивидумы обыкновенно ищут прибыли. Нет — нет, не какой-нибудь вульгарной, денежной, ту следует искать в здании Биржи, но особый. Отвозя аборигенам ненужный в Париже хлам, как-то: состарившиеся медикаменты, старые одеяла, свитера, куртки, полотенца или мясо, пролежавшее год в морозильниках, отважные сорви-головы возвращаются в CRN.

Что такое CRN? О, CRN стоит всех сокровищ мира, камрады! О CRN грезят, за него дерутся в муках, среди страстей и крови лучшие люди планеты. Его невозможно потрогать руками или лизнуть языком, но на нашей планете, тот кто имеет CRN даже лишь только десять процентов, может сделать миллионы щелчком пальцев. Небрежно. Он может добиться любой должности. Любой женщины. CRN — изобретено разумеется, американцами, и расшифровывается как «Coefficient of Recognition of the Name» — степень известности имени. Вы думаете Президент Соединенных Штатов Америки имеет 100% CRN? Ну нет! Даже Джизус Крайст не имеет ста. Никто не имеет ста. У Президента Картера был CRN 33%. У Фараона Рейгана — 46%: Голивудские супер-актеры и супер-актрисы обходятся кто двадцатью двумя, кто семнадцатью.