Гектор Тобар - 33. В плену темноты

– В качестве jefe я передаю вахту вам, – сообщил он президенту.

– Как и полагается настоящему jefe, – согласно кивнул тот.

На этом публичное действо, посвященное освобождению тридцати трех человек смены А рудника «Сан-Хосе» из подземной неволи, завершилось.

Внизу, на шахте, еще оставался спасатель Мануэль Гонсалес. Когда к нему опустилась капсула «Феникс», чтобы забрать его, он повернулся к видеокамере, которая по-прежнему фиксировала все происходящее, и отвесил ей поклон. Гонсалес вошел в аппарат и поехал наверх, где его встретил президент Пиньера. Президент же помог накрыть стальным люком ствол шахты «плана Б» и произнес речь, в которой воздал должное мужеству шахтеров и спасателей.

– Сегодня Чили – совсем не та страна, что была шестьдесят девять дней назад, – сказал он. – И шахтеры – совсем не те люди, что угодили в подземную ловушку пятого августа. Они вышли оттуда сильнее, чем были, преподав нам всем урок… Сегодня Чили объединилась и стала сильнее, чем прежде. – В тот момент президент Пиньера достиг пика своей популярности, повторить который ему было уже не суждено.

В лагере «Эсперанса» начались сборы: несколько тысяч журналистов, спасателей и родственников шахтеров готовились к отъезду. Как по мановению волшебной палочки, одна за другой исчезли палатки, школа, кухни и даже флаги. Рудник начал обретать прежний вид пустынной археологической площадки, пока Мария «Мэр» Сеговия вместе с остальными родственниками шахтера Дарио Сеговии проверяли, не забыли ли они чего, и наводили после себя порядок. «Мы уехали оттуда последними, когда там уже никого не оставалось», – сказала Мария. Если не считать, разумеется, нескольких полицейских, которым предстояло охранять опустевшую собственность. В четыре часа пополудни на семьдесят четвертый день «…мы свернули лагерь». Дарио же поначалу угодил в больницу в Копьяпо, а потом никак не мог оторваться от семьи, и Мария решила, что предоставит ему время разобраться с собственной жизнью, а сама села на автобус в Антофагасту, даже не повидавшись с братом, освободить которого старалась на протяжении целых десяти недель: «Я была счастлива, уезжая из лагеря, потому что мы победили, мы выиграли его жизнь, но мне было и грустно оттого, что я не повидалась с ним. Это грызло меня изнутри, отравляя радость». В последующие недели Мария вновь начала продавать пирожки и пирожные на пляже, развозя их на тележке под палящим солнцем, а дома смотрела по телевизору, как Дарио превратился в настоящего «магната», путешествуя по миру и принимая почести. Они разговаривали по телефону, но прошел целый год, а брат с сестрой так и не увиделись друг с другом. Но однажды Мария все-таки получила от него письмо. Оно начиналось словами: «…я горжусь вами, мадам мэр».

Шестнадцатого октября Хуан Ильянес привел шестерых своих товарищей-шахтеров в здание Департамента социальной защиты Чили для их первой официальной пресс-конференции. Мужчины сидели перед целой кучей микрофонов. Их кожа была все еще болезненно-серого цвета после десяти недель, проведенных под землей. Тридцать два шахтера уже выписались из больницы – только Виктор Замора, страдающий от гниения зубов, оставался под наблюдением врачей, – и банды репортеров уже объявились у них дома. Марио Сепульведу увезли из больницы тайком, с полотенцем на голове, чтобы избежать встречи с толпой журналистов, желающих с ним пообщаться. И вот Ильянес попросил прессу уважать их личную свободу. «Дайте нам возможность привыкнуть ко всему этому», – сказал он и попросил журналистов «не разрушать образ» шахтеров как единой группы, и особенно пожалеть таких людей, как Йонни Барриос, который стал персонажем многочисленных низкопробных рассказов, высмеивающих его любовные похождения. «Примите во внимание его эмоциональное состояние», – говорил он. В Латинской Америке, как нигде в мире, пресса любит вначале создавать героев, а затем уничтожать их, особенно если они не идут навстречу индустрии шоу-бизнеса, и Ильянес чувствовал, что очень скоро нечто подобное может произойти и с ним. Он ответил на несколько неожиданно скептических вопросов по поводу того, как люди вообще соглашаются работать на такой опасной шахте: «Мне были нужны деньги», – сказал Хуан. Но он отказался говорить о том, как шахтеры выживали первые семнадцать дней, до того, как им удалось установить контакт с внешним миром. Шахтеры подписали договор, согласно которому они пока не будут рассказывать об этих семнадцати днях, но поделятся этим для будущей книги и фильма. Журналисты, присутствующие на пресс-конференции, и те, что толпились у дверей их домов, – все они жаждали услышать страшные и скандальные истории, которые, как они думали, непременно должны скрывать эти бледные люди. Вы дрались между собой? Вы хоть раз думали о сексе? Вам являлся Бог? Вы задумывались о каннибализме? Чилийские журналисты даже начали намекать на то, что герои шахты «Сан-Хосе» – не такие уж и герои. Ясно, что они перессорились между собой, и некоторые газеты уже сообщили, что спасатели якобы слышали, как шахтеры кричали: «Наконец-то мы от него избавились!», когда Марио Сепульведу поднимали в капсуле наверх.

Репортеры окружили дом Виктора Сеговии на Халькопиритной улице в районе Лос-Минералес, и когда он наконец вошел, то обнаружил репортеров даже внутри, включая одного из самых известных журналистов Чили, Сантьяго Павловича, того самого одноглазого ведущего шоу «Informe Especial». Еще один репортер находился на кухне (он разговаривал с матерью Виктора), и рядом еще один – из Азии. Виктор решил пойти на задний двор выпить пива, но и там его поджидал репортер. Родственники просили: «Пожалуйста, поговори с этими людьми, чтобы они поскорее ушли». И на фоне этого репортерского безумия Виктор пытался утешить своего семидесятисемилетнего отца. Старший Сеговия был болен, у него проблемы с памятью, и когда он увидел сына впервые за десять недель, то начал рыдать. «Я никогда, никогда не видел, чтобы он плакал, – сказал Сеговия. – Он всегда был невозмутимым». Кроме всего прочего, Виктора смутила та смесь трепета и неприязни, с которой к нему обращались в его собственном доме, – как будто он был богачом или знаменитостью. Они были нетерпеливы, они просили его улыбнуться, они хотели знать, каковы его планы на будущее – теперь, когда ему не надо больше работать, – все ведь знают, что один из самых богатых людей Чили пообещал сделать всех шахтеров миллионерами. Даже бывшая жена Виктора, которая бросила его несколько лет назад, вдруг изъявила желание помириться и попросить прощения. Все это было так же странно и так же похоже на сон, как и человек с бородой и повязкой на глазу, который каким-то образом переместился из телевизора прямо к Виктору в дом и сейчас спрашивал: «Мы можем поговорить?»

Журналисты успели полюбить Тридцать Трех – и уже успели на них обидеться. Новоиспеченные национальные герои Чили превратились в группу жадных рабочих, которые посмели проигнорировать самые острые вопросы прессы, чтобы потом заработать на своих рассказах – и не в Сантьяго, а где-нибудь в Голливуде или Нью-Йорке. Некоторые, правда, уже начали распродавать большие и маленькие кусочки своей истории. «Он взял 50 долларов, но, кажется, что-то все-таки утаил», – жаловался японский репортер после визита к одному из шахтеров. Если чилийской прессе не позволено сделать из них героев, то она может вместо этого унизить их и облить грязью. Для начала некоторые газеты стали указывать на то, что за спасение шахтеров страна заплатила немалую цену. По подсчетам правительства, не менее двадцати миллионов, включая шестьдесят девять тысяч на создание капсулы «Феникс» и почти миллион, потраченный государственной нефтяной компанией на топливо для буров и грузовиков. Девятнадцатого октября бульварная газетенка «La Segunda» подсчитала стоимость всех подарков, которые получили шахтеры, – более тридцати восьми тысяч долларов (или девятнадцать миллионов песо) на каждого, включая очки Oakley (по четыреста долларов) и самую новую модель iPod touch, которую передала Apple. А кроме того, были запланированные поездки в Британию, на Ямайку, в Доминикану, Испанию, Израиль и Грецию (шахтеров пригласили либо официальные лица этих стран, либо предприниматели). В итоге состоятся не все эти поездки, и всего несколько шахтеров примет в них участие. Но Луис Урсуа почувствовал, как изменилось к нему отношение. «После той статьи в “La Segunda” люди решили, что мы разбогатели. И стали по-другому на нас смотреть», – вспоминал он. Да, первое время их действительно осыпали подарками. Через несколько дней после публикации в «La Segunda» компания «Кавасаки Чили» заявила, что каждый из тридцати трех шахтеров получит новый мотоцикл. Главный менеджер уточнил, что это будет самая дорогая модель (стоимость – 3,9 миллиона песо за каждый). «В конце концов, они это заслужили, – сказал прессе представитель компании, тут же ловко вплетая аналогию между шахтерами и брендом Kawasaki. – Эти люди олицетворяют трудолюбие, самопожертвование, упорство и способность преодолевать препятствия – качества, которые являются основными и для Kawasaki – одной из ведущих компаний Японии». Франклин Лобос принял подарок и сказал примерно то же, что все шахтеры повторяли снова и снова с того момента, как выбрались на поверхность: «Мы не герои, как о нас говорят. Мы просто пострадавшие. Мы не кинозвезды и не голливудские знаменитости».