Владислав Дорофеев - Мой батюшка Серафим

И вот я в Дивеево, в местах Серафима Саровского. Впервые, спустя полтора года, после ноября 1995 года. Вновь, как и прошлый раз, меня пробило. Вновь ощущение новой душевной свободы. Душа словно открылась вновь.

Религиозная жизнь – это необходимая часть культурной жизни любого современного человека, без приобщения к церковной жизни нельзя чувствовать себя свободным.

Я нервничал, не шел на частную исповедь после общей, чего-то словно боялся услышать – так и вышло: мне предрекли священничество. То есть после благословения Иоанна (Крестьянкина) надо идти к владыке за благословением. После этих слов священника слезы залили мне глаза. Этого я и боялся. Я не хочу. Я не знаю.

Священник, который меня исповедовал, понял немногое в моих словах, но понял главное – мое смятение от моей сегодняшней жизни. Он почувствовал мое желание найти свой путь. Он высказал мысль, что, может быть, еще и служить мне в Дивеевской обители.

И вот теперь-то я огляделся вокруг себя.

Дивеевская обитель – это женский монастырь. Большая часть монахинь нехороши, с неприятными, неодухотворенными лицами, бесцветными тусклыми глазами. А главное, большая часть лиц выдает людей глупых, необразованных, узких по натуре и устремлениям.

При разговоре с мужчиной опускают глаза (это как раз хорошо). Одеяния их с островерхой шапочкой, завершающей образ служительницы Христа, или черном жестком клобуке, порой не лишены гармоничности, и у некоторых даже изящества, – даже в единообразии пробивает вкус, характер, натура и устремления.

Разумеется, священниками и дьяками служат мужчины. Один из священников с зычным и утробным голосом, по-женски ходит уткой, переваливаясь. Другой, с поросячьими глазками, в которых природный ум и собственное мнение. Но все они – абсолютное большинство – с животами, непотребно едят, сублимируя половую страсть в чревоугодие (посмотрел бы я на себя в этом качестве), и не умея регулировать обмен веществ и отправление природных нужд.

После службы и исповеди мы ели в паломнической трапезной.

Вкусно, хотя совершенно постная еда. Какой-то борщ, каша, чай на травах, вкусный хлеб. Паломники в ряд. Чтение общей молитвы до и после еды. Бесплатно, но по благословению какой-нибудь монахини.

Затем мы ночевали в монастырской гостинице – бесплатно, но также только по благословению. Трехэтажный кирпичный дом на околице поселка, с огромной хозяйственной территорией. Что-то вроде студенческого общежития или казармы, или гостиницы. Огромные коридоры, огромные комнаты с двухъярусными кроватями, застеленными темным цветастым постельным бельем, грязным, но нет вшей, клопов и пр. гадости. Всюду иконы и иконки, стол для еды и чтения в небольшом холле. Обязательное переобувание, умывальники. Еда только по благословению. А на дворе, – это я разглядел лишь утром, – высоченные, метров в десять, поленницы дров, сложенные крепостными круглыми башнями с островерхими крышами, и разнесенные на непривычно большое расстояние мужской и женский туалеты.

Основные жильцы гостиницы – неприкаянные люди. В России возродился/народился уже изрядный класс людей, которые путешествуют по монастырям, в которых бесплатно принимают, селят и кормят. Разве что порой приходится немного поработать. Возрождение забытого и необходимейшего института, куда бы можно было податься убогим и сирым людям.

А вот и второе (или первое) чудо Дивеевской обители, которое воспринимается обыденно, – канавка. Богородичная канавка – это путь, которым обошла Божья матерь этот монастырь, и которая сейчас проходит сквозь абсолютно внешне трезвую и простую жизнь, по канавке бегают куры, ездят машины, бегают дети, прыгают собаки, рядом живут в невероятной нищете и убогости местные и пришлые люди.

Может быть, действительно, лучше в грязи, но ближе к Богу.

А лучше и ближе к Богу и не в грязи.

И вот еще какая идея меня посетила на обратной дороге домой. Мысль или факт не записанные – не существуют. Еще и потому, что средний священник – как безумный коммунист за железным занавесом, который преследует все и всех даже на уровне мысли; что, впрочем, лишь увеличивает степени свободы человека. А проблема РПЦ – поголовная глупость, догматизм и мелкое воровство в приходах. Впрочем, в воровстве я не уверен, это лишь журналистские слухи, а вот в догматизме, порожденном глупостью, – да. Но и это неважно.

И надо писать книги про наших православных святых. Надо их силу и славу дать людям. Не было бы Ветхого завета, не было бы Нового завета, не было бы Нового завета, не было бы христианства, не было бы христианства, не было Русской православной церкви, не было бы Русской православной церкви России, не было бы России, не было бы России, не было бы Русской православной церкви, не было бы русских православных святых. А Христос был бы.

1999, август-сентябрь

Только сейчас сообразил насчет совпадения дат: 1 августа – официальный, по паспорту, день рождения моей мамы (настоящий день ее рождения неизвестен, потому как она воспитывалась в детском доме) и день нового обретения мощей Серафима Саровского в 1990 году.

И вот 1 августа 1999 года, я с женой, – уже обретенной моей суженной, не только в браке, но и в венчании, – и с нашим ребенком, нашей дочкой Верой, моей уже третьей дочкой, рожденной 26 мая 1998 года, пришли в Донской монастырь помолиться к иконе Донской Божьей матери, что в большом соборе Донского монастыря, справа от царских врат, на алтаре.

Необычайной силы храм. Я плакал у иконы Серафима, она в ряд с иконами – Казанской Божьей матерью, Сергия Радонежского и аввы Дорофея, моего тезки.

В этом соборе есть необычное, монастырское правило! – так же происходит в Соловецком монастыре, – в центр храма выходят несколько монахов и встают квадратом, и поют, и говорят речитативом. Их строй исполнен и озарен неземной гармонией.

Когда мы ехали из Донского монастыря, я вдруг понял, что мне страшно за мою прежнюю жизнь. Как же мы жили не венчанными!? У меня волосы дыбом встали! Это ужасно. Страшно.

Еще результат венчания. Я перестал бояться женщин. Потому что я перестал бояться себя.

Вечером жена моя Лена, моя суженая, почувствовала тепло от венчальных наших икон, которые висят на нашей кухне. Чудо среди нас, чудо с нами, чудо всегда.

Еще через неделю началась война в Дагестане. Чеченцы вошли в Дагестан. Впервые после 22 июня 1941 года, российскую границу перешел враг.

Нашествие.

Я заказал молебен в нашем храме Косьмы и Дамиана в Шубине во славу воинов, которые сейчас защищают Россию от врага в Дагестане. Время было неурочное, суббота, вечер, и настоятель храма отец Александр не вдруг согласился, – только после слов, когда я сказал, что «они там сейчас защищают нас с вами, а потому именно сейчас нуждаются в нашей помощи духовной».

И после окончания службы был молебен, напротив иконы чудотворной Косьмы и Дамиана и иконы Георгия Победоносца. Священник предварил молебен словами, что, мол, один наш прихожанин попросил отслужить такой молебен в защиту и во славу наших воинов, воюющих сейчас в Дагестане. И добавил, что в Дагестане идёт война с язычеством.

Часть людей и мы с Леной простояли на коленях почти весь молебен. И когда священник опустился на колени, когда он возопил – «Господи!» – громогласно и проникновенно, будто рухнула последняя преграда, отделяющая народ от единства с самим собой, от внутреннего единства, от единства с Богом, которое только и спасает народ от врага и беды общей.

И было ощущение значительности происходящего. Мы – вот эти два десятка коленопреклоненных человек – может быть своей единой молитвой сумели спасти Россию от врага, может быть стронули сердца человеческие, излечили от онемения и боли, дали веру тысячам и миллионам в своей правоте, правоте своей веры и народа своего.

Дагестан – это момент истины. Началось нашествие. Враг пришёл в наш дом. Вместе воюют против врагов России православные и мусульмане. Воюют против Дикого поля, против воинствующего язычества. Последний бой христианства и единобожия против Дикого поля язычества.

После молебна я подошёл к отцу Александру. Он меня поблагодарил за своевременную инициативу.

С того дня я ежедневно молился за российских воинов, воющих на Северном Кавказе «против врага мерзкого». И этого мне показалось мало. Я почувствовал, что мне нужно выказать свою боль и просьбу за воинов российских, защищающих православие и Россию, перед батюшкой Серафимом, попросить его помолиться за Россию и воинов наших, попросить его о чуде помощи нашим воинам.

За вот за этим-то чудом я вновь с детьми поехал 20 августа в Дивеево. После многолетнего перерыва мы ехали в плацкартном вагоне. Хорошо в плацкартном вагоне. Свободно. Вольно. И естественно. Довольно дружелюбно. Нет озлобления между людьми. Формируется новая общность. Люди в вагоне даже помогали мне поухаживать за детьми. И постель неожиданно чистая. Последняя мысль перед засыпанием – «это не мистическая поездка, а сугубо реалистическая». В чем же ее назначение?