Джеймс Боуэн - Кот Боб: во имя любви

Он смотрел на меня с пониманием.

Через пару дней Боб вернулся к нормальной жизни. Вскоре он и ел и ходил в туалет как положено.

Подумав о том, что произошло, я сделал вывод. Ответственность за Боба — моя позитивная движущая сила. Но мне надо стараться получше. Боб это не какая-то там подработка, которой я занимаюсь только тогда, когда есть настроение.

— Никогда больше не оставлю так мешок для мусора, — сказал я сам себе.

Мало-помалу я стал успокаиваться. Боб нечасто болел, но, когда это все-таки случалось, я всегда ждал худшего. В последние дни я много представлял, как Боб умирает и мне приходится жить одному. Было слишком страшно даже думать об этом.

Я всегда говорил, что мы партнеры, что мы одинаково нужны друг другу. Но в глубине души я знаю, что это неправда. Он мне нужен сильнее, чем я ему.

Мы с Бобом всегда были особенными. В конце концов, на улицах Лондона не так уж много парней ростом шесть футов с рыжим котом на плечах.

Летом и осенью 2009 года внимания к нам стало даже чересчур много. К сожалению, сильная боль мешала мне радоваться этому.

Проблемы начались примерно в прошлом году, когда я летал в Австралию, чтобы навестить маму. У нас с ней всегда были сложные отношения. Не считая короткой встречи в Лондоне, в последний раз я видел ее в восемнадцать лет, когда отправлялся в Лондон, чтобы стать музыкантом, а она подвозила меня до аэропорта. В последующие десять лет мы едва общались. Время залечило раны, поэтому, когда мама пригласила меня в гости к себе в Тасманию и предложила оплатить перелет, я согласился.

С помощью Боба мне удалось совершить огромный шаг вперед в борьбе с наркозависимостью. Это вымотало меня, необходимо было немного отдохнуть. Боб на время переехал в квартиру к Бэлль в Хокстоне, районе на севере Лондона, неподалеку от станции «Энджел».

Я знал, как опасно подолгу неподвижно сидеть в кресле самолета, особенно для высоких людей, таких, как я. Но несмотря на то что я старался как можно чаще вставать и прогуливаться по салону самолета, это не помогло: домой я вернулся с ноющей болью в бедре.

Сначала она не особо мне мешала, и я справлялся с ней при помощи обычных обезболивающих. Но со временем, к сожалению, все становилось только хуже. У меня возникало чувство, что в бедро прекратила поступать кровь, мышцы сводило. Как будто у меня была нога зомби.

Вскоре боль настолько усилилась, что я не мог ни сидеть, ни лежать нормально. Когда я смотрел телевизор или ел, я подкладывал под ногу диванную подушку, а во время сна мне приходилось задирать ее на спинку кровати.

Раза два я ходил к доктору, но мне лишь назначали более сильные обезболивающие. Уверен, они думали, что это просто последствия моей наркозависимости. Я не настаивал, но чувство, что я всего лишь бездомный и словно невидимка в толпе, стало возвращаться.

Самое плохое было в том, что мне по-прежнему нужно было зарабатывать на жизнь. Как бы некомфортно мне ни было, нужно было вытаскивать себя из кровати и ехать на станцию «Энджел».

Это было непросто. Когда я ставил ногу на пол, ее пронзала дикая боль. За один раз я делал не больше трех-четырех шагов. Путь до автобусной остановки превратился в марафон, занимающий в два раза больше времени, чем обычно.

Боб поначалу не понял, что случилось. Он обеспокоенно посматривал на меня, словно спрашивая: «Дружище, ты чего?» Но вскоре он понял, что я заболел, и начал подстраиваться.

Например, по утрам, вместо жалобного мяуканья и требования его покормить, Боб смотрел на меня с сочувствием.

«Ну что, сегодня тебе получше?» — словно спрашивал он.

По дороге на работу Боб теперь чаще шел рядом, нежели сидел у меня на плечах. Ему, конечно, больше нравилось находиться на верхней палубе, как я это называл, но сейчас он видел, что это приносит мне боль.

Когда он чувствовал, что я слишком напрягаюсь, он буквально заставлял меня остановиться и отдохнуть. Боб перегораживал мне путь, подталкивал к скамейке или стене, где я мог бы присесть. Я же считал, что лучше пройти весь путь за один раз, чем останавливаться через каждые несколько шагов, но мой кот считал иначе.

Стоило мне пожаловаться на боль, как Боб останавливался и смотрел на меня.

«Тогда отдохни немного», — словно говорил он.

— Нет, Боб, — отвечал я. — Надо продолжать идти.

Если бы не больная нога, я бы и сам с удовольствием понаблюдал за этой ситуацией. Наверное, мы напоминали пожилых супругов, без конца ворчащих друг на друга.

Легче мне не становилось, и я начал оставаться у Бэлль. Она жила на втором этаже, а не на шестом, что экономило мне немало сил. Да и до работы от ее дома было проще добираться: автобусная остановка была в двух шагах.

Боль все усиливалась.

— Мне нужна клюка, — решил я однажды утром.

Взяв с собой Боба, я отправился в симпатичный маленький парк рядом с домом Бэлль, нашел там упавшее дерево и отломил от него ветку, которая идеально подходила под мой рост. Клюка позволила мне разгрузить ногу во время ходьбы.

На меня стали смотреть странно, с непониманием. С моими длинными волосами и бородой теперь я выглядел еще более чудаковато, как какой-нибудь современный Мерлин. Рыжий кот, сидящий на моих плечах, дополнял картину, и я окончательно превращался в волшебника, гуляющего со своим помощником. Но мне было все равно. Все, что облегчало боль, воспринималось как спасение.

Бобомобиль покрывался пылью в Тоттенхэме. Я попытался было ездить на нем, но боль была просто невыносимой.

Боб к тому времени окончательно убедился, что со мной что-то не так. По утрам, когда я, мучаясь, надевал штаны, он бросал на меня испепеляющие взгляды.

«Зачем ты это делаешь? — словно спрашивал он. — Почему не останешься в кровати?»

— У меня нет выбора, Боб, — сказал я, сжав зубы. — Мы по-прежнему на мели.

Стоять, как раньше, по пять-шесть часов у станции «Энджел» я больше не мог.

К счастью, флорист из цветочного магазина у станции однажды заметил, в каком я состоянии, и принес пару ведер из-под цветов.

— Держи, можешь сидеть на них. Одно отдай Бобу, — сказал он, ободряюще похлопав меня по спине.

— Спасибо, — с благодарностью сказал я. — Это большое подспорье.

Поначалу я думал, что из-за того, что я все время сижу на ведре, люди перестанут замечать меня и покупать журналы. Я ошибался. Боб позаботился и об этом.

Он превратился в настоящего маленького шоумена. Он то и дело легонько терся головой о мою ногу, словно говоря: «Давай, дружище, доставай вкусняшки, повеселим народ и заработаем немного денег!»

Боб, видимо, понял, что чем скорее мы заработаем определенную сумму денег, тем быстрее пойдем домой и я смогу отдохнуть. Эта его догадливость порой меня пугала.

А порой мне самому хотелось быть столь же проницательным.

Для Боба жизнь у Бэлль имела свои плюсы и минусы. Пока я пытался выяснить, что не так с моей ногой, Бэлль присматривала за мной, готовила еду, стирала мои вещи, а Боб помогал ей по мере сил. Пока я был в Австралии, эти двое научились отлично ладить. Бэлль была единственным человеком, кроме меня, кому Боб разрешал брать себя на руки.

В прошлом году, когда Боб убегал от напавшей на него собаки, он примчался именно к Бэлль. Я искал его несколько часов, а нашел у нее дома. Самая ужасная ночь в моей жизни…

То, что Боб и Бэлль были в прекрасных отношениях, здорово облегчало мне жизнь. Боб считал, что это еще и дает ему право проказничать.

Однажды утром я зашел на кухню в футболке и шортах, чтобы приготовить себе кофе, думая, что там же будет и Боб. Однако его нигде не было. И Бэлль тоже.

С утра шел сильный дождь, но к этому моменту небо прояснилось, вовсю сияло солнце, и день обещал быть теплым. Я заметил, что Бэлль с утра пораньше открыла окно, чтобы впустить в дом свежий воздух.

— Боб, дружище, ты где? — позвал я, отправляясь на поиски кота.

Ни в гостиной, ни в коридоре его не было. Я заглянул в комнату Бэлль и увидел еще одно приоткрытое окно. У меня сжалось сердце.

Квартира Бэлль располагалась на втором этаже, а окна ее комнаты выходили на крышу пристройки к первому этажу. С крыши просматривались двор и находящаяся за ним парковка. Оттуда было недалеко и до дороги, одной из самых оживленных в этом районе Лондона.

— О нет, Боб, — воскликнул я, высовываясь из окна, — ты же не отправился гулять?

Разумеется, на крыше, в пяти квартирах от нашей, обнаружился Боб, греющийся на солнышке.

— Боб! — в ужасе крикнул я. Я был уверен, что он соскользнет с крыши прямо во двор и выбежит на дорогу.

Он лениво повернул голову в мою сторону.

«А что, собственно, случилось?» — словно говорил его взгляд.

Я запаниковал и начал быстренько откручивать крепежные винты, чтобы распахнуть окно и выбраться на крышу. Я все еще был в футболке и трусах.