Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)

Однажды она почувствовала ее!

Хозяин шел, покачиваясь и ступая прямо в лужи. Он не чувствовал, что за ним идут трое – от них исходила тревога. Она угрожающе поднялась на лапы. Она не дала им подойти ближе, а преградила путь и впервые яростно зарычала. Они остановились. Этой заминки было достаточно, чтобы Хозяин оторвался от преследователей (которых, впрочем, так и не заметил)… Потом она почувствовал резкий удар в бок и, не удержавшись на ногах, полетела в проем арки. Она успела заметить, что Хозяин уже далеко и что эти трое больше не преследуют его. Она ударилась всем телом о холодную стену дома и впервые не вскочила сразу же на все четыре лапы…

…из приоткрытой двери балкона повеяло холодом. Анна-Мария открыла глаза и не сразу сообразила, что лежит на полу, вниз лицом, и длинная занавеска, вздымаемая ветром, как чья-то рука, скользит по ее волосам. Она хотела отбросить эту незнакомую руку, сделала неловкое движение и застонала от боли. Очевидно, она неловко упала и разбила лицо. Она, все еще не поднимаясь, провела рукой по губам и носу – на ладони остался след крови… Анна-Мария с трудом поднялась на ноги и глянула на себя в зеркало, висевшее на стене. Действительно, губы и нос были разбиты, но боль в груди прошла – очевидно, она просто слишком долго пролежала на твердом полу. Что произошло? Она смутно помнила, что случилось что-то ужасное. Запах петуний, снова наполнивший комнату, уже казался ей навязчивым и каким-то неестественным – приторным, сладким, удушливым. Так пахнет на кладбище. Вот оно! Она вспомнила, отчего вдруг потеряла сознание: звонок Ады! И это известие о Ларионе…

Анна-Мария прошла в ванную и долго стояла, переключая воду, под контрастным душем, пока наконец смогла прийти в себя.

Когда она наливала себе большую порцию виски, бутылка стучала о край стакана, а потом стакан так же звонко цокал о зубы. Она выпила залпом, залезла под одеяло, навалила на голову две подушки в прохладных шелковых наволочках и так, в полной темноте и удушье, смогла заснуть.

Ей снился пансион на берегу теплого моря, тот, о котором она подумывала, находясь здесь. Пансион назывался «Коперна». В нем было пять небольших бунгало. И в каждом из них жили ее друзья. Она точно знала, что под крышей самого дальнего из них обитает Ларик. Она видела в окне его склоненную над книгой голову и шла к нему по белой дорожке, усыпанной мелким, как мука, песком. Шла, выбиваясь из сил, но дорожка, такая короткая с виду, с каждым ее шагом удлинялась, а идти по вязкому песку было все тяжелее… Она попыталась крикнуть, позвать Ларика, но голоса не было, и юноша все так же безучастно сидел у окна. Анна-Мария остановилась, переводя дух. Ларик наконец оторвал глаза от книги и посмотрел в окно. Он смотрел на нее почти в упор, но Анна-Мария понимала, что он ее не видит. Взгляд его был печален, он смотрел сквозь нее, будто она была стеклянной. Тогда она подняла с дороги круглую гальку и изо всей силы швырнула ее в сторону бунгало. Камешек ударился о стекло и закатился в кусты, сбив головку какого-то тропического цветка. Но Ларик никак не отреагировал на это движение. Она побежала к дому, и дорожка вновь стала удлиняться со скоростью, прямо пропорциональной скорости ее бега…

Анна-Мария проснулась совершенно разбитой. Но она уже знала, что «Коперна» существует. Неясные планы, которые она строила, живя здесь, обрели некоторую четкость. Она гнала от себя мысль о звонке Ады, мозг защищался от боли, как компьютер защищается от опасного вируса…

Этим же утром, легко позавтракав в ресторане, она пошла по побережью, чтобы осмотреть пустующий участок земли.

Она шла по бетонной кромке парапета до тех пор, пока та не закончилась, и море наконец предстало перед ней во всей красе – освобожденное из-под бетонного гнета. Оно с шелковым шумом катило длинные широкие волны, охватывая ими почти все пространство узкого побережья. А чуть поодаль виднелась площадка в полгектара, усаженная кипарисами, еще дальше начинались горы… У самого начала площадки стояла вожделенная табличка «Продается». Этот клочок земли был так похож на пансион из ее сна!

На этих сотках земли, казалось, были сконцентрированы все географические пояса земли: вначале – полоска моря, за ней белоснежная лента песочной пустыни, сразу за которой вставал смешанный лесок, заканчивающийся у подножья синих гор. Морской, хвойный и горный воздух смешивался в причудливый оздоровительный коктейль. Да, она построит здесь несколько домиков, оборудует небольшой закрытый пляж… У нее хватит энергии и средств, чтобы создать на этом клочке благодатной земли собственную маленькую страну. Три сезона в ней будут отдыхать толстосумы – о, она сделает все возможное, чтобы эта страна давала как можно больше прибыли, чтобы еще два-три сезона в ней жили дети и старики.

Внизу под табличкой стоял адрес владельца участка. День ушел на то, чтобы найти нормального переводчика, а с его помощью – хозяина. Несколько дней, в течение которых Анна-Мария почти не спала и не ела, ушло на переговоры. Ей предстояло сделать еще очень много, но дело все же сдвинулось, и в конце следующей недели она с удовольствием и нетерпением выкопала из песка табличку с надписью «Продается» и установила свою – «пансион “Коперна”». Дело было «за малым»: финансы, оформление счетов через подставное лицо из этой страны, составление сметы на строительство, поиск надежной «крыши», организации нового акционерного общества…

Она знала наверняка, что сможет сделать и это. Как знала, что «Коперна» нужна ей, чтобы навсегда поселиться в ней. Вода, море, лес и горы… ТА вода? ТО море? ТОТ лес? Она так долго искала такой уголок. И наконец нашла его…

Ее охватила жажда деятельности. Анна-Мария знала, что это означает на самом деле: ей нужно было УЙТИ, чтобы НЕ ДУМАТЬ. Так было всегда, когда огромная воздушная подушка наползала на нее, окружая со всех сторон своей тяжелой душной пустотой. Анна-Мария вспоминала недавние слова Ларика: «Уйти иногда хотят все, но уйти насовсем удается немногим…» Значит, Ларик был из этого меньшинства. А она, думая об уходе, должна была постоянно двигаться вперед.

В самые тяжелые минуты жизни, когда многие просто предпочли бы впасть в депрессию, она действовала, загружала свой мозг по полной программе – и тогда, именно тогда у нее все получалось. Но перед любым стартом ей всегда был необходим глоток воздуха, резкая остановка, подобная той, что делает самолет перед тем, как взлететь. Но что теперь может стать такой остановкой?..

Анна-Мария в раздумье вышла на балкон. Стоял теплый вечер. Игрушечный городок на берегу моря уже был наводнен людьми. Даже удивительно: за какую-то неделю здесь все так преобразилось! Вечера уже не были такими тихими, а набережная – пустынной. Анна-Мария вышла из отеля, не зная, куда податься. Она шла по освещенной причудливыми гнутыми фонарями набережной и не находила места, где бы ей захотелось присесть. Кафе, в котором она неделю назад сидела с Лариком, кишело загоревшими итальянцами, оркестрик на этот раз играл слишком громко, слишком бравурно. И Анна-Мария, сглотнув тяжелый комок подступившей к горлу горечи, прошла мимо. Она видела свое отражение в витринах: молодая женщина в узком белом платье без рукавов, смуглая и стройная, как и тысячи подобных ей женщин, с которыми вряд ли кто-то заговорит на улице – слишком строгие глаза… Она свернула в переулок, потом в еще один. Дома здесь были попроще, мостовая поуже, а редко попадающиеся прохожие говорили на местном диалекте. Мрачноватый переулок заканчивался тупиком, и здесь она наконец нашла то, что подсознательно искала: грубый деревянный стол со скамьей под простым полотняным навесом. На столе стояла вазочка с одним цветком, а возле нее горела тоненькая белая свеча, рядом на стене кистью местного Пиросмани был нарисован странный непропорциональный человек в национальной одежде, в руках он держал поднос с фруктами. Все эти незатейливые атрибуты говорили о том, что это – кофейня. Но вокруг было тихо и темно, как в опустевшем после спектакля театре. Однако как только Анна-Мария присела на скамью, из дома напротив выскочила старуха в длинном черном платье (местные женщины – и молодые, и старые – предпочитали этот цвет).

– Мадам? – Старуха скрестила руки на животе и застыла перед ней в почтительном поклоне.

– Кофе, пожалуйста! – попросила Анна-Мария, старуха ласково улыбнулась, скрылась в доме и через минуту поставила перед посетительницей толстую глиняную чашку, из которой вопросительным знаком поднимался дымок.

– Спасибо! – Анна-Мария с наслаждением вдохнула густой пряный запах хорошего кофе.

Старуха не ушла. Она присела напротив и подперла морщинистую щеку кулаком.