Александр Климай - Наташа. Новая повесть о Ходже Насреддине

— Как опрометчиво он поступил! — не выдержал Рустам.

— Ты хочешь сказать, о повелитель, что и меня, Ходжу Насреддина, ты назначил своим визирем чересчур поспешно?

— Юноша! В отличие от нашего предшественника мы хорошо подумали, прежде чем это сделать. К тому же ты спас нас…

Ходжа отвесил легкий поклон, который больше выражал уважение к старшему, нежели раболепие, и продолжил сказку.

Дальше речь шла о том, как один из братьев спас эмира от смерти, отрубив голову змее, которая уже была готова броситься на спящего повелителя. И как тот, не разобравшись, что произошло, приказал казнить своего верного министра, но в конце концов отменил это решение…

— Эта сказочная история мне знакома, — неожиданно проговорил Рустам, прервав Насреддина. — Дальше говорится про яд дохлого удава, и про обманщика попугая, и про то, как эти братья, покинув эмира, нашли в своем кувшине, оказавшемся у соседа, хлопок… Я ее слышал в детстве. Еще тогда удивлялся, какой черной неблагодарностью ответили братья своему господину.

— Но, повелитель!.. — воскликнул Ходжа.

— Знаем, знаем… ты хочешь сказать, что эмир поторопился и едва не казнил младшего из братьев напрасно?

— Именно об этом я и подумал, пресветлый!

Эмир на какое-то время замолчал, и Насреддин, понявший его по-своему, успокоился, а зря.

Властитель и законодатель Бухары просто собирал свои мысли в порядок, чтобы достойно ответить этому молодому нахалу, вздумавшему учить его. Рядом не было верной стражи, чтобы схватить и наказать дерзкого юношу, поэтому оставалось сразить его словом. Но этому не суждено было сбыться. Завидев впереди клубы ныли, поднятой мчавшимся навстречу отрядом всадников, эмир втянул голову в плечи и тоскливо оглянулся назад. Ему было не по себе на пустынной дороге, пролегающей по бескрайней степи. Он с тревогой посмотрел на Насреддина, но тот не выказывал своим видом никакого беспокойства. Это немного вдохновило эмира, и его голова стала постепенно подниматься, наконец, заняв достойное повелителя и законодателя Бухары положение.

Когда до отряда осталось совсем немного, Ходжа вдруг спросил:

— Повелитель! Мы едем в Коканд… А зачем?

— Ты разве забыл, визирь, за помощью для нас!

— Я это помню! Только вот что мы скажем им? — юноша кивнул в сторону всадников.

— Ты прав, Ходжа! Пожалуй, мы представимся… купцами, которые едут в гости к своему брату.

— Но мы с тобой похожи, повелитель, как ворон на сокола…

Перед всадниками ишачки, не дожидаясь команды, благоразумно свернули вправо, но в самый последний момент ослик Насреддина, почему-то передумав, перебежал на другую сторону дороги. Было непонятно, почему он это сделал — может быть, растерялся, а возможно, таким образом решил высказать подруге свое недовольство.

Так или иначе, но этот маленький инцидент, вызвав у эмира чувство легкой паники, никоим образом не сказался на судьбе путешественников. Вооруженный отряд, не обратив на них никакого внимания, проскакал в сторону Бухары. Никто из воинов и предположить не мог, что только что они миновали самого эмира.

Меж тем туча пыли, поднятая конным отрядом в добрую сотню человек, медленно опускалась на чихавшего и отхаркивавшегося властителя и законодателя Бухары.

Впрочем, на то она и пыль, чтобы ей на что-то оседать. Она окутала и Ходжу своим мягким щекотящим дыханием. Ей, собственно, было все равно — она не разбирала титулов и званий.

Эмир, не привыкший к жизни в подобных условиях, на чем свет стоит ругался, перемежая слова с чиханием до икоты. Скоро Ходже надоело это, и с невозмутимым видом он посоветовал эмиру помолчать.

— Чем чаще ты открываешь рот, повелитель, тем больше вреда наносишь своему организму, ведь пыль попадает вовнутрь.

Рустам хотел что-то ответить, но благоразумие взяло верх над желанием отругать своего недостаточно почтительного визиря. Он лишь в очередной раз недовольно посмотрел на Ходжу и промолчал. Когда пыль, наконец, уселась, эмир словно решил наверстать упущенную возможность поговорить. К тому же не понятое им сравнение с птицами требовало разъяснений.

— Ходжа… — загадочно начал эмир. — Что ты тут толковал о вороне?..

Юноша рассеянно посмотрел на собеседника — он был не готов к этому вопросу, так как давно уже забыл о своих словах. Но Насреддин не был бы Насреддином, если бы тут же не нашелся. Он моментально восстановил в памяти последние фразы их разговора. Ну, конечно! Светлейший мог интересоваться только тем, что в какой-то мере задевало его персону.

— Повелитель, ты — ясный сокол… это же понятно без слов, — невозмутимо проговорил Ходжа, улыбаясь в душе. — Я привел это сравнение для того, чтобы подчеркнуть несходство между нами, которое наверняка бы бросилось в глаза при упоминании об общем брате…

— Ты не так уж и прост, мой визирь, — проговорил довольный эмир. — И, пожалуй, ты прав… — Рустам с явным пренебрежением смерил Ходжу своим взглядом. — …Мы не можем иметь с тобой общего брата.

Юноша заметил этот взгляд, но не обратил на него никакого внимания, во всяком случае, не показал этого. Он задумчиво смотрел вдаль, наблюдая за приближающимся караваном.

«Ничего… — думал Ходжа. — За то время, пока мы доберемся до Коканда, ты позабудешь, как хвост-то распускать…»

И снова свергнутый законодатель чихал и кашлял, глотая пыль, и проклинал свою горькую судьбу, которая сыграла с ним такую злую шутку. Иногда, в порыве гнева, он клялся уничтожить всех своих врагов до семнадцатого колена. Почему именно до семнадцатого, Насреддин не знал и не стал выяснять. Но эта угроза заставила его погрузиться в мрачное раздумье: рассчитываться с врагами, совершившими дворцовый переворот и свергнувшими эмира, было, наверное, делом справедливым. Но чем же провинились их семьи, многочисленные родственники, которым тоже придется поплатиться жизнью?!

Добродушный и миролюбивый, Ходжа не мог ответить на этот вопрос. А осада города, о которой говорит эмир?!

Насреддину доводилось слышать от очевидцев захватнических походов о том беспределе, который сопровождал войны.

И вот он, весельчак и балагур Ходжа Насреддин, стремящийся к благу людей, будучи визирем, ведет с эмиром войска на Бухару?!

Наконец-то его мысль достигла своего предела и реализовалась в таком выводе.

«Да, именно так все и обстоит… Ай, балда я, ай, балда!» — ругал сам себя юноша.

К завершению третьего дня пути, когда на горизонте показались строения Самарканда, Ходжа наконец-то пришел к окончательному решению… Несколько раз приходила мысль покинуть сиятельного попутчика, но он почти сразу прогонял ее. «Эмир не останется один. Если уйду я, то кто тогда окажется рядом с ним?.. Будет ли этот человек честным и добрым, или он будет злым, готовым за деньги продать свою совесть?!» Остановиться и повернуть назад сейчас означало бы погубить свой замысел. …И Ходжа, с некоторого времени поверивший в его величество случай, решил ждать. Ведь говорят же: «Судьба и благоприятный случай всегда приходят на помощь тому, кто преисполнен решимости и борется до конца».

Время торопило, и он все чаще стегал своего ишачка, намереваясь догнать впереди идущий караван, спешивший войти в город прежде, чем его многочисленные ворота закроются.

Эмир ворчал, но, понимая задачу, следовал за своим визирем. От непривычного ему способа передвижения у него устало заднее место, и он то и дело вертелся в седле, пытаясь найти удобную позу. Недовольная этим ослица несколько раз справедливо являла сиятельному седоку свою возмущенную морду, но тот только ругался в ответ. Тогда она издала трубный, многократный рев и встала посреди дороги как вкопанная.

В этот раз даже Ходже было не до шуток. Понимая, что животное что-то беспокоит, он снял с нее седло и увидел большую кровоточащую рану. С сожалением посмотрев в сторону города, Насреддин разочарованно произнес:

— Приехали… что ж, придется заночевать здесь, мой достопочтенный повелитель!

К удивлению юноши, эмир принял это известие почти спокойно, плюнув только и что-то тихо пробормотав. Ходжа разобрал одно слово «шайтан», но его было достаточно, чтобы понять общий смысл сиятельной речи…

Впрочем, слабым утешением явилось то, что шедший впереди караван тоже не успел войти в город, с минаретов которого послышались голоса муэдзинов, призывавших мусульман к вечерней молитве.

На землю опускался туман. В небе погас розовый отблеск последних лучей солнца и появился тонкий серп молодого месяца. Потянуло прохладным ветерком — он приятно освежал после изнуряющей дневной жары. Вот если бы еще миску жирного, из молодого барашка, плова, да чистую постель в караван-сарае…

У стен Бухары с этим делом было проще — имеешь деньги, получи и то, и другое. Лишь стены города тебя не охраняют, а здесь…