Александр Щёголев - Любовь зверя

— Школьница? — пробормотал студент, пораженный до глубины изысканной души. — Женщина-монстр — школьница? Шутишь!

— Ха… В девятом классе учится, как и я. В смысле — училась. Сейчас в школу, само собой, не ходит.

Стоп, сказал он себе. Спокойствие и уверенность ограждают меня от внешнего мира, словно стена. Я очень хочу, чтобы мои руки и ноги стали тяжелыми и теплыми. Очень хочу, чтобы мои руки и ноги стали тяжелыми и теплыми. Хочу, чтобы мои руки и ноги… Стоп, не отвлекаться. Над головой — золотой туман, при вдохе он врывается в каналы, наполняет тело до краев, до ступней, при выдохе — поднимается обратно, прочищает, прочищает. Спокойствие и уверенность… Да, обстоятельства мрачные, но вполне рациональные. Да, страшненькие, прямо скажем, обстоятельства. Только психовать еще рано, рано, рано…

— С тех пор, — говорила Милита, — она каждый вечер выходит из дому. Иногда просто побродит по району и возвращается. А иногда на нее что-то находит, и потом в морге не знают, как этих бедняг собрать. Чего она на военных взъелась? Ведь есть же среди них нормальные, вон мой папаша, к примеру. Жлоб, конечно, но зато личность редкая…

Студент выслушал. После чего спросил. В который раз. Рискуя нарваться на колючую проволоку, но теперь — гораздо более твердо, требовательно, мужественно:

— Зачем ты ее ловишь? — спросил он. — Почему отцу не расскажешь?

— Не твое дело, очкарик, — привычно схамила Милита.

И хотела еще прибавить, что от идиотских вопросов у нее уже заложило уши. Хорошая шутка. Жаль, не успела прозвучать. В подъезде вдруг послышались рыдания, и она машинально взяла студента за локоть — так, что тот чуть не вскрикнул. На улицу вышла плачущая девушка, одетая в школьную форму. Милита мгновенно обняла студента, спрятав лицо за его большую умную голову.

— Это она, — горячий шепот ударил ему в ухо.

— Продолжаем наш спектакль! — возгласил кто-то. — Акт второй: драматический диалог. Просьба открыть глазки и поаплодировать.

Товарищ майор послушно открыл глазки.

— Сиди, сиди, не обращай внимания, — махнул рукой хозяин кабинета. — Я, собственно, острю. Мне надо только вещи кое-какие взять, сейчас занятия начинаются.

Бред, подумал гость, напружинив логику. Долго еще меня здесь держать будут? В самом деле, не собирается же этот чокнутый…

— Не собираешься же ты убить меня! — бесстрашно бросил он в лицо преступнику. Тот зевнул, посмотрел на часы. Пробормотал: «Почти десять» и вздохнул. Ему было ясно: к стулу привязан законченный идиот. Ерзающий, ведущий жалкую борьбу с коварной резиной — да, законченный…

— У супермена поджилки трясутся. — Тренер еще зевнул.

Тогда майор рубанул наотмашь — сталью:

— Ты объяснишь мне, наконец?

Таким образом, драматический диалог был принят.

— О! Граф проснулся, требует закуску. Ладно, ничего не поделаешь, начнем сеанс вопросов и ответов… Ну?

— Что — ну! Зачем ты издевался над детьми? Там, в соседнем бункере?

Тренер пожал плечами:

— Во-первых, это не дети, а полноценные пятнадцатилетние женщины. Детей я не учу, к твоему сведению, учу только женщин. Во-вторых, я ни в коем случае не издевался над ними. Обычный отбор кандидатур в особую группу, группу для особо одаренных, так сказать. Я называю процедуру «тестом на унижение с эмоциональной компенсацией». А ты можешь называть ее как хочешь, мне плевать. В третьих, подглядывать в не предназначенную для тебя щелку — стыдно. Недостойно такого мужчины, как ты.

Товарищ майор попытался усмехнуться. Попытка была весомой заявкой на успех:

— Ах, тест? Все по науке, значит? Ловко придумал, маньяк! И какая же тебе приглянулась, рыженькая?

— Алиса? Вредная, в меру злобная, не больше — чисто бабская натура. Вторая, кстати, значительно лучше. Да какая тебе разница?

— Никакой, — согласился товарищ майор. Он громко, тяжело дышал. На него вдруг обрушилась яростная догадка, и даже боль померкла, и даже гнусность ситуации забылась. — Ответь, пожалуйста, гражданин учитель. Милита тоже проходила твой «тест на унижение»?

— Естественно, Боря. Милита мне понравилась, и я сразу взял ее. Сначала она обиделась, как, впрочем, каждая нормальная кандидатка. Но потом начала работать, и ее эмоции в отношении меня стабилизировались. Здесь все отлажено, Боря. Ты за дочь не волнуйся, она работает с азартом. Меня уважает…

— А пуговички… и застежечки… ты ей тоже? — сипло крикнул привязанный к стулу человек и рванулся. Кулаки его сжались. На левой руке — полновесно, устрашающе. На правой — так, за компанию.

— Боевая девчонка, ты ее отлично подготовил. Пришлось с ней повозиться… вот примерно, как с тобой. Впрочем, давно дело было. Я обычно импровизирую в зависимости от обстоятельств.

— Мразь! — выдохнул пленник. — …ак ты, понял!.. ак ты… ак!

— Спокойно, — сказал тренер. — Не психуй, это очень вредно. Может начаться вегетативный криз, а медика здесь действительно нет, предупреждаю. Кроме меня, правда, но мне ты вряд ли доверишься.

— Мразь, — прошептал товарищ майор.

— У тебя что, вопросов больше нет?

— Да, развел ты тут грязищу. Совсем молоденьких девчонок гробишь, психолог хренов. Что же тебя папы и мамы до сих пор за глотку-то не взяли, не понимаю.

Тренер улыбнулся своим мыслям:

— Просто я педагог-новатор. Равняюсь на тех энтузиастов, которых по телевизору в пример ставят. И мои умницы-ученицы меня поддерживают.

— Ясно. Детей против родителей настраиваешь, мразь, — майор удовлетворенно кивнул. Еще подергался, придирчиво оглядел себя, насколько было возможно, и застонал, не сдержавшись. — Долго вы меня тут держать будете?

— Ну ты же профессионал, — тренер не убирал с лица кокетливую улыбку. — А я любитель. Подскажи мне, что делать?

— Чего ты испугался? — раздраженно сказал профессионал. — Заварил кашу… — Он постарался взять себя в руки и начать воспитательную работу с преступником. Его всегда отличали напор и логика: прекрасный был сотрудник. — Ну, чего особенного я узнал о твоем клубе? Скажу прямо, я сообразил, что здесь дурно пахнет, трудно было не сообразить. Но не больше того. И если даже я окажусь прав, мне же придется копать и копать, чтобы все выяснить. Чем я, естественно, заниматься не собираюсь. Мы вообще всякой ерундой не занимаемся, не по нашему это ведомству. Газеты читай. А ты меня… вот так, хамски…

Тренер согласился после паузы:

— Вполне возможно, мы допустили ошибку. Что ж… Значит, судьба у тебя — сидеть передо мной в моем же стуле.

— Послушай, но ты не можешь со мной ничего сделать! Верх глупости! Будет большой хай, спортзал элементарно найдут — это тебе не забавы с твоими «особыми» девочками!

— Трусишь, — вздохнул тренер. — Опять вернулся к волнующей теме… Да, проблема есть. Но ведь если тебя взять и развязать, считай, что спортзал уже найден. В общем, нужно все проанализировать. Не трусь, политическое решение по тебе еще не принято.

Профессионал занервничал. Он, конечно, давно прекратил попытки быть спокойным, но теперь это чувство стало глубоким, основательным. Чувства, которые он испытывал, всегда были глубокими и основательными — так значилось в его характеристике.

— Ты же с головой мужик, какое тут может быть «политическое решение»? Мальчишество. Насмотрелся фильмов…

— Ладно, Борис, чешем языками без дела, — тренер мерно заходил по бункеру, от стены к стене, как опытный узник. — Между прочим, скоро занятие начнется, мне надо идти. Но так и быть, удовлетворю я твое любопытство, все-таки пять лет проучились вместе. Пять лет ты меня мучил… И не перебивай! — хлестнул он, поймав движение вяло подрагивающих губ. — Ты утверждаешь, что ничего не понял о сути происходящего здесь, и, естественно, в этом совершенно искренен. Но ты понял главное: здесь существует некое сообщество людей, отделившееся от остального мира стенами бывшего бомбоубежища. На языке вашего ведомства — подпольная организация, банда, секта. Я правильно дополнил твои неумелые психотерапевтические рассуждения, призванные меня успокоить? — тренер застыл посреди кабинета и странно посмотрел на пленника. — О наших целях я тебе рассказывать не буду, иначе снова заснешь, на сей раз от скуки. У нас с тобой всего… — взгляд на часы, — несколько минут. Итак, чем мы все тут занимаемся? Точнее, чем тут занимаются девчата? Очень простым делом — становятся сильными. Но в нашем поганом мире быть просто сильной — мало. Нужно быть самой сильной. Иначе невозможно сдержать яростный напор главного зла этого мира — самцов вроде тебя. Учась вместе с тобой в школе, Боря, я не только стал человеком, не только выбрал специальность, но и набрел на пару фантастических идей. Можно сказать, выстрадал их, регулярно общаясь с кулаками такого темпераментного мужчины. Идеи были бредовые, я их забыл сразу, как избавился от твоей нежной дружбы. А через много лет кое-что случилось в моей простой врачебной жизни… И я вспомнил школьную идею. Кстати, я ведь терапевт по специальности…