Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

– Не его одного!

Вера промолчала. Видимо, напоминание о нем все еще причиняло ей боль. Но на этот раз она не ушла от неприятного разговора, как делала раньше. Вот тебе еще один новый штришок, Пашка.

– Думаю, его уже здесь нет. Он слинял из города.

– Но он же не насладился своей победой, а ему это как воздух необходимо.

Вера остановилась и строго посмотрела на меня:

– Ты думаешь, он победил?

– А разве нет?

– Нет, что ты. Костя проиграл. Посуди сам, он ведь хотел отомстить мне, унизить меня. Он думал, что, когда Александр бросит меня, и я узнаю, что он голубой, то сломаюсь. План был действительно хороший и обреченный на успех. Если бы он не просчитался в одном – Саше.

– Он влюбился в тебя? – утвердительно спросил я.

Вера широко улыбнулась такой счастливой улыбкой, что у меня засосало под ложечкой от горячего чувства неземной любви к ней и одновременно жгучей тоски.

– Ага! Он такой замечательный, ты даже не представляешь себе.

– Рад за тебя.

Она вдруг очнулась и, посмотрев на меня, изменилась в лице:

– Прости, я не хотела тебя задеть.

– Да нет, ничего. Я вправду раз за вас двоих, – чтобы не говорить на мучительную для меня тему, я спросил. – Так в чем он ошибся?

– Костик-то? Не зря говорят, что люди о других по себе судят. Вот и он не разглядел всю глубину и человечность Саши. Он видел в нем лишь пресловутый глянцевый идеал.

– А разве это не так?

– Да нет же! То есть Саша, конечно, очень необычный человек, но и он не сахар. У него есть свои слабости и дурные привычки, а благодаря его сомнительному прошлому у него еще и комплексов полно. Хотя у кого их нет?

Я рад, что ты поняла это, Вера.

– В общем, потому-то Костик и не подумал, что тот может поступить как-то иначе, нежели растоптать меня. Сашка и согласился на его план только потому, что боялся потерять Костю. Он ведь его любил.

– Любил?

– По-своему, наверное, любил. А вот Костик, сомневаюсь. Я вообще сомневаюсь, что он способен кого-то полюбить.

– Это он после несостоявшейся свадьбы такой стал?

– Нет, думаю, он был таким с рождения. Ведь бывает так, что все в жизни складывается хорошо, а человек все равно выходит испорченный. Думаю, в Костиных жилах течет дурная кровь.

Уже второй раз я слышал это выражение за относительно короткий срок. Наверное, в этом заключен какой-то знак свыше. Узнать бы еще, какой.

– Ну да ладно. Что это мы все о грустном? – воскликнула Вера.

– Действительно, давай лучше о тебе поговорим.

Она беззаботно рассмеялась, и я почувствовал себя в теплых лучах солнца. Ее солнца.

– Нет, правда, мне хочется узнать, что ты теперь будешь делать.

Мы шли по центральной дорожке Березовой рощи. Вера вела рукой по верхушкам кустарников, устремившихся вверх под кроны деревьев. Зелень кончалась, впереди маячили кирпичные строения.

– Мы уезжаем с Сашей в Питер. Здесь его ничто не держит, а там у него больше шансов заняться чем-нибудь серьезным. У него настоящий талант, ты бы видел модели, которые он сделал за последние дни.

– Это тоже его? – я указал на Верино платьице. Простое и изящное одновременно. Оно удачно подчеркивало фигуру Веры и в то же время не бросалось в глаза. По-настоящему хорошие вещи такими и должны быть – привлекать взгляд не к себе, а к хозяину.

– Да, – улыбнулась Вера. – Тебе нравится? Ведь, правда, здорово?

Я кивнул ей в ответ.

– Думаю, Саша приживется там, поступит в Высшую Школу Моды. Он уже сейчас подумывает о собственной студии. Возможно, и мне там найдется место.

Мне кажется, Александр поработал не только над платьем Веры, но и над ее образом в целом. Только сейчас я заметил тщательно уложенный макияж, новую палитру приглушенных цветов в ее одежде. Наверное, именно это делало мою бывшую подругу еще более женственной и привлекательной. Но все же главные изменения произошли не в ее внешности, а в настроении. Думаю, и в этом его заслуга.

– Ты его любишь?

– Да, – спокойно призналась она. – Мы с ним очень похожи и хорошо понимаем друг друга. А ты ведь знаешь, как это важно.

Я искренне порадовался за Веру. Все-таки она нашла того единственного, которого искала.

– Он прошел все твои тесты?

– Дурачок, – она взъерошила мои волосы. – Ему и не надо было проходить никакие тесты, и так видно, кто он такой.

– То есть, его ты не проверяла?

– Паша, я ведь тебя тоже не проверяла. Я, кажется, говорила об этом раньше.

– А что же ты делала?

– Как что? Хотела воспитать в тебе лучшего человека.

– И как по-твоему, преуспела?

На этот раз улыбка покинула ее лицо, она вдруг стала сосредоточенной, и посмотрела куда-то в сторону.

– Что такое?

– Подожди, уже вот-вот, – сказала она, принюхиваясь к воздуху.

– Что?

Небо ударило громовыми раскатами, и вместе с ним изменилась Вера. Точнее, она не изменилась, а снова стала той, к которой я привык. Все-таки я ошибался, на самом деле она не переменилась, у нее лишь появились новые черты. Сейчас эти черты отошли на задний план, и передо мной была прежняя Вера.

Задрав лицо навстречу первым каплям дождя, она крикнула:

– ЭТО!

Снова ударил гром, теперь гораздо ближе, и из неба на нас хлынул самый настоящий водопад. Люди во дворе, куда мы забрели, быстро разбежались – кто под укрытие деревьев, кто в ближайшие подъезды. И только мы вдвоем стояли под теплым ливнем, не двигаясь с места. Если бы не Вера, то я бы, конечно, тоже спрятался.

Подняв руки вверх и весело смеясь, она закружилась под тяжелыми струями дождя. Ее платье быстро намокло, и теперь Вера казалась почти голой. Дождь вымочил и меня, но я перестал обращать на него внимание, мой взгляд принадлежал этой удивительной девушке, танцующей передо мной под натиском разбушевавшейся стихии. Подул ветер, и она, остановившись, вдохнула его полной грудью.

– Не стой на месте! Радуйся! – крикнула она.

– Чему? – пытаясь перекричать шум дождя, отозвался я.

Но она лишь махнула рукой и, сняв босоножки, закинула их подальше.

– Побежали!

Вера схватила меня за руку и потащила за собой, но, не выдержав, тут же отпустила и вырвалась вперед. Беременное небо продолжало поливать нас, но мне и ей все было нипочем. Окажись Айвазовский, мир его праху, каким-то чудом сейчас здесь, он бы забросил свои морские полотна и запечатлел нас с Верой. Картина была эпическая – под мощными лианами дождя, промокнув насквозь в своем платье, Вера шла вперед посреди проезжей части, радостно смеясь. А я, верный Санчо Панса, брел за ней следом. Машины медленно объезжали нас, катясь по дороге, в один миг превратившейся в безумно несущуюся грязную реку. Клаксоны гудели не переставая.

– Иди к черту! – весело закричала она очередному нетерпеливому водителю, и хлопнула по капоту рукой. Машина последовала ее совету и объехала нас стороной. За запотевшим окном я различил чей-то вздернутый средний палец.

Не обращая внимания на автомобили, Вера продолжала свое безумство. Обхватив себя руками, она кружилась под дождем, подставляя навстречу тяжелым каплям свой язык, рот и лицо. Сейчас она казалась мне беззаботной девчонкой, которая искренне радуется этому буйству природы. Я увидел в ней искру жизни, большую, чем во всем этом дурацком городе. В этих горящих безумным весельем глазах, в этих беззвучно шевелящихся губах, в этой безудержной силе, с которой она кружилась словно неутомимый волчок.

Дворы остались позади, и мы снова оказались на природе. Перед нами расстилалась большущая поляна, расположенная на горе Каштак, неподалеку от главного проспекта района. Отсюда можно было достать взглядом самые окраины города.

Лил дождь, Вера продолжала кружиться и нестись вперед. Она словно парила над всеми нами, и меня вдруг осенила мысль, что я всегда видел настоящую Веру. Никогда не притворяясь кем-то еще и не обманывая меня, она была такой, какой я ее знал, и, наверное, много какой еще. Но при этом она всегда оставалась собой.

Я понял все это в одно мгновение, а в следующее уже кружился вместе с ней по мокрой траве, рядом с ней. И в этот момент я тоже был самим собой. До сих пор не могу найти подходящих слов, которые бы описали мое состояние тогда. Возможно, это было легкое помутнение рассудка, но мне хочется верить, что я пережил то редкостное мгновение, когда человек может окинуть взглядом весь мир и ощутить радость гармонии со Вселенной.

Это был мой самый любимый дождь.

Когда утихла гроза, растаяло и наше безумие. Остановившись, мы уставились друг на друга, не расцепляя рук. Ее зрачки расширились, и она, не мигая, смотрела на меня.

– Ну, скажи же! – произнесла она наконец.

– Что сказать?

– То, что ты так долго держал в себе.

Видя неуверенность на моем лице, она мягко добавила:

– Скажи, и увидишь, тебе станет легче.

Я вздохнул, и набравшись смелости, произнес эти заветные три слова:

– Я люблю тебя.

– Спасибо, – сказала она и, закрыв глаза, склонила голову. – Теперь твое сердце свободно от этого груза и ты можешь занять его кем-то еще.