Януш Вишневский - Бикини

Эндрю умолк. Встал и пошел по пляжу к воде. Анна закурила сигарету, посмотрела на кучку песка, которая осталась от брошенного им песчаного шарика. Она понимала его энтузиазм и возбуждение. Такие чувства испытываешь, когда занимаешься чем-то действительно важным для тебя. Ее отец тоже был способен месяцами жить в своем мире, когда занимался своими проектами. Но отец никогда бы не согласился участвовать в том, что могло кого-то обидеть, унизить, ранить, а тем более убить...

С каким отвращением отец надевал мундир, когда его призвали... Они с матерью провожали его на вокзал. Его лицо отражало безграничную грусть и стыд. Ему было противно стоять перед ними в этом мундире. Он чувствовал себя в нем, как клоун на похоронах. Но он был вынужден сделать это ради них. Выбор был невелик: тюрьма или мундир. Тюрьма означала бы преследование жены, матери и дочери. Всей семьи. Теперь Анне иногда кажется, что отец умер уже там, на вокзале в Дрездене, еще до того, как состав отправился под Сталинград. Она не может представить себе, чтобы он в кого-то стрелял...

Очнувшись от воспоминаний, она посмотрела на океан. Эндрю нигде не было видно. Она испугалась. Встала и подошла к воде.

— Эндрю! Эндрю, где ты, Эндрю?! — в панике кричала она.

Неожиданно он появился рядом.

— Я здесь.

— Эндрю, прошу тебя, не делай так больше! Никогда не делай, — шептала она, жадно целуя его лицо и волосы.

Он обнял ее. Прижавшись друг к другу, они шли по пляжу.

Анна проснулась от странного ощущения тревоги. Прикрыла веки. Протянула руку к сигарете.

На Бикини начиналось воскресенье. Для Нишмы, Маттеуса, Рейчел и всех остальных в деревне это не имело особого значения. Для них понедельники, вторники, четверги или субботы, по большому счету, отличались от воскресений лишь службой в церкви. Во всем остальном дни недели были похожи один на другой. Лодки отправлялись в море, женщины ткали циновки, плели корзины, потрошили рыбу, запекали ее на костре, дети плакали или смеялись, солнце всходило и заходило, люди умирали и рождались как по четвергам, так и по воскресеньям. Дни недели на Бикини были чем-то условным.

Анна зарядила в фотоаппарат новую пленку. Оделась наряднее, чем обычно. Обула туфли. Впервые с тех пор, как прибыла сюда, шла по пляжу в туфлях. Ей казалось невозможным прийти в церковь босиком. Но для местных жителей обувь играла совсем иную роль — она защищала ступни от ран, ожогов или укусов. Здесь все было по-другому, в том числе и церковная служба, которая была похожа скорее на праздничное развлечение, чем на священнодействие. Женщины украшали цветами не только алтарь. Они вплетали в волосы гибискусы и были одеты очень живописно. Все радостно улыбались в ожидании встречи с Богом. Для жителей Бикини Бог, о котором они узнали от миссионеров, был не только христианским творцом и мудрецом, не только Иисусом в окружении апостолов, он был и в скорлупе кокосового ореха, и в разноцветном птичьем оперении, и в ракушке на пляже, и в дуновении ветра, и в голубизне океана, и в каждой рыбе, которую даровал им этот океан. Они приняли христианство, принесенное сюда миссионерами, но это вовсе не мешало им оставаться язычниками.

Войдя в заполненную людьми церковь, Анна нашла взглядом Маттеуса. Он сидел в первом ряду рядом с королем Джудой. Когда Маттеус обещал представить ее своему королю, она думала, что это представительный, неприступный и властный человек. А король оказался маленького роста, с крупными редкими зубами, которые, казалось, не помещаются у него во рту, с длинными растрепанными волосами, и выглядел так, будто только что проснулся или напротив несколько дней не ложился спать. Он напомнил ей опустившегося, грязного попрошайку с «Пенсильвания-стейшн» в Нью-Йорке. А вот сидевшая рядом с ним жена выглядела гораздо более величественно. У нее были индейские черты лица, и она смотрела на всех свысока, как настоящая королева. Это Анну не удивило. За время, проведенное на Бикини, она успела заметить, что здесь властвуют женщины. И ощущение, что именно это — залог покоя и гармонии, царивших на острове, крепло в ней с каждым днем.

Пастор произнес короткую проповедь, торжественное песнопение заполнило храм и поплыло над островом. Анна пела вместе со всеми и размышляла. Если в Нью-Йорке, смешавшись с толпой, она носилась как безумная, то здесь, на Бикини, жизнь текла в замедленном темпе, здесь люди уделяли больше внимания каждому ее мгновению, которое никогда не повторится. Здесь на все хватало времени. И все готовы были делиться им друг с другом, словно самой дорогой вещью, какую только можно кому-то подарить. Только здесь Анна поняла, как это важно. Однажды она сидела на пороге дома Рейчел, к ней подбежали две маленькие девочки и чуть ли не час расчесывали ей деревянными гребнями волосы. Им нравилось прикасаться к светлым волосам, каких они никогда еще не видели. В четыре руки, неторопливо, они вплетали в ее прическу цветы, примеряли ей венки, заплетали косы и распускали их только для того, чтобы с веселым смехом накрутить светлые пряди на палец. Анна покорно сидела, не мешая им, и плакала. У ее матери тоже был деревянный гребень, и она иногда брала его в подпол, к Лукасу, чтобы его причесать.

После службы пестрая веселая толпа выплеснулась на площадь. Мужчина в форме американских военно-морских сил уже стоял там. Он жестами подозвал к себе людей, обменивался рукопожатиями с мужчинами и женщинами, гладил по головам детей, улыбался и преувеличенно сердечно всех приветствовал. И тут Анна заметила, что площадь оцепили вооруженные солдаты в касках. До сих пор американцы на этом острове были больше похожи на туристов, во всяком случае они никогда не носили с собой оружие. Сегодня же они выглядели как завоеватели.

— Приветствую вас, приветствую. Остановитесь, пожалуйста, на минуту, присядьте, — говорил мужчина в форме, указывая на каменные ступени церкви.

Он подошел к королю Джуде и обнял его. Потом вернулся на свое место.

— Меня зовут Бен Вайэтт, я военный губернатор Маршалловых островов, — начал он.

В этот момент к Анне подбежал Маттеус и сначала схватил ее за руку, но, увидев, что она обута, наклонился и начал стряхивать с туфель песок, а потом, поплевав на ладонь, чистить их. Она посмотрела на него с умилением. Офицер дождался, пока на площади стихли разговоры и наступила полная тишина. Анна снова почувствовала странную тревогу. Ей не нравилось, когда люди в военной форме вставали перед безоружной толпой и начинали говорить. Когда такое случалось в Дрездене, отец хватал ее за руку, и они поспешно уходили.

Офицер рассказывал о недавно закончившейся войне, о возможном нападении, о Пёрл-Харборе, о демократии, о гонке вооружений, об опасениях правительства Соединенных Штатов, о свободе, о личной заинтересованности президента Трумена, об уважении американского народа к жителям Маршалловых островов и о желании человечества жить в мире. В конце он сказал:

— Я приехал, чтобы попросить вас от имени президента Соединенных Штатов и всего американского народа на некоторое время покинуть остров. Ради благополучия всего мира. Правительство моей страны хочет провести здесь масштабные научные испытания нового оружия. На благо всего человечества и для вашего блага, чтобы раз и навсегда положить конец всем войнам.

Анна замерла, подняв фотоаппарат. Старая Кетрут крепко прижала к себе внучку. Джуда оглядывался, будто пытаясь прочесть на лицах стоявших вокруг него людей отклик на слова, которые они только что услышали. Анна не отрывала глаз от объектива. Делала один снимок за другим. Командор Вайэтт, фальшиво улыбаясь, разводит руками. Кетрут пристально смотрит на внучку, старая Элини обронила нарядную сумочку.

Анна двинулась вперед. Ее туфли утопали в песке. Она сбросила их и встала между местными жителями и Вайэттом.

— Если я правильно вас поняла, вы хотите, чтобы жители этого острова собрали свой скарб и убрались из своих домов, потому что вы собираетесь проводить здесь какие-то испытания! — крикнула она.

Вайэтт посмотрел на нее в изумлении, попятился и крепче затянул узел галстука.

— Кто вы такая? — спросил он раздраженно.

— Вы хотите вышвырнуть этих людей с их острова, из их домов, и провести здесь испытания своего оружия?! — кричала Анна все громче и все с большей яростью.

— Я их не выгоняю, я приехал просить их от имени своего правительства, от имени прези... — сердито возразил Вайэтт.

— Просить?! — прервала она его. — И поэтому площадь оцеплена вооруженными солдатами, а неподалеку бросила якорь канонерская лодка, которой еще вчера здесь не было? Вы прибыли просить их! Ну конечно» Давайте назовем это просьбой. А что если они не согласятся? Я на их месте никогда не согласилась бы! Никогда! Вы слышите?! Никогда!