Наталья Грэйс - Работа, деньги и любовь. Путеводитель по самореализации

Люди, которые всё ещё лгут, находятся в недоразвитом, зачаточном состоянии. Лжецы – это личинки. И если ложь для человека стала привычным способом объяснений, то он – пока ещё личинка.

Запретите себе ложь во всех её проявлениях и помните о том, что умелой ложью бывает и недосказанность. Лжец проклинает свою жизнь, разрушает все духовные основания своим собственным языком. Как говорят мудрые люди, язык – маленький орган, а воспаляет круг жизни.

Ложь и отсутствие благополучия всегда идут рука об руку. А зачем нужны деньги, если не ради благополучия? Если нужно благополучие в более глубоком понимании, чем просто возможность покупать вещи, то начать обуздание себя нужно с контроля над речью.

Простить долг не могут люди с низкой самооценкой. Они слишком остро чувствуют, что их используют, обижают и т. п. Они ведут длинный чёрный список должников, чтобы глубже страдать и сильнее мазохировать. Они любят говорить: будешь мне должен. Это люди-вампиры. Они стремятся войти в энергетическую пару со своим должником, чтобы забирать у него энергию через мысли. Чем дольше должник не может рассчитаться, тем больше сил от него уйдет вампиру. Эти силы – и есть плата за временное пользование чужими деньгами. Фраза "будешь мне должен" – самое настоящее проклятие.

Марина Цветаева сказала однажды: «Помочь можно только сильному. Помочь можно только богатому».

Мне случалось не раз помогать друзьям детства рассчитаться с долгами и оплачивать накопившиеся счета. Но ничего в их домах не поменялось, и вся моя помощь уходила, как в прорву. Решив сиюминутные проблемы, они продолжали по-прежнему жить в нищете и грязи, оттягивать платежи, ругать власть и страну и жить в озлоблении, читая только старые роман-газеты и ничего о том, как навести порядок в голове. Для этого они были слишком гордыми. Так что я в полной мере разделяю цветаевскую мысль. Помощь ещё надо суметь принять и использовать. Помощи достойны не все, кто её просит. Те же, кто более других достоин её, чаще всего справляются самостоятельно, и в этом парадокс.

Хозяин огромного концерна, богатейший человек, рассказывал мне, что не проходит ни одного дня, чтобы кто-нибудь не попросил у него в долг денег. При этом рассчитались с ним единицы. И каждый раз, когда он идёт в гости к знакомым или родственникам, те ждут от него дорогих подарков, уж никак не меньше, чем стиральную машину или микроволновую печь. Электрическим чайником уже не отделаться. Вместо утюгов и смесителей предприниматель как-то рискнул подарить книги о финансовом планировании жизни. Вечер был испорчен.

Рыба помогает только в период обострения, но глобально проблемы голода не решишь запасами. Для этого нужны удочки.

Многие люди систематически живут в долг. Вылезают из одних долгов и тут же делают новые. Даже если они их возвращают, но это уже стало образом жизни, когда хочется иметь то, чего ты не заслуживаешь. И всегда у них есть масса аргументов в пользу того, как трудны и несправедливы обстоятельства, а вы – единственный, на кого последняя надежда. Люди, систематически берущие деньги в долг, – это паразиты общества. У них даже выражения соответствующие:

> где взять денег,

> где достать денег,

> где найти.

> раздобыть.

> нарыть и т. п.

Уже в самих этих глаголах скрыта цыганщина и голодранничество. Никто из них не использует выражений:

♦ заработать.

♦ увеличить прибыль.

♦ сэкономить.

♦ приумножить.

♦ вложить.

Между богатыми и бедными лежит пропасть, и проходит она не в кошельке, а в сознании.

Дыры в кошельке – это метастазы дыр в голове.

Наклонность делать долги – это своего рода духовная проказа и одна из тяжелейших денежных болезней. Невозможно богатеть, не избавившись от долгов.

Мало просто платить.

Некоторые научились платить красиво.

Денежныи невроз – это кратковременная утрата контроля за своим поведением перед расставанием с деньгами или перед их получением, а также в момент самих расчётов.

Есть три причины невроза:

■ жадность,

■ нечистая советь,

■ низкая финансовая самооценка и/или нищее прошлое, когда человек втайне считает себя недостойным денег.

То, что человек делает, становится частью его самого.

У меня была одна знакомая, Женя, которую директор уволил с работы из-за того, что она не умела спокойно реагировать на замечания, а всегда фыркала, дулась и могла даже хлопнуть дверью так, что мало не покажется. Работником Женя была хорошим, относилась к своим обязанностям ответственно; при этом она отличалась некоторой рассеянностью, так что могла забыть сделать что-либо весьма важное.

Директор, Павел Петрович, несмотря на это, ценил её как преданного и трудолюбивого сотрудника, и всё было бы прекрасно, если бы не её болезненно-невротическая реакция на замечания. Однажды нервы Павла Петровича не выдержали, когда на очередное замечание Женя выпалила, что она, между прочим, и так работает лучше всех, и как обычно, ушла, хлопнув дверью.

Жене пришлось искать новую работу. Месяца через три она её, наконец, нашла. Коллектив, вроде бы, ничего, нормальный, директор вежливый, фирма стабильная, да и зарплата несколько побольше, чем на прежнем месте. Но только почему-то Женя затосковала по старой работе и даже начала общаться с теми своими прежними сотрудниками, которых раньше старалась избегать. Она стала звонить им, спрашивать, как дела, что происходит в фирме, какие новости, как Павел Петрович и нашёл ли он кого-нибудь на её место.

– Спрашивает ли он про меня? – постоянно интересовалась Женя.

Через некоторое время она наконец поняла, что лишилась любимой, по-настоящему любимой работы, в которой были, конечно, и частые переработки, и сумасшедшая требовательность Петровича, и высокий темп, но… и вот за этим-то "но" Женя вдруг увидела массу достоинств своего прежнего места. Самое главное, что поняла Женя: она ощущала себя очень нужной, компетентной во многих вопросах, и то дело, которым была поглощена команда, ежедневно приносило чувство ГМУ, как она говорила, глубокого морального удовлетворения. На старой работе она ощущала, что не зря живёт, и это стимулировало её. Как-то совсем по-другому стали вспоминаться замечания Петровича, и злости уже не было.

У Жени началась депрессия, и поскольку на новой работе большинство сотрудников курили, Женя быстро втянулась и тоже стала курить. Говорить ей с людьми было особо не о чем, а так хоть в курилке потусоваться, нечто вроде суррогатного общения. Как только Женя получала зарплату, она тут же шла по магазинам покупать себе хоть что-нибудь! Покупки её не удовлетворяли, внутри было навязчивое чувство опустошения; она ходила и ходила по магазинам до полного изнеможения, перебирала вещи, примеряла то одно, то другое. Раздражение накапливалось; поначалу Жене казалось, что виной всему то неудачный фасон, то не слишком любезная продавщица, то скудный выбор в магазине. Что бы ни покупала Женя, она не чувствовала никакой радости, только разочарование. Тогда она начала есть: лопать всё подряд. Женя всегда была не прочь поставить голос, так сказать, на опору, на плотно набитый желудок, но теперь её просто понесло. От всех своих проблем она то и дело топтала тропу к холодильнику, так что скоро стала противна сама себе. Женя возненавидела свою новую работу и поняла одну поистине гениальную вещь: когда в жизни нет глубокой, настоящей радости, нет удовлетворения тем, что ты делаешь, то начинаешь находить суррогатные удовольствия, чтобы хоть чем-то заполнить свою жизнь. Обжорство, походы по магазинам и курение – типичные суррогаты для заполнения внутренней пустоты, когда нет целей. И во всём этом очень часто замешана трата денег.

Я знала одного молодого мужчину, Степана, который занимался установкой металлических дверей. Работал он на износ, по двенадцать часов в день, часто не успевал обедать и в таком режиме находился уже третий год без отпуска. В месяц у него получалось не больше двух выходных. Он зарабатывал в день примерно столько, сколько участковый терапевт в месяц. При этом Степан был недоволен своей жизнью, его словно «засосало» в эту установку дверей; с утра до вечера он молотил, молотил, молотил до изнеможения. Он жаловался друзьям, что разлюбил жену и живёт с ней только ради сына.