Н. Кабанова - О царь– колоколе, бубенцах, валдайских колокольчиках, о биле и ерихонских трубах

Существовал и более простой способ звона: по колоколам ударяли молоточком. Здесь на память приходит било.

Очепный способ был распространен во всех, за небольшим исключением, католических церквах не только в Европе, но и в Америке. Он давал не четкие, ритмичные, а бряцающие удары и не позволял использовать на колокольнях большие колокола. При раскачивании тяжелого колокола могла расшататься сама колокольня.

Опасность такой беды заставила замолчать большой колокол собора Парижской Богоматери, колокол собора Святого Стефана в Вене (750 пудов1). А редкий для немцев очепный колокол в 1670 пудов на колокольне Кельнского собора получил прозвище «Великий молчальник», так как совсем отказался звонить. Колокол и язык, подвешенные на изогнутом ярме, качались одновременно, не производя удара. Объясняется это законами механики.

Русские мастера – звонари, приложив смекалку, нашли новый способ звона, более удобный – язычный, которым пользуются сейчас. Открытие это, вероятно, произошло в XIV веке. Колокол крепился к металлическому или деревянному брусу ремнями или железными петлями, продернутыми через колокольные ужи. Раскачивающийся язык ударял в неподвижный колокол.

Русский способ звона допустил на колокольни колокола в сотни и тысячи пудов. Это создало неповторимое русское колокольное многоголосие, опирающееся на низкие басовые колокольные голоса. А очепные колокола долго сохранялись на Руси вместе с язычными, вплоть до середины XVII века, особенно в северном крае. И до сих пор их заботливо берегут в древней Псково – Печерской обители как старый завет, с которого звон начал свое шествие по просторам русской земли.

С открытием удобного язычного способа звона интерес к колоколам усиливается, и оживляется литье собственных отечественных колоколов. Поначалу русские мастера учились у иноземцев с Запада. Прозвища, даваемые им: Николай Немчин, Борис Римлянин и подобные, – встречаются и позднее, в XVI-XVII веках. В летописи XIV века появляется первое дошедшее до нас имя русского литейщика. Невелики сведения о нем. Известно, что он жил в Москве, тогда еще деревянной, уступавшей внешним величием и числом жителей Ярославлю, Твери, Владимиру. Мастер московский был знаменит, и новгородский архиепископ приглашал его слить великий колокол для Софийского собора. На колоколах он оставил свое имя: «А лил мастер Бориско».

Согласитесь, что традиция «надписывать» колокола замечательна. Со временем она разовьется. И если первые русские колокола имели гладкую поверхность, то теперь начнут появляться орнаменты, письмена, подчас даже очень пространные. Надписи будто летопись, которая сообщает нам о возрасте, весе колокола, о событии, в честь которого он отлит, о заказчике и самих мастерах. На отдельных колоколах будут изображаться святые угодники, патриархи, цари и царицы. Иногда целые пейзажи и даже батальные сцены, как на знаменитом Соловецком колоколе, где изображен Соловецкий монастырь и бомбардирующие английские фрегаты. Обитель чудесным образом была спасена в 1854 году. Громадное количество английских

снарядов не тронуло ни единого человека из 700 обитателей и ни единой из чаек, во множестве селившихся там.

А надпись мастера Бориски... Пусть она небольшая, но это первая радостная весточка из глубины веков о начавшемся русском колокололитейном деле.

Отливку громадных колоколов в тысячи пудов, поистине великанов – богатырей, русские мастера освоили в XVII веке. Первенствовала московская литейная школа. Располагалась она на Пушечном дворе, то есть там, где лили пушки. Кроме московской, в это время знаменита и школа литья при Троице – Сергиевом монастыре.

Русские цари строго следили за процветанием колокольного и пушкарского дела. Царь Алексей Михайлович издал приказы, предписывающие детям, племянникам, братьям мастеров состоять на службе лишь в Пушкарском приказе и никуда более не определяться. Поэтому все «ситцы» проживали со своими семьями в московской Пушкарской слободе. Этим поддерживались наследственные линии умельцев, их опыт и мастерство передавались из поколения в поколение. Ведь отливка колоколов требовала хороших знаний и большой практики.

С московским Пушечным двором связано много больших имен. Здесь мастер Андрей Чохов много отлил боевых пушек для русских войск, каждую в особой форме по восковой модели. Они имели свои имена: Медведь, Лисица, Ахиллес. Знаменита его Царь пушка, стоящая поныне в Московском Кремле. Ее покрывает замысловатый орнамент. Среди украшений есть изображение царя, за что и дали ей название. Андрей Чохов отлил четыре колокола на колокольню Ивана Великого. Его колокол Реут (1622 год) в 2.000 пудов находится до сих пор на звоннице церкви Рождества Христова в Московском Кремле. Для целой плеяды литейщиков Чохов стал учителем.

На Пушечном дворе отлит первый колокол – великан в 8.000 пудов, названный Большим Успенским. Работал над ним Емельян Данилов по приказу царя Алексея Михайловича в 1654 году. Извлекли колокол из литейной ямы, прозвонили благовест, и «от того благовесту... тот колокол разбился» – рассказывают исторические документы. Сам Емельян Данилов вскоре умер от моровой язвы. А государь приказал разбитый колокол перелить. И тут открываем интереснейший факт. Старые мастера уступили литье гиганта неизвестному тогда еще семнадцатилетнему юноше Александру Григорьеву, поручившись за его уменье. Сирийский путешественник, находившийся в то время в Москве, так описал внешность Александра: «Мастер, из переживших моровую язву, молодой человек, малорослый, тщедушный, худой, моложе 20 лет, совсем еще безбородый». Впоследствии Григорьев создаст считавшийся самым благозвучным Большой колокол Саввино – Сторожевского монастыря (погиб в 1941 году). А в то время, в начале своего пути к мастерству, ему удалось, несмотря на «тщедушный» вид, превзойти всех прежде бывших мастеров. За 10 месяцев он перелил расколовшийся колокол, пополнив его вес до 12.000 пудов. Окружностью он вышел в 19 метров, язык весил 250 пудов. Григорьев руководил литьем, сам делал литейную форму, надписи и изображения на колоколе. За огромные размеры прозвали его Царь колоколом. Из литейной ямы на колокольню Ивана Великого колокол подняли лишь через 13 лет – так тяжело было это сделать. Одни документы рассказывают, что для раскачивания языка требовалось 40 – 50, по другим – 100 человек. Но и этот колокол просуществовал недолго. В 1701 году он раскололся во время страшного кремлевского пожара.

Два удивительных колокола – исполина Емельяна Данилова и Александра Григорьева были настоящим чудом света. Не знали таких огромных колоколов в Европе. А когда русские паломники приносили рассказы о чудо–колоколах братьям-славянам в Сербию и Болгарию, те поражались и не желали верить. У них колокола исчислялись в килограммах, а тут были тысячи пудов, астрономические величины.

Приобретенный опыт оставить и забыть было невозможно. Поэтому в XVIII веке императрица Анна Иоанновна приказала перелить Царь колокол вновь. Первоначально работы хотели возложить на иноземного мастера, члена Парижской академии наук Жермена. Но тот, напуганный неслыханной величиною заказываемого колокола, отказался. И отливку поручили Ивану Моторину с сыном Михаилом.

Иван Федорович происходил из славной династии литейщиков Моториных, начавших осваивать дело колокольное при Троице – Сергиевом монастыре. Там дед Моториных, Федор Дмитриевич, оставил свое имя не на одном колоколе. А его сын Иван Федорович, создавший к этому времени несколько крупных колоколов, был не только литейщиком, но и владельцем известного литейного завода.

Над поручением царицы Иван Федорович начал работать в январе 1733 года. Дело шло трудно: были аварии, а в момент выпуска металла из четырех печей произошел взрыв. В августе 1735 года Иван Федорович умер, и отливку колокола в ноябре завершил уже его сын Михаил. Последующие два года колокол отшлифовывали, обрабатывали орнаментальные украшения, надписи и изображения. Автором этих работ был другой мастер – Федор Медведев.

Так как в колоколе «текла кровь» двух гигантов предшественников, то изображения на нем должны были говорить о преемственности времен. Царица Анна Иоанновна во весь рост в коронационном наряде стоит рядом с царем Алексеем Михайловичем. Над ними – благословляющий их Господь. С другой стороны колокола– Патриах Никон в облачении, в митре, с посохом. На плечах колокола, то есть в верхней его части, находятся херувимы и серафимы с шестью крылами. В круглом медальоне под изображением царицы вылита надпись: «Лил сей колокол российский мастер Иван Федорович сын Моторин с сыном своим Михаилом Моториным».