Оскар Уайльд - Оскар Уайльд. Афоризмы

– Воображаю, какие у вас там сквозняки.

– Есть поговорка, что хорошие американцы после смерти отправляются в Париж.

– Вот как! А куда же отправляются после смерти дурные американцы?

– В Америку.

Американец сумел превратить страну свою в рай для женщин. Тут, возможно, и кроется причина, отчего американки, подобно Еве, так стремятся прочь из этого рая.

Все американки хорошо одеваются. Они заказывают свои туалеты в Париже.

Американок утомляют долгие заезды, но в скачках с препятствиями они великолепны.

Как большинство американок, она изображает из себя красавицу. В этом секрет ее успеха.

Все американские девушки обладают исключительным шармом, секрет которого в их неспособности говорить серьезно с кем-либо, кроме своего парикмахера, и думать серьезно о чем-либо, кроме развлечений.

Главный недостаток американских девушек – их матери.

Поняв на примере матери, что американки не умеют стариться красиво, американская девушка предпочитает совсем этого не делать, и часто здесь преуспевает.

У нас, англичан, с американцами теперь и вправду все общее, кроме, разумеется, языка.

Англия – родина лицемеров.

Англичане обладают волшебным даром превращать вино в воду.

В Англии, если человек не может по крайней мере два раза в неделю разглагольствовать о нравственности перед обширной и вполне безнравственной аудиторией, политическое поприще для него закрыто. В смысле профессии ему остается только ботаника или церковь.

Есть нечто трагическое в том, что в настоящее время в Англии имеется такое огромное количество молодых людей, начинающих жизнь с прекрасным профилем и кончающих занятием какой-либо полезной профессией.

Способность думать – самое нездоровое, что существует под солнцем, и люди от этого умирают точно так же, как от физических недугов. К счастью, уж у нас в Англии эта способность незаразна.

Англия не станет цивилизованной до той поры, пока список ее колоний не пополнится Утопией. Обменять кое-какие из подвластных ей территорий на эту страну было бы куда как выгодно. Нам нужны непрактичные люди, умеющие заглянуть за пределы наличествующего и поразмыслить над тем, что не ограничено сегодняшним днем.

В Англии мы имеем замечательную поэзию, потому что публика ее не читает, а следовательно, никак на нее не влияет.

У него бьшо типично британское лицо. Такое лицо, стоит его однажды увидеть, уже не запомнишь.

Есть двадцать пять рецептов приготовления картофеля и триста шестьдесят пять рецептов варки яиц, однако британская кухарка до сих пор знает только три способа подачи на стол того или другого.

В Лондоне слишком много тумана и серьезных людей. То ли туман порождает серьезных людей, то ли наоборот – не знаю.

Лондонские туманы не существовали, пока их не изобрело искусство.

Я ничего не желал бы менять в Англии, кроме погоды.

Огромное преимущество Франции над Англией заключается в том, что во Франции каждый буржуа хочет быть артистом, тогда как в Англии каждый артист хочет быть буржуа.

Японцы – это творение определенных художников. Сказать по совести, вся Япония – сплошная выдумка. Нет такой страны, как и такого народа. Желая ощутить специфически японский эффект, не следует уподобляться туристу и брать билет до Токио. Напротив, следует остаться дома, погрузившись в изучение творчества нескольких японских художников, а когда вы глубоко прочувствуете их стиль, поймете, в чем особенность их образного восприятия, как-нибудь в полдень ступайте посидеть в парке или побродить по Пикадилли, – если же вам не удастся распознать там нечто чисто японское, значит, вы не распознаете этого нигде на свете.

В России нет ничего невозможного, кроме реформ.

В прежнее время книги писали писатели, а читали читатели. Теперь книги пишут читатели и не читает никто.

Я слишком люблю читать книги и потому не пишу их.

Всякие правила насчет того, что следует и чего не следует читать, просто нелепы. Современная культура более чем наполовину зиждется на том, чего не следует читать.

Мы пишем так много, что у нас не остается времени думать.

Каждый может написать трехтомный роман. Все, что для этого нужно, – совершенно не знать ни жизни, ни литературы.

...Романы, настолько схожие с жизнью, что решительно никто не поверит в вероятность того, о чем повествуется.

Старинные историки преподносят нам восхитительный вымысел в форме фактов; современный романист преподносит нам скучные факты под видом вымысла.

Только великим мастерам стиля удается быть неудобочитаемыми.

Литература не может адекватно выразить жизнь. Но произведение искусства вполне адекватно выражает Искусство, а больше ничего и не надо. Жизнь – это только мотив орнамента.

По сути дела, художественно описать тюрьму не легче, чем, скажем, нужник. Взявшись за описание последнего в стихах или прозе, мы сможем сказать только, есть там бумага или нет, чисто там или грязно – и все; ужас тюрьмы в том и состоит, что, будучи сама по себе чрезвычайно примитивной и банальной, она действует на человека столь разрушительно.

Истинно реальны только персонажи, в реальности никогда не существовавшие; а если романист настолько беспомощен, что ищет своих героев в гуще жизни, пусть он хотя бы сделает вид, будто выдумал их сам, а не похваляется схожестью с доподлинными образцами.

Нигилист, этот удивительный мученик без веры, есть чисто литературный продукт. Он выдуман Тургеневым и завершен Достоевским.

Девятнадцатый век, каким мы его знаем, изобретен Бальзаком. Мы просто выполняем, с примечаниями и ненужными добавлениями, каприз или фантазию творческого ума великого романиста.

О романе Чарлза Диккенса «Лавка древностей»:

Нужно иметь каменное сердце, чтобы, читая о смерти маленькой Нелл, не рассмеяться.

Если дух, пронизывающий романы Жорж Санд, допотопен, то только потому, что потоп еще не наступил; если он утопичен – значит, к географическим реалиям придется добавить и Утопию.

Нынешние романы так похожи на жизнь, что нет возможности поверить в их правдоподобие.

Персонажи нужны в романе не для того, чтобы увидели людей, каковы они есть, а для того, чтобы познакомиться с автором, не похожим ни на кого другого.

Пессимизм изобрел Гамлет. Весь мир сделался печален оттого, что некогда печаль изведал сценический персонаж.

Об одном из английских романистов:

Он пишет на верхнем пределе своего голоса. Он так громок, что никто не слышит его.

Как много потеряли писатели, оттого что принялись писать. Нужно, чтобы они вновь начали говорить.

В пародии нужны легкость, воображение и, как ни странно, любовь к пародируемому поэту. Его могут пародировать только его ученики – и никто больше.

Я знаю, как весело бывает подобрать какую-либо кличку и носить, как розу в петлице. Именно так обретали названия все крупные школы в искусстве.

Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным – значит быть очевидным, а быть очевидным – значит быть нехудожественным.

По-видимому, существует какая-то странная связь между благочестием и плохими рифмами.

Поэты прекрасно знают, что о любви писать выгодно, на нее большой спрос. В наше время разбитое сердце выдерживает множество изданий.

Любовь вышла из моды, ее убили поэты. Они так много писали о ней, что все перестали им верить.

Если человек выпустил сборник плохих сонетов, можно заранее сказать, что он совершенно неотразим. Он вносит в свою жизнь ту поэзию, которую не способен внести в свои стихи. А поэты другого рода изливают на бумаге поэзию, которую не имеют смелости внести в жизнь.

Мне иногда кажется, что слепота Гомера на самом деле – художественный миф, созданный во времена истинной критики для того, чтобы напомнить нам не о том лишь, что великий поэт – это всегда провидец, постигающий мир не физическим, а духовным зрением, а еще и о том, что он настоящий певец, чья песня рождается из музыки, когда, вновь и вновь про себя повторяя каждую свою строку, он схватывает тайну ее мелодии и во тьме находит слова, окруженные светом.