Олег Дивов - Как я был экстрасенсом

Знаете, ей не было ни больно, ни страшно. Иконы любят, когда их любят. Чувствуют это. Понимают. Они добры. В принципе можно, наверное, всерьез осквернить икону, то есть зарядить ее черной, грязной энергией. Но я таких не видел. Да и нелегко это сделать. По некоторым рублевским доскам, вон, ногами ходили – и ничего, чисты они. Хотя гонят едва заметную подавляющую волну, но так ведь и было задумано. Рублев, как и многие старые мастера, изначально несколько суров. Тогда и канон был строже, и выразительные средства попроще, да и богомазы знали истинный Страх Божий – во всяком случае, умело воспитывали его в себе, дабы передать линией и цветом. Ну, и время было сумрачное. Паства тащила в храм немерено дурных эмоций, где щедро их сбрасывала. А энергетическая «вытяжка» центрального барабана, на котором сидит главный купол, мягко говоря, не промышленный вентилятор, она работает в две стороны, и ее пропускная способность ограничена.

…Итак, я посмотрел направо и обомлел. На столе, прислоненная к стене, полулежала… Нет, не икона. Шедевр. Иконища. Супердоска.

Я вышел из-за стеллажа и мелкими шажками двинулся к ней. Вдруг оказалось, что я в хранилище один. Несколько минут назад моего провожатого окликнули из дверей – эй, тебя к телефону! – и он вышел. Тогда я не придал этому значения. Мне даже в голову не приходило, с чем именно меня оставляют наедине. Повторюсь – в хранилище был очень ровный общий энергетический фон, он меня поначалу убаюкал, но теперь… Теперь я перенастроился на восприятие именно этой, главной иконы, и буквально не мог оторвать от нее глаз – ни гляделок своих косых многострадальных, ни внутреннего зрения.

Даже идеальная по качеству репродукция не передает истинного великолепия тех немногих икон, которые всем миром признаны гениальными. Потому что главное – в единении блестящего художественного исполнения и того света, что излучает шестисотлетняя доска. По моему скромному разумению, почувствовать этот неслышный призыв может даже наглухо закрытый в энергетическом плане человек. Пробьет человечка, пробьет.

Я медленно полз – на полусогнутых, а в душе так вообще на коленях, – в направлении Троицы Ветхозаветной.

По пути запихивал руки поглубже в карманы. А то мало ли, что в ошарашенную голову взбредет. Нельзя такую древнюю икону лапать взопревшими от нервной перегрузки руками. Икона вещь нежная, по прошествии нескольких столетий она начинает интенсивно разрушаться, ей нужен особый микроклимат и постоянный грамотный уход. Передача древнерусских святынь от музеев церкви – старое яблоко раздора между иерархами и музейщиками. И дело не только в том, что многие шедевры давно перешли из разряда достояния церковного в ранг общемировых ценностей. Упирается-то все в простой, как вешалка, тезис: «Вы ж ее угробите!». Храм далеко не самое здоровое место для иконы в плане физической сохранности. В идеале ей требуется герметичный саркофаг с автономным кондиционированием. Но это так, к слову. Я вообще много болтаю, когда вспоминаю о психотравмирующих ситуациях. А тут на меня надвигалась самая что ни на есть психотравма. Если только можно так назвать событие со знаком «плюс».

От иконы тянуло, веяло, да ладно, чего уж там – шпарило! – чем-то запредельным, чему нет названия. И я вдруг обнаружил, что стою в метре от нее, а сам нервно озираюсь и вытираю потные ладони о джинсы. Вытащил-таки из карманов, не удержался. Как загипнотизированный, потянулся руками к доске, внутренне себя утешая, что ни в коем случае не потревожу лакокрасочный слой. И осторожно, прямо нежно, прихватил Троицу за бока. На секунду.

Если ожог бывает добрым, то это был ожог. Я воровато спрятал руки обратно в карманы и огляделся вновь. А потом взял, да и вцепился в доску по-настоящему, как бы обнял ее с торцов и тыльной стороны. Уже секунд на десять. Раскрылся навстречу свету. Замер. Прочувствовал все до конца, до самого донышка. Убрал руки, уже спокойно.

Бог есть любовь, ребята.

Вы можете исписать тонны бумаги и изломать тысячи копий в философских спорах об истинной сущности взаимоотношений человека и божества. Но никакие построения, идущие от голого разума, не дадут вам столько знания, сколько можно получить, оказавшись в зоне прокола реальности, центр которой – икона. Гениально расписанная доска, перед которой пятьсот лет чистого времени стояли на коленях люди. Разные люди, хорошие и не очень, добрые и злые, но все равно поверяющие иконе самое сокровенное, что было в их душах. Эмоции, дамы и господа. Все дело в силе и искренности эмоций. Какой-нибудь средневековый полудурок сто раз мог просить Троицу о том, чтобы у соседа корова сдохла, но саму-то икону он при этом обожал, боготворил.

Вовсе не революционное открытие, правда? Но в том-то и фокус, что я ничего не открывал, не придумывал, не домысливал. Я провзаимодействовал с иконой, и получил совершенно четкую и недвусмысленную информацию о том, что такое Бог. По сей день не знаю, как ее корректно вербализовать. Сама формулировка, которую я использовал – знаменитая и всем известная, – очень многозначна. В первоначальном варианте (насколько мне доступны такие высокие филологические эмпиреи) она значила, что Бог всех любит, что он преисполнен любви. Ну, а что же увидел я?

Свет, понимаете? Разлитая по миру аура сопереживания, бескорыстной любви, чистой преданности. Объединенное излучение всех на планете светлых душ. Столь мощное и плотное, что хватит каждому. Ты только научись подключаться, а дальше и сам поневоле начнешь посылать какой-то сигнал, теплый, радостный, добрый. Вот, примерно так.

Вряд ли я смог бы понять это раньше, мне просто не приходилось так плотно соприкасаться с иконами, близкими по калибру к национальной святыне. Кроме того, в те дни я пребывал на пике своей формы, и действительно очень много всего мог почувствовать. Ну, я и почувствовал.

Да, специально для особо интересующихся. Ваш покорный слуга был крещен по православному обряду в возрасте примерно трех лет. Крещен у некоего батюшки на квартире, полуподпольно (нынешней молодежи этого уже просто не понять). Исполняющим верующим пока что не стал. В основном из-за глубокого неприятия любой стадности (в переводе с русского: гордыня неуемная). Ну, и отголоски зачаточного профессионализма сказались – вы уже в курсе, как именно я привык оценивать церковные атрибуты. К тому же, в молодые годы я слишком остро воспринимал ту ауру благолепия, которая и есть самая чудесная отличительная черта православных обрядов. И очень расстраивался, замечая, как редко обряд выходит за рамки привычного ритуала. Когда вроде бы все нормально, а что-то не стыкуется, нет контакта с верхом. Ничего не имею против вращения молельных колес, но мы ведь не в Тибете, правда?… А бывает и хуже – как ни подстраивайся, сплошной дискомфорт и тоска смертная. Если вас в храме давит, плющит, корежит, если вы ощущаете смутный внутренний неуют – значит, той самой ауры нет. Утверждаю: когда все сделано по правилам, вам не потребуется серьезных усилий, чтобы нырнуть всей душой в общую волну. Впрочем, священники – как художники, они живые, очень разные, некоторые обделены талантом, а у остальных тоже иногда гуляет настроение. Не стоит от них требовать, чтобы каждая служба непременно превращалась в истинное священнодействие.

И не стоит вообще требовать каких-то ощущений, если у тебя в душе не осталось ни крупицы любви.

Стоял я однажды у гроба на отпевании, которое шло, что называется, «по полному чину». Действо по нынешним временам довольно редкое, и хор с непривычки дважды сбился. Батюшка одно, хор другое.

Вроде бы конфуз, а главное – потеря ритма, который при богослужении играет значительную роль. Но какая служба получилась отменная! До сих пор ее вспоминаю. И все, кто был тогда во Всех Скорбящих на Ордынке, соглашаются – да, каждого бы так провожали.

Даже запах ладана, который я не люблю (жесткая ассоциация с тяжелым обмороком и последующей травмой прямо на выходе из храма в одном высокогорном монастыре; одиннадцать лет, гипоксия, подбородок и губы всмятку о камни)… даже запах ладана в тот раз меня совершенно не тревожил.

А теперь, наверное, пора вспомнить свое место и умолкнуть, ибо я рассказал о том случае непосредственного прикосновения к Богу даже больше, чем собирался. И уж гораздо больше, чем мне положено.

Сия коротенькая главка, битком набитая конкретными советами, пишется специально для Фом (Фомов? Фомей? Фоменок?) неверующих. Если вы и без того знаете, насколько мир непрост, и до чего сложна функция, которую в нем выполняет человек – так и ну ее, эту главу.

Учтите – я не намерен кого бы то ни было обращать в свою веру, ибо таковой просто не существует. У меня имеется лишь голое знание: внутри нас и вокруг нас постоянно что-то происходит, и мы в состоянии это чувствовать.