Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине

Я повторяю здесь, что я вступил во все сии подробности для защищения естества человеческого. Я хотел унижающим его и смешивающим со скотами показать, что они непростительно заблуждают в рассуждениях своих о человеке, даже и о тех существах, которые совсем стихийные, понеже мы находим бесконечные разнствия между Царствами Натуры, хотя оные в основаниях своих имеют равности между собою и подобия.

Мы видим, что во всех отделениях Существ нижнее отделение не имеет ни малейшей частицы того, что отменно является в вышнем. И так когда в телесных Существах, которые ниже человека, никаких не усматриваем знаков разумеия, то не можем не утвердить, что один он на сей земле одарен сим высоким преимуществом, хотя по стихийному его образу подвержен чувствительности и всем скотским вещественным действиям.

И так те, которые покушались отнять у человека изящнейшие его права, основывая свое мнение на том, что человек покорен и присоединен облежащему его Существу телесному, представили нам в доказательство истину, признанную и нами; ибо мы все знаем, что человек не получает никакого познания, как токмо чрез чувства. Но поелику они далее не хотели простирать своих исследований, то и остались во мраке, и других в оной вовлекли.

Да и действительно, в теперешнем несчастном состоянии человека всякая идея должна проходить к его разуму чрез чувства; и надобно притом признаться, что человек, не властен будучи располагать вещами и Существами, действующими над чувствами его, не может быть самовластным правителем идей, в нем рождающихся. Сверх сего, признавши доброе и злое Начало, как ныне доказано, и следовательно Начало добрых и Начало злых мыслей, не должно удивляться, что человек и тем и другим (мыслям) подвержен, и не может не чувствовать их.

Сие-то побудило Примечателей думать, что мысли и все нашего разума способности имеют свое происхождение от чувств, Но, во-первых, они, смешав воедино два Существа, составляющие нынешнего человека, и не приметив двух в человеке противоположных действий, показующих ясно разность своих Начал, приписывают человеку одного только роду чувства, и все без разбору производят от его чувствований. Но ежели вникнуть в то, что я выше сего говорил, и хотя мало рассудить, то нельзя не признаться, что теперешний человек, обязан будучи править двум разными Существами, из которых он составлен, и не имея иных способов к познанию нужд того и другого, как токмо чувствительность, непременно и сию способность должен иметь двойственную; понеже он сам двойствен. Кто же сыщется столь ослепленный, который не обретет в человеке способности чувствования, относящейся к разуму, и способности чувствования, относящейся к телу? И не должно ли признаться, что сие разделение, почерпнутое из самой Натуры, может объяснить все заблуждения? И должен здесь уведомить, что в сочинении сем часто буду употреблять слова, чувство и чувственное, в отношении к телу; но о чувственном разумном я буду стараться говорить таким образом, чтобы не можно было сие знаменование смешать с первым.

Во-вторых, в каком бы виде ни рассматривали Примечатели чувственную способность человека, увидели бы, вникнув прилежнее, что наши чувства в самой вещи суть орудия мыслей наших, но не источники оных; а в сем состоит великая разность, а не приметить оную есть непростительная погрешность.

Так конечно: в том-то и состоит наше наказание, что некая мысль не может дойти до нашего разума непосредственно без помощи чувств, которые суть орудия, необходимо нужны в теперешнем нашем состоянии. Но ежели мы признали в человеке Начало действующее и разумное, которое столь явственно отличает его от прочих Существ: то сему Началу надлежит иметь в себе свои собственные способности. Единая в теперешнем печальном нашем состоянии осталась в нашей власти воля, врожденная в нас, которою человек пользовался во время своей славы, и еще пользуется по падении. И как чрез нее он пал в заблуждение, то ее же силою может он уповать возвратить прежние свои права. Она не допускает человека к стремнинам, с которых желают свергнуть его враги, и запрещает верить сей ничтожности, в которую тщатся они погрузить естество его; словом, ею учинился он бессильным противиться, чтобы добро и зло не сообщалось к нему, ею же самой к добру, или злу. не может он сделать, чтобы вещи ему не представлялись; но может набирать из них и избирать добрые. И я теперь не приведу иных доводов к сему, как то, что он страдает, и тем наказуется за то, что что избрал зло.

Разумеющий читатель, для которого я пишу, знает, что наказания и страдания, о коих я говорю, суть отменные от преходящих зол телесных, или согласием утвержденных, которые одни известны простому народу.

И так все покушения на низвержение достоинства человеческого не заслуживают нашего уважения; в противном же случае должно опровергнуть первые и крепчайшие основания Правосудия, выше нами утвержденные, равно и те общие всем человека и непременные идеи, которых никакое разумное существо оспаривать не может.

Я не вступлю в пространное рассмотрение, что воля человека в обыкновенном поведении его всегда ли по важности причины побудительной решится, или устремляется к деянию по единому чувства привлечению: я думаю, что и то, и другое может ее побуждать, и утверждаю, что человек, хотящий правильно поступать, не должен отстать ни того, ни другого средства; ибо как рассуждение без чувств приведет его в хладнокровие и недвижимость, так чувство без рассуждения может ввести его в заблуждение.

Но сии вопросы не следуют к моему предложению, и кажутся мне тщетными и бесполезными; и так оставляю я школьной Метафизике изыскивать, каким образом воля побуждается к действию и как действует. Человеку довольно знать того, что воля действует всегда свободно, и что сия свобода бывает источником его несчастия и виною всех его страданий, как скоро отступит он от Законов, долженствующих оную управлять. Но возвратимся к нашему предложению.

Хотя мы уверены, что все Существа непременно имеют нечто в себе, без чего бы они не имели ни жизни, ни бытия, ни действия; но мы не допустим того, чтобы они все имели одинакое сие нечто. И хотя Закон сего врожденного им Начала единствен и всеобщий, но не скажем, что сии Начала суть равные и действуют единообразно во всех Существах; ибо примечания наши показывают нам существенную разность между ими, а особливо между Началами, врожденными трем Царствам вещественным, и между священным тем Началом, которым единый из всех Существ, составляющих сию вселенную , одарен человек.

Ибо сие превосходство Начала действующего и разумного, человеку влиянного, не долженствует нас удивлять, когда воспомним свойство Четверной прогрессии, разграничивающей чины и способности Существ, и возвышающей естество их по мере приближения их к первому члену прогрессии. Человек есть вторая Степень от сего первого члена всеобщего родителя; Начало действующее вещества (материи) есть третья. Сие довольно показывает, что нельзя отнюдь положить между ими никакого равенства.

Обидные человеку системы проистекли от того, что Строители их не умели различать свойства наших чувствований. С одной стороны приписали Существу нашему разумному движения чувственного Существа, с другой смешали действия разумные с побуждениями вещественными, ограниченными как в их началах, так и содействиях. Не удивительно, что обезобразив так человека, нашли в нем сходство со скотами и ничего более; не удивительно, говорю я, что омрачив таким образом в нем понятие и размышление, не токмо не изъяснили ему, что такое добро и зло, но содержат его в непрестанном недоумении и неведении о собственном естестве, понеже закрыли от его очей те разности, которые одни могли бы его на пути наставить.

Показавши, что человека есть разумен вместе и чувствен, надлежит приметить, что сии две разные способности должны необходимо являть себя чрез разные же знаки и средства; и что свойственные каждой из них чувствования, будучи совершенно различны, не могут ни коим образом представляться нам под единым и тем же видом.

И так главное дело человека долженствует состоять в непрерывном распознании бесконечной разности, находящейся между сими двумя способностями и между принадлежностями, им свойственными; и как обе они во всех почти действиях соединены, то всего кажется нужнее различать их тщательно и распознавать, что каждой из них свойственно принадлежит.