Родни Коллин - Теория вечной жизни

Ибо только один фактор станет отделять чистилище, в котором страдают животно-чувственные, от невообразимого рая нового знания, свободы, опыта и истины. Этот фактор – различие между желаниями и стремлениями людей различного бытия.

Ибо если у людей физического аппетита смерть отнимает единственное средство наслаждения, то у людей с бескорыстными и благородными импульсами она отнимает главное препятствие и представляет невероятные возможности удовлетворения их стремлений. Человек, который стремился к знанию и в таком поиске мог забывать личные желания и слабости, в этом новом состоянии получил бы возможность понимать посредством прямого восприятия работу природных законов. Его молекулярная структура, например, позволила бы ему воспринимать природу магнетизма, звука, музыки и так далее; он мог бы расширить свое восприятие до понимания существа гор, морей и других органических образований, слишком больших для охвата физическими чувствами. И поскольку самый низкий предел физического зрения и осязания, работающих через клеточные инструменты, – это отдельный предмет на шкале больших клеток, то восприятия молекулярного тела, как можно ожидать, будут проникать в царство отдельных молекул.

Тело из молекулярной материи, наделенное человеческим разумом, было бы само и микроскопом, и телескопом, а также инструментом для многих других видов сверхфизического ощущения, еще не симулированного инструментами человеческого изготовления. Ученый, оснащенный таким образом, если он не парализован чисто человеческими страхами и слабостями, определенно существовал бы в своем собственном особом раю.

Также и поэт, полагаясь в физическом мире только на смутные предчувствия эмоций, сцен и настроений, на расплывчатое ощущение бытия мужчин, женщин, городов, морей и лесов, мог бы там воспринимать природу таких вещей напрямую, проникновением, а не восприятием извне. Филантроп смог бы, наконец, понимать истинные нужды других вместо того, чтобы навязывать им свои собственные. А человек, желающий учиться, в одно мгновение сумел бы пройти через весь мир в поисках учителя того уровня мудрости, который ему необходим.

Так возможности в молекулярном мире были бы ограничены только воображением, затемняющим истинную природу вещей личными декорациями ума, и жесткостью ощущения «самого себя». Ибо именно это последнее помешало бы человеку войти в мир бесконечных форм, теперь открытый для него, так же как в жизни какой-нибудь средний буржуа не может помыслить о том, чтобы войти в портовую таверну или явиться на дворцовый прием просто из чувства, что он «человек не того сорта». Даже в физическом мире человеку открыты бесчисленные возможности, которые остаются нереализованными не из-за какого-то реального препятствия, но всего лишь из-за сомнения в себе, беспокойства, страха перед мнением других людей и так далее. Конечно, здесь такие воображаемые препятствия поддерживаются и оправдываются настоящей бедностью, настоящими болезнями, настоящей болью и настоящими недостатками тела и ума. Но там, в не-физическом мире, не было бы таких объективных препятствий. Все зависело бы только от того, что человек сам о себе думает и требует от себя.

Человек, который думает о себе как о физическом теле, будет жить там в теневом подобии физического мира, терзаемый невозможностью наслаждения тем, чего больше не существует. Человек, который думал о себе как о миллионере, будет продолжать накапливать воображаемое богатство и иметь воображаемую власть, все время отягощенный заботами о сохранении того, чем он уже не обладает. С другой стороны, человек, который думал о себе как о математике, станет жить в мире математических законов, а биолог – в мире природных, так что их последующие открытия в физическом мире можно будет, наверное, объяснить смутными воспоминаниями о таких законах, напрямую воспринятых в сверхфизических мирах между смертью и жизнью.

Так же и человек, который искренне верил, что все существует в Боге, и в такой вере был способен полностью забыть о своем личном существовании, мог бы пережить эту истину на самом деле. И если ему это удалось, то невозможно предположить, что знание и уверенность такого опыта могут когда-либо оставить его, независимо от обстоятельств его последующего рождения.

Хотя все, что мы предположили о невидимых мирах, кажется одновременно и чудесным, и правдоподобным, мы все еще не вполне освободились от нашего обычного восприятия физической жизни. Ибо там все должно быть полностью наоборот, противоположно и вопреки тому, что нам известно здесь. Именно по этой причине тот мир для нас невидим, как лицевая сторона монеты должна быть невидимой тому, кто смотрит на ее обратную сторону.

Что для нас труднее всего вообразить с этой противоположной точки зрения, так это время. Наше обычное представление о времени таково: существует одно время, текущее в одном направлении, с одной скоростью. Мы уже пытались разрушить наше понятие об одной скорости этого потока и показали, что есть все основания полагать, что поток времени становится все медленнее и медленнее позади нас (в направлении к прошлому) и все быстрее и быстрее впереди (в направлении к будущему). Мы постарались увидеть последствия такого ускорения времени и природу других миров, к которым оно должно вести.

Но нам нужно разрушить еще одно предубеждение, а именно – о том, что время всегда должно течь в одном направлении. Фактически, когда мы приняли идею о том, что смерть и рождение – это одно и то же, что человек движется назад к началу и начинает возвращение к своей прежней жизни, мы тем самым приняли, что где-то и как-то время способно идти назад, может иметь обратное движение, которое несет людей назад, от их конца к их началу. И такое устройство, как кажется, заложено в самой структуре Солнечной системы, показанной в видении Эра, который увидел ролики или спирали планетного времени, движущиеся в противоположных направлениях, когда судьба прошлого вращала их в одном направлении, судьба будущего – в обратном, а судьба настоящего – то в одном направлении, то в другом. Иными словами, один ряд спиралей, как кажется, несет людей вперед по их жизненному пути, а другой невидимо приводит их назад, откуда они начали.

Второй платоновский миф, по-видимому, развивает эту идею в гораздо больших подробностях. Это миф из «Политики», который мы уже процитировали, вспомнив слова странника о том, что «этот космос, в течение некоторого времени, сам Бог помогает завести и запустить в его круговом движении; а затем, когда циклы времени, предназначенные для него, отмерили свою меру, Он отпускает его. Тогда он начинает вращаться в противоположном направлении, сам по себе, будучи живым существом, получившим понимание от того, кто создал его в самом начале»[25].

Это описание, как кажется, со сверхъестественной точностью соответствует фигуре из двух сцепленных кругов, или знаку бесконечности, который мы использовали для символического изображения связи между видимыми и невидимыми жизнями человека. Но мы не исследовали всех значений этого сходства.

Что означает тот факт, что «круговое движение» времени обращается вспять в невидимом мире? Есть ли у нас какие-либо ключи к пониманию этой проблемы? Возможно, да. Мы вспоминаем, например, теорию, развитую Успенским из наблюдения того факта, что запутанные сюжеты сновидений создаются тем событием, которое нас пробуждает, то есть что многие (если не все) сны мы должны видеть в обратном порядке, от конца к началу[26].

И мы помним другую идею, что почти мгновенное проживание заново своей жизни тонущими людьми также идет в обратную сторону, то есть с момента погружения в воду назад к рождению.

Оба эти примера напоминают принцип кинопленки и проектора. Фильм, длящийся полчаса, содержит столько же кадров, или картинок, сколько дней содержится в человеческой жизни, так что эта аналогия очень живая. В неиспользованном состоянии эта пленка намотана на катушку. Когда ее пропускают через проектор с нужной скоростью, она дает иллюзию движущихся образов или реального события и все это время перематывается с первой катушки на вторую. Когда показ окончен, пленка намотана на вторую катушку, но в обратную сторону. Чтобы приготовить ее к следующему показу, ее нужно перемотать назад на первую катушку. Это обычно делается механически, на большой скорости, и без использования проектора, то есть невидимо, в неком невидимом мире. Не может быть более точной модели человеческой жизни в двух мирах. Время в невидимом мире должно двигаться обратно. Как может быть иначе?

Но Платон в мифе из «Политики» развивает, как кажется, идею времени, идущего попеременно то назад, то вперед, отражая тем самым различные возрасты большего космоса Земли. Но в то же время он указал, что этот принцип должен относиться ко всем космосам, включая микрокосм человека. Ибо так создал Бог свое творение – вначале заводка пружины некой высшей инстанцией, а затем вращение часового механизма самого по себе механическими законами.