Кристофер Бейч - Круги жизней. Реинкарнация и паутина жизней

Думаю скептики преувеличивают как внушаемость объекта гипноза, так и непрофессиональность терапевта. Их критика основывается на устаревших концепциях гипнотического состояния, когда субъект полностью передает контроль над своим сознанием другому человеку. Более того, они не могут объяснить, как же все-таки во время гипнотических сеансов иногда получают информацию о других жизнях. Если это внушение, как же оно может открыть достоверную информацию, доселе не известную ни терапевту, ни пациенту?[46]

Впрочем, нет необходимости вступать в дебаты по поводу заслуг гипноза, поскольку воспоминания о прошлых жизнях проявляются не только в гипнотерапии, но и во многих других терапевтических контекстах. Я не сомневаюсь, что достоверные случаи могут включать в себя и информацию, полученную во время умело проведенного гипнотического сеанса. Сделать эти случаи еще “доказательнее” поможет терапевтическое применение различных провокационных техник. (Чуть позже я вернусь к этой теме.)

Большинство вызванных воспоминаний не позволяют провести такую же детальную проверку, как в случаях Стивенсона. Дети Стивенсона вспоминают свои ближайшие прежние инкарнации, в то время как воспоминания, возникшие в психотерапевтических условиях, часто отражают жизни из более отдаленного прошлого, что превращает проверку в дело исключительно сложное, если не невозможное. Именно по этой причине вызванные воспоминания должны рассматриваться как менее ценные свидетельства возрождения, чем спонтанные[47].

Тем не менее эти случаи могут добавить аргументы в защиту реинкарнации. Свидетельская ценность вызываемых воспоминаний заключается прежде всего в том, что можно назвать их внутренней способностью к подтверждению, заключающейся в том, как они ведут себя в качестве психологических событий. Если мы внимательно изучим психотерапевтическую литературу по возвращению в прошлую жизнь, то выявим четыре пункта, говорящие в пользу того, что по крайней мере некоторые такие воспоминания можно считать подлинными случаями из прошлой жизни[48].

Во-первых, следует отметить, что в настоящее время эти воспоминания извлекаются с помощью нескольких различных техник: повторное рождение[49], сенсорная изоляция[50], голономная интеграция[51] и психотерапевтическое применение специфических препаратов, расширяющих сознание[52]. Кроме того, воспоминания о прошлых жизнях иногда проявляются при разных “терапиях тела”[53], а также при традиционных медитативных практиках[54]. Следовательно эти результаты не привязаны к какой-то определенной технике. Если древняя мысль о том, что подобные воспоминания хранятся в глубине психики, верна, то следует ожидать их появления при разнообразных клинических обстоятельствах, поскольку рано или поздно те или иные методы исследования сознания проникнут в эти воспоминания. Итак, если сознание изучается при помощи техники, способной проникнуть на особо глубокие уровни, то можно извлечь воспоминания о предыдущих жизнях[55].

Во-вторых, установлено, что часто такие воспоминания выходят на поверхность “добровольно” при терапиях, которые не преследуют цели вызвать воспоминания о прошлой жизни, застигая психотерапевтов врасплох. Многие из них рассказывали, что эти воспоминания впервые появились в их практике, когда они совершенно не интересовались идеей реинкарнации или даже были враждебно настроены по отношению к ней. Обучаясь в высших учебных заведениях, где возможность реинкарнации традиционно отрицалась, эти клиницисты были не готовы к тому, с чем они столкнулись в терапевтической практике. Но воспоминания, словно непрошеные гости, продолжали появляться, и им пришлось научиться с ними работать, зачастую проходя через болезненное изменение собственного мировоззрения.

К примеру, доктор Александр Кеннон (английский психолог, награжденный степенями девяти европейских университетов) рассказывает о своем упорном сопротивлении идее реинкарнации, несмотря на растущие клинические свидетельства в ее пользу. В книге “Внутренняя сила” он пишет:

“На протяжении многих лет концепция реинкарнации была для меня сущим кошмаром, я изо всех сил пытался развенчать ее, даже убеждал своих пациентов, которых вводил в транс, что они говорят ерунду. Но когда год за годом пациенты рассказывали одни и те же истории, мне пришлось отнестись к ним серьезно. К настоящему моменту исследовано более тысячи таких свидетельств, и я должен подтвердить: да, реинкарнация существует”[56].

Согласно законам исследования, если эксперимент дает неожиданный результат, не совпадающий с теоретическими подходами участников эксперимента и даже нежелательный для них, это явный показатель достоверности. Это еще не доказательство, но уже здоровый признак.

В-третьих, правдивость воспоминаний из прошлой жизни подтверждается тем, что они появляются вместе с воспоминаниями из настоящей. Если мы используем терапевтические техники, вызывающие в первую очередь воспоминания о недавнем прошлом, затем o подростковом периоде, детстве, младенчестве и даже о пребывании в матке, так ли уж удивительно, что процесс пойдет дальше? Мы привыкли думать о психике как о многоуровневом феномене, который иногда за один сеанс выдает секреты лишь одного уровня. Продолжая применять те же самые техники, мы часто сталкиваемся с воспоминаниями из предыдущих жизней. Вправе ли мы надменно отвергать их как ложные только потому, что стоим на позициях, отрицающих такие воспоминания, что согласно нашей теории человеческой природы в ней такой памяти быть не должно? Если мы владеем терапевтическими техниками на известных уровнях психики успешно, разве не разумнее позволить им продолжить исцеление, куда бы эти техники ни привели нас, изменяя наше концепцию человеческой природы, как того требует ситуация?

Как мы уже говорили, воспоминания из прошлой жизни очень тесно связаны с воспоминаниями из настоящей. В самых действенных экспериментальных терапиях, таких как голономная терапия или психотерапия с применением ЛСД, воспоминания из предыдущей и настоящей жизней часто возникают одновременно, переплетаясь друг с другом. Станислав Гроф называет эти смешения системами конденсированного опыта, или СКО. Более поверхностные уровни СКО обычно составляют факты из настоящей жизни, а более глубинные — из событий предыдущих инкарнаций. Два ряда переживаний связаны в психике общими эмоциями. Следовательно, когда эмоционально заряженные воспоминания выходят на поверхность, они нередко делают это одновременно как часть многоуровневой эмпирической массы. Рассматриваемый ниже в данной главе случай Тани может служить наглядной иллюстрацией этой мысли[57].

А самое важное свидетельство того, что это действительно воспоминания, — то, как они проявляются. Они не только ощущаются и выглядят как личностные воспоминания, но и имеют терапевтический эффект параллельно воздействию более традиционных воспоминаний, которые обычно возникают при терапии. Целительство в психотерапевтических условиях является результатом сознательного присвоения бессознательных стрессов. Микро- или макротравмы прошлого сопоставляются с настоящими, отделяются от них, а затем интегрируются в одной личности. Когда воспоминания из предыдущей жизни выходят наружу они проявляются так же, как и из настоящей, оказывая на личность терапевтическое воздействие, освобождая ее от скрытых программ, извлекая на поверхность суть проблемных переживаний, где с ними можно иметь дело сознательно. Очевидно, для психики все равно, коренятся ли жизненные конфликты в нашем детстве или в нашей жизни в семнадцатом веке.

Зачастую оказывается, что воспоминания из предыдущей жизни имеют даже большую терапевтическую ценность, могут исцелять более глубокие жизненные раны. С реинкарнационной точки зрения это явление имеет точное объяснение. Наши предыдущие существования содержат семена переживаний, которые не дали всходы в тех жизнях: неосуществленные желания, неразрешенные конфликты, нереализованные амбиции. Одна из причин, почему мы продолжаем существование в следующей жизни, — стремление завершить то, что осталось незавершенным. Именно незавершенность часто формирует центральные темы настоящей жизни. Она определяет наши проблемы, отношения, болезни и обстоятельства, которые будут во всех наших жизнях, пока мы не разрешим их. Таким образом, терапия, сфокусированная на незавершенности, будет обращаться к подлинным корням нынешних конфликтов.

Подводя итог, следует отметить: психологические события, проявляющиеся в этих мощных провокационных терапиях, обладают определенными характеристиками, позволяющими определить их как подлинные воспоминания. Они обнаруживаются в контексте других воспоминаний, их терапевтическое воздействие на субъекты такое же, как у других воспоминаний, разве что более глубокое, они могут быть вызваны одной или несколькими техниками. Наконец, они часто проявляются неожиданно, как для терапевта так и для пациента.