Рудольф Штайнер - GA 222 - Импульсирование мирового исторического становления духовными силами

Аналогичным же образом действует на человека, например, и белладонна. Белладонна действует так, что происходит следующее: вследствие принятой внутрь белладонны эфирное тело пронизывается крепкими конструктивными образованиями. Так что, если применять белладонну в соответствующих дозах, таких, чтобы человек мог бы их переносить (и вообще всяким лекарством можно лечить лишь в таких дозах, которые переносятся больным), то в эфирном теле нижней части человека образуется своего рода крепкий остов. Этот крепкий остов производит в голове своё точное негативное отражение. На этом взаимодействии между позитивным и негативным покоится тот процесс исцеления, который имеется в виду при применении белладонны.

Вы должны только уяснить, что не стоит представлять себе, что при восприятии таких процессов имеет место разделение их в пространстве. Современный человек с его мёртвым и таким тяжеловесным рассудком способен лишь представить себе, что если что-то происходит в его животе, то оно может достичь мозга лишь внешне видимыми токами. Но это не так. А процессы в нижней части тела вызывают свой противообраз - процессы в голове, минуя их разделение в пространстве. Это можно ясно увидеть, когда наблюдают эфирное тело; если в эфирном теле нижнего человека появляется посветление, светло заблистает какая-нибудь отчётливая форма, то в голове возникает потемнение, у которого соответствующая негативная форма. И всё это - без взаимодействия через физическое пространство.

А то, что природа повсюду стремится к таким образованиям, вы можете увидеть хотя бы из следующего. Вы знаете, что всякая порядочная оса имеет спереди нечто вроде головы, а затем сзади какое-то брюшко и крылья. Так - у всякой приличной осы. Но есть и такие осы, которые выглядят так:

Здесь они имеют своё жало, а тут тащат как бы на буксире свою заднюю часть тела; это - земляные или песчаные осы. У них уже и в физическом мире эта связь между передней частью тела и задней сведена до минимума. Когда же переходят в духовное бытие, то уже вообще не требуется такой внешне видимой перемычки. И если вы перейдёте к рассмотрению некоторых элементарных существ (вы знаете, что я недавно говорил о элементарных царствах), то вы можете увидеть в элементарном мире, например, что вот здесь есть некое существо, а далее нет ничего, и только совсем далеко есть что-то другое; и лишь постепенно вы узнаёте, что они составляют нечто единое, и куда идёт одно, туда же идёт и другое. Так что тут вы попадаете в очень сложное положение (в элементарном мире это бывает): здесь где-нибудь вы имеете некоторую часть элементарно-эфирного организма, а здесь - другую, а в следующий момент, например, оно так повернулось, но там нет никакой перемычки; и если одно поворачивается, то другое не может просто непосредственно следовать за ним, но оно должно проделать тот же путь, что и первое.

Вы видите, что действительно можно найти некое взаимодействие у тех веществ, которые человеческий или животный организм не может непосредственно разрушить, которые, так сказать, образуют интенсивные, длительно сохраняющиеся эфирные «остовы», что можно найти взаимодействие между ними и тем, что совсем в другом месте человеческого организма вызывает структурные образования, которые могут действовать организующим, а иными словами, оздоровляющим образом.

Эти примеры дают вам представление, как для человеческого наблюдения может быть оживлён мир. С помощью одного только наследия полученного человеком из Духовного мира, он теперь не имеет уже более возможности подойти к живому, окружающему его. Мир внешних чувств он, как раз, и не принимает. Но он его опять поймёт, и он увидит, какое значение имеет мышление по отношению ко всему миру в целом. Тогда он сможет, исходя из такого восприятия Вселенной, понять, почему окружающие его вещи находятся в том, или ином взаимодействии, почему, например, неядовитое растение находится в иной связи с телесностью человека или животных, чем ядовитое. Оживление всего человеческого существования возможно только таким способом. Тут, какой-нибудь, склонный к лености и удобствам, человек мог бы сказать: прежде у людей было лучше: на них воздействовал окружающий их эфир, они имели исполненные жизни мысли, они могли воспринимать ещё различие между ядовитыми растениями и неядовитыми. Животные и сегодня ещё могут это, ибо они не имеют абстрактных мыслей, отчуждающих их от мира; поэтому животные различают, следуя, как говорится, своему инстинкту, ядовитые растения от неядовитых. Да, но тогда человек - и это надо всё снова и снова повторять, тогда бы человек не пришёл бы к пользованию своей свободой! Ибо то, что поддерживает нас живыми вплоть до мыслей, это лишает нас свободы. Мы должны, как бы это парадоксально ни звучало, стать по отношению к мыслям, какими они были в прежних земных жизнях, прямо-таки вовсе не имеющими их. И тогда мы можем стать свободными. И мы становимся не имеющими тех живых мысле-существ, которых мы имели во время нашего доземного существования, когда мы их принимали в себя теперь лишь как трупы, то есть воспринимали их, так сказать, в их небытии. Мы с нашими лишёнными жизни мыслями в отношении нашего душевного переживания во время бодрствования на Земле - как некие «обездоленные». Из этой «обездоленности», в сущности, только и рождается наша свобода. Она-то может быть уже понята. Но мы не можем ничего действительно познать, если мы не несём в себе ничего живого. Мы можем познать мёртвое, но мёртвое не способно продвинуть нас ни на шаг дальше в нашем живом отношении ко Вселенной. И вот теперь, после происшедшего перерыва в нашем познании, мы должны, сохраняя нашу свободу, придти опять к познанию путём того, что мы начинаем в нашей земной жизни, при помощи нашей человеческой воли, опять оживлять наши мысли. И тогда мы сможем в каждый момент различать: вот это - живые мысли, а эти мёртвые. Когда мы поднимаемся до чистых мыслей (это я описал в своей «Философии свободы»), мы можем стать свободными людьми. Когда мы чувствуем такие мысли, то мы, хотя и выступаем тогда из свободы, но зато опять вступаем во взаимодействие с нашим окружением. Мы становимся причастными свободе через сознание того, что мы способны всё более и более приблизиться к чистому мышлению и из него получать моральные интуиции, моральные импульсы. Благодаря этому мы становимся свободными людьми, но вследствие этого мы должны устроить и упорядочить в соответствии с этим и нашу душевную жизнь и весь наш душевный строй, - устроить их с помощью нашей собственной деятельности на Земле. И тогда мы сможем последствия этого нашего деяния перенести через врата смерти в Духовный мир. Ибо то, что достигнуто индивидуальной работой, - то не может пропасть во Вселенной. Ну, мои дорогие друзья, сегодня я, пожалуй, доставил вам трудный материал для размышлений. Но из этого вы можете увидеть, что мы действительно сможем приблизиться к пониманию Вселенной, что мы научимся понимать человека, - а в особенности отношение между физическим человеком, лишь кажущимся физическим человеком, ибо он не просто физический человек, а он всегда пронизан высшими членами его организации, - отношение его к остальной, физически проявляющейся Вселенной, как это мы могли увидеть, хотя бы на примере ядовитых растений.

Из предыдущих рассмотрений мы могли уяснить себе, что существенным в ходе человеческого развития для современной эпохи является то, что земной человек овладел абстрактным мышлением, то есть получил мёртвые для нас мысли, мысли которые ведут в нас так своё существование, что они являются в сущности лишь остатками от живого существа души в её доземном бытии. С этой ступенью развития человечества, с обретением абстрактных, то есть мёртвых мыслей, связано, как я уже это часто разъяснял, достижение сознания свободы внутри развития человечества. Сегодня мы обратим особое внимание на эту сторону вопроса. Для этого мы проведём небольшой обзор хода развития человечества в течение послеатлантического периода. Вы знаете, что после великой атлантической катастрофы постепенно образовались земные континенты в их современном виде, и что на этих континентах постепенно, одна за другой, пять культур или цивилизаций, которые я назвал в своей книге «Очерк тайноведения» как древнеиндийская, древнеперсидская, египто-халдейская, греко-римская и наша современная 5-ая эпоха. Эти пять культурных эпох различаются одна от другой тем, что человек в каждую из этих эпох в отношении всего своего существа имеет иной, чем в другие эпохи, склад. Так, если мы обратимся к более ранним из этих эпох, то это различие в его конституции проявляется даже и во всей внешности человека, в его, можно сказать, телесности. Если же мы будем приближаться к более поздним временам, то есть будем приближаться к нашей современной культурной эпохе, тогда то, что мы можем назвать прогрессивным в ходе развития человечества, начинает всё более выражаться уже в душевном строе человека. Мы уже не раз говорили об этом. А сегодня я хочу подвергнуть это рассмотрению, исходя из другой точки зрения. Если мы обратимся к первой, древнеиндийской эпохе, которая, можно сказать, только наполовину высвободилась от атлантической катастрофы, то мы можем установить, что человек ещё чувствовал себя в то время более гражданином внеземного Космоса, чем гражданином Земли. И если мы обратимся теперь к рассмотрению некоторых частностей тогдашней жизни, которая протекала, как я вам уже неоднократно указывал, за 7-8 тысячелетий до начала христианской эры, то вам придётся сказать, что в эти прадревние времена очень большое значение придавалось внешнему виду человека, его, можно сказать, «экстерьеру». Причём это делалось не на основании какого-либо внешнего интеллектуального рассмотрения, а исходя из глубокого инстинктивного чувства: то есть это не значит, что люди того времени проводили какие-нибудь физиологические исследования, это, конечно, им было совсем чуждо. Подобные вещи возможны только в такие времена, когда интеллектуализм, если ещё и не полностью развился, то всё же уже пробуждается. Они же имели тонкое физиогномическое чутьё. Они глубоко ощущали, например, следующее: если этот человек имеет такое-то выражение лица, то это показывает, что он обладает музыкальными способностями. Они придавали большое значение возможности узнавать о музыкальных способностях человека на основании выражения его лица, или его жестов, и всего его облика. К какому-то более определённому познанию люди того времени не стремились. Для них было бы непонятно и неприемлемо утверждение о том, что что-то должно быть доказано. Это было бы для них неприемлемо, это вызвало бы у них ощущение почти физической боли, а в более старые времена и действительно вызвало бы физическую боль. Доказывать что-либо кому-нибудь, это всё равно, что пырять его ножом! Так сказали бы тогда эти люди. Зачем надо доказывать? Для того, чтобы знать что-нибудь верное о мире вовсе не требуется доказательств.