Бхагаван Раджниш (Ошо) - Нравственное, безнравственное, вненравственное. Что правильно, а что нет?

Люди не настолько чувствительны к красоте, эстетике, искусству. Они жадные. Они могут согласиться, если вы скажете им: «Если вы перестанете есть эту пищу, то попадете в рай. Из-за того, что вы едите эту пищу, вы никогда не обретете вечного блаженства». Им нужно дать что-то настолько значительное, чтобы их желание насытиться показалось слишком мелким – тогда просто из жадности они будут готовы измениться. Именно это и делает религия.

В Индии две религии практиковали вегетарианство. Одна из них – джайнизм, который был фанатичен в этом. Конечным результатом было то, что от джайнизма осталась лишь небольшая община. Монах-джайн даже не может выехать за пределы Индии, чтобы распространять свое учение, – потому что кто будет предоставлять ему вегетарианское питание? Он не может есть ничего невегетарианского, а большинство стран мира невегетарианские. Поэтому джайнизм остается привязанным к Индии. Лишь немногие – по-моему, два или три монаха-джайна, очень смелые люди – рискуя жизнью, добрались до Египта. Это единственный случай во всей истории, когда три монаха-джайна попытались установить контакт с внешним миром.

И мы знаем об этих трех джайнских монахах от Пифагора, потому что Пифагор путешествовал в Индию через Египет. Он встретил этих трех джайнских монахов в Египте – он называет их дзенософами. Это кажется очень подходящим названием для философа-джайна – дзенсоф.

Это не мог быть никто другой, потому что описание в точности соответствует монаху-джайну. Они были голые и ели только овощи и фрукты. Им было очень трудно доставать пищу каждый день, потому что они должны были просить милостыню – джайнский монах живет на подаяние. Иногда некоторые добрые люди чем-то их снабжали, потому что они говорили: «Мы не можем есть ничего другого». Так что есть только одно это упоминание, у Пифагора, что он встретил в Египте трех джайнских монахов. А так, джайны никогда не переступали границ Индии, потому что кто бы давал им пищу? Как бы они стали жить?

Буддисты также учили вегетарианству, но когда они пересекали границы Индии, все они становились невегетарианцами. Им приходилось, иначе было не выжить.

Небольшая часть индуистов, высшая каста, брамины, являются вегетарианцами – но не все брамины. Кашмирские брамины невегетарианцы, потому что они живут среди мусульман: девяносто два процента мусульман, восемь процентов индуистов. Им очень трудно выживать. Они должны находиться в определенной гармонии с обществом, в котором живут. Мусульмане составляют подавляющее большинство, и все зависит от них. Если мусульмане станут их бойкотировать, они погибнут.

В Бенгалии брамины не едят мяса, но они едят рыбу, потому что в Бенгалии трудно выжить без употребления рыбы. Рыба там – главная пища, рыба и рис. В Южной Индии брамины едят рыбу по той же причине: без рыбы еды будет недостаточно.

Поэтому я не могу сказать, что вегетарианство – это нечто универсально правильное. Я абсолютно нефанатичный человек. Я ни в чем не фанатик. Я стараюсь увидеть все аспекты дела, и я весьма либеральный человек, гуманист. Я не пытаюсь сделать какой-то принцип более ценным, чем само человечество.

Нет ничего превыше человека. Ничто не должно быть превыше человека.

Так что все эти понятия правильного и неправильного обусловлены социальными, климатическими условиями. Например, в Тибете… в священной книге тибетцев говорится, что мыться раз в год абсолютно необходимо. В Тибете даже это – трудная задача, и многие, должно быть, пытаются обойтись даже без этого одного раза.

В Индии человек дважды в день совершает омовения, а есть люди, которые совершают омовения по три раза каждый день. Я сам раньше омывался трижды в день. Когда один тибетский монах был у меня в гостях, он не мог поверить в это. Он сказал: «У тебя вся жизнь уходит на омовения! Утром, вечером и еще раз перед тем, как лечь спать – три раза! В Тибете одного раза в год достаточно».

Я сказал: «Я знаю», – потому что один из моих друзей, профессор, доктор Раджбали Пандей, занимался переводами с санскрита на тибетский язык. Он был знатоком тибетского и санскрита, так что это была его работа. И он поехал в Тибет. Я сказал ему – а он был брамином: «У вас будут трудности». И он был очень ортодоксальным брамином: рано утром, в пять часов, омовение в холодной воде, затем молитва, религиозный ритуал – и только после этого он мог выпить чашечку чая.

Он поехал и вернулся. Он пробыл в Тибете только один день, хотя на дорогу туда и обратно у него ушло три месяца, поскольку ему пришлось путешествовать верхом на лошади. Три месяца в пути ради одного только дня пребывания в Тибете!

– Что случилось? – спросил я его.

Он сказал:

– Даже одно омовение рано утром, в пять часов, было таким испытанием, что я решил, что лучше уеду поскорее, потому что не могу идти против своих правил. Мой отец перед смертью взял с меня обещание, что я буду неукоснительно соблюдать все правила моей семьи. Омовение в пять часов утра – это начало дня, а там так холодно, что можно умереть!

В Тибете люди не меняют свою одежду годами, потому что там нет ни пыли, ни пота. Воздух настолько чистый, насколько только можно себе представить. Это самая высокогорная страна в мире. Они живут в чистом воздухе, никаких загрязнений. Это вам не Лос-Анджелес! Таким образом, в ежедневном омовении также нет необходимости. Но трудность заключается в том, что мой друг настаивал на выполнении своих представлений, которые были побочным продуктом индийской среды, в которой сейчас так много пыли и столько пота, что совершенно правильно омываться два раза – один раз утром и один раз вечером. А если вы можете себе это позволить, то и три.

Тот тибетский гость, который жил у меня, не менял свою одежду. Я сказал: «Я с тобой с ума сойду! От тебя воняет. Это Индия, а не Тибет». И одежда у них… это не просто одно одеяние, оно состоит из четырех, пяти, шести, семи слоев одежды. И он не хотел принимать ванну лишь потому, что его религия требует только одного омовения в год. Мыться каждый день означало для него идти против своей религии. Я сказал ему:

– Ерунда! Твоя религия просто говорит, что ты должен мыться, по крайней мере, один раз каждый год, она не запрещает тебе мыться два или три раза в год. Она об этом ничего не говорит.

– То, что она ничего не говорит об этом, – сказал он, – как раз и предполагает, что мы не должны делать таких вещей, а иначе, те мудрецы сказали бы об этом.

– Те мудрецы никогда не бывали в Индии! – возразил я. – И если ты хочешь остаться у меня, тебе придется мыться дважды в день, в противном случае, убирайся!

Он предпочел убраться, чем изменить своим принципам. Люди принимают свои местные, географически и социально обусловленные представления за духовные, что полная бессмыслица.

Нет ничего универсально правильного и нет ничего универсально неправильного. Вы должны очень ясно понимать это: все очень относительно – относительно многих вещей.

Сознательный человек старается меняться в соответствии с изменением ситуации, условий, географии. Надо жить сознательно, а не в соответствии с установленными правилами. Надо быть свободным.

Ты спрашиваешь, есть ли что-то универсально правильное и неправильное?

Человек, который приходит к постижению всеобщего, человек, который настолько пробужден, что он больше не принадлежит какому-то географическому месту, какому-то телу, какому-то уму – он становится просто чистым сознанием… в этом состоянии нет ничего правильного и нет ничего неправильного. Человек в этом состоянии продолжает функционировать и на более низких уровнях. Когда он голоден, ему нужно поесть, когда он испытывает жажду, ему нужно попить. Он все равно живет в каком-то обществе, с какими-то людьми. Пробужденный человек очень легко приспосабливается, он способен приспособиться к чему угодно, потому что ничто не мешает ему приспосабливаться. Он свободен от всех условий, от всех преград. Единственное, что ему нужно, это понять, что применимо в данном случае. Он не живет в соответствии с принципами.

Только идиоты живут в соответствии с принципами, только неосознанные люди нуждаются в принципах. Это просто трость в руке слепого человека. Слепой человек нуждается в трости, чтобы нащупывать дорогу, потому что у него нет глаз. Но когда у вас есть глаза, вы можете отставить трость.

Я слышал… Не знаю, правда это или нет, но, в любом случае, в этом заложен глубокий смысл.

Иисус вылечил слепого человека, который пришел к нему с тростью. Человек излечился, он мог теперь видеть – он поблагодарил Иисуса и пошел прочь, по-прежнему неся свою трость.

– По крайней мере, оставь трость у меня, – сказал ему Иисус, – у тебя есть глаза.

– Но без трости мне будет очень сложно найти дорогу, – ответил слепой.