Сабин Бэринг-Гулд - Книга оборотней

Вследствие этого читателю остается не вполне понятным, какая связь существует между «лебедиными девами» (глава 10) и скандинавскими берсерками (глава 9), а также между переселением душ и кровавыми маньяками из реальных судебных процессов (главы 11–13). Переход от одного вопроса к другому Бэринг-Гулд преодолевает с необыкновенной легкостью, утверждая, что «мифологические образы… затем постепенно отторгались от самих явлений и превращались в грубые суеверия», и, не пытаясь как-либо пояснить процесс такого превращения, обращается непосредственно к примерам «вампиризма, зверства и каннибализма», то есть, по существу, ставит знак равенства между оборотничеством и каннибализмом, а заодно между оборотнями и вампирами. В этом отношении его главный тезис оказывается несколько декларативным, потому что само понятие оборотничества в приложении к преступлениям Дюмойара или Святека носит скорее аллегорический характер, ибо волками они не оборачивались и себя таковыми не представляли.

Другая проблемная сторона этого очерка состоит в размытости представления о научном анализе и доказательстве как инструментах подлинно научного подхода к исследованию. Например, большинство приводимых Бэринг-Гулдом примеров никак не анализируются автором и являют собой некий иллюстративный материал, нередко совершенно разнородный (см. набор историй в главах 6, 7, 9). Тот же самый недостаток можно отметить и в подходе к историческим событиям: по существу, страшная, трагическая судьба маршала де Реца никак не анализируется, просто пересказывается в сокращении официальная версия процесса, юридическая несостоятельность которого должна быть очевидна для ученого конца XIX века, в то время как психологическая сторона дела и ее связь с идеей «волчьей болезни» как суеверия остается неясной. И конечно же, как духовное лицо и священник высокой Англиканской церкви, Бэринг-Гулд обходит парадоксальную роль христианства в распространении этого суеверия: ведь именно средневековая «охота на ведьм» Римско-католической церкви спровоцировала в эпоху «осени Средневековья» болезненно-мрачное истолкование наследия язычества и породила массовые психические отклонения, обусловленные боязнью греха и ужасами Страшного суда, в том числе и такие, как представление себя вместилищем дьявола или его жертвой, например ведьмой или оборотнем.

В то же время «Книга оборотней» не случайно занимает достойное место как источник цитирования по данной тематике, прежде всего благодаря обширной эрудиции автора, масштабному подходу и богатому материалу. В сущности, эта книга остается едва ли не единственным историко-философским обзором по данной теме, в отличие от специальных трудов по физиологии или психиатрии, а также многочисленных спекуляций на тему паранормальных явлений и псевдонаучных статей, появившихся за последнее время и продиктованных скорее праздным любопытством и даже суеверием, чем искренним намерением разобраться в природе и истоках данного понятия.

Несколько замечаний в связи с переводом «Книги оборотней» на русский язык. Переводчики встретились здесь с множеством осложнений, не последнее место среди которых занимает способ ссылок у Бэринг-Гулда. Литературные и научные источники приводятся в тексте или в сносках самым вольным образом, иногда без указания имен авторов, даты или названия, так что восстановить их сегодня чрезвычайно трудно.

Поскольку научные и документальные источники по большей части не переводились на русский язык, они оставлены нами в переводе в исходном виде, при этом стиль и особенности авторского цитирования сохранены.

Литературные цитаты при наличии опубликованных русских переводов приводятся с указанием переводчика. Однако иногда, особенно в поэтических текстах, в известных переводах форма исходного текста изменена, в результате чего слова и выражения, на которые ссылается Бэринг-Гулд, в русском тексте могут отсутствовать или замещаться другими, не настолько выразительными с точки зрения данной темы. В отсутствие опубликованных переводов или при их крайнем несоответствии условиям цитирования, переводчики включали в текст собственный перевод.

Некоторые мифологические или исторические имена даны у Бэринг-Гулда в измененном или неточном виде, в том числе в разных вариантах на протяжении книги, — в этом случае переводчики ориентировались на русские информационно-справочные источники и использовали единую наиболее частотную форму имени.

Бэринг-Гулд нередко включает в текст имена, географические названия и упоминания об исторических событиях, которые могут быть неизвестны русскому читателю и без которых затрудняется понимание смысла того или иного отрывка. Иногда имя сопровождается неточной или неверной интерпретацией, которая к настоящему времени устарела. В таких случаях возникала необходимость в переводческих примечаниях, которые имеют целью облегчить читателю непосредственное восприятие книги, а также дать представление о временных и пространственных масштабах поднятого Бэринг-Гулдом материала. При этом некоторые авторы, на которых ссылается Бэринг-Гулд, названы лишь по имени без указания на сам источник и даже на время публикации или создания, между тем характер издания и время публикации проливают свет на суть цитаты. Порой идентификация источника вызывала затруднения, и потому некоторые имена в примечаниях переводчика приводятся со ссылкой «возможно» или «по-видимому».

В книге нередко встречаются цитаты на латинском, французском, греческом, немецком и других языках, в том числе на средневековых вариантах языка. Такие цитаты оставлены в тексте на исходных языках, а перевод приводится либо рядом, либо в постраничных сносках.

Наконец, может быть, самое существенное из осложнений. В оригинальном названии книги Бэринг-Гулд использует слово were-wolves, которое может быть двояко переведено на русский язык: оборотни или вервольфы. В сущности, тема, которую затрагивает автор, точнее передается именно словом «вервольф» (волко-человек, волколак или волк-оборотень), ибо именно в кровожадности и свирепости этого образа и заключается главный пафос книги, тогда как оборотень не обязательно ассоциируется с волком и может принимать какое-нибудь вполне безобидное, отнюдь не хищное обличье, например мыши или зайца. В то же время в русском языке значение слова «вервольф» гораздо уже, чем у исходного werewolf в английском, а понятие «оборотень» в русском языке шире, чем werewolf в английском. Решение в пользу расширительного толкования представилось нам в данном случае более приемлемым.

Перевод сделан по изданию: Baring-Gould S. The Book of Were-Wolves: Being an Account of a Terrible Superstition. London. 1865. Однако, как и в большинстве англоязычных переизданий XX века, мы опустили «Вступление» и сократили название до «Книга оборотней».

Ту ночь я не забуду никогда. Помнится, я путешествовал по Вьенне{1} и оказался вынужден довольно поздно возвращаться с прогулки к малоизвестному друидическому мегалиту, так называемому Губчатому Камню, что в местечке Ла-Рондель, близ города Шампиньи. Я узнал об этом кромлехе после прибытия в город, когда день уже клонился к вечеру, и, не рассчитав время, немедленно отправился на поиски древнего святилища. Величавый мегалит предстал передо мной в лучах заходящего солнца. Уже в сумерках я сделал несколько пейзажных зарисовок и отправился назад. Путь предстоял неблизкий, а я и без того был уже порядком изнурен, потому что с утра прошагал не меньше десятка миль. Вдобавок, карабкаясь по каменистым перевалам в поисках галльского кромлеха, я поранил ногу.

Увидев неподалеку от дороги деревушку, я направился туда в надежде взять у кого-нибудь из тамошних жителей двуколку и добраться на ней до ближайшего постоялого двора. Однако меня ожидало разочарование. Местные крестьяне вообще плохо понимали по-французски, а случайно встреченный священник в ответ на расспросы заверил, что лучшего транспортного средства, чем телега на деревянных колесах, в здешних краях не сыскать. Верховых лошадей тут, разумеется, тоже нет и в помине. Кюре был так добр, что пригласил усталого путника к себе на ночлег, но я был вынужден отказаться, не желая волновать понапрасну жену и детей, — на следующее утро мы собирались как можно раньше покинуть город.

Тут к нам подошел сельский староста и сказал на ломаном французском:

— Месье лучше не ходить никогда ночью через ту долину, ведь там… там… — его голос дрогнул, — там loups-garoux[15].