Филип Дик - Валис

– Это Зов. – Мини едва не умолял нас.

– Да, – эхом вторили Линда и Эрик. – Зов, который человечество ждало тысячелетиями. Почитайте «Откровение», почитайте, что там говорится об Избранных. Мы – Богоизбранные.

– Видимо, так, – сказал я, когда они провожали нас к взятой напрокат машине.

Машина стояла у ресторанчика Джино, на улице Сономы, где разрешена длительная парковка.

Линда Лэмптон подошла ко мне, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Крепко и даже с некоторой – точнее, весьма немалой – эротической страстью.

– Возвращайся к нам, – прошептала она мне на ухо. – Обещаешь? Это наше будущее. Оно принадлежит немногим, очень-очень немногим.

На что я подумал: «Ты не могла ошибиться сильнее, дорогуша. Оно принадлежит всем».

А теперь мы уже почти дома. И помог нам ВАЛИС. Или, как мне приятнее было думать, Святая София. Думая так, я не терял из памяти образ окруженной животными маленькой девочки с книгой.

Пока мы стояли в аэропорту графства Оранж в ожидании багажа, я сказал:

– Они не во всем были честны с нами. Например, когда предупредили, что все, что делает и говорит София, записывается на аудио и видео.

– Тут ты можешь ошибаться, – возразил Кевин. – Существуют такие навороченные системы, работающие дистанционно. Девочка вполне может находиться в зоне их действия, никто ничего не заметит. Мини не хвастает – он действительно гений по части всякой электроники.

Я подумал о Мини, который мечтал умереть, чтобы вновь испытать единение с ВАЛИСом. А я? В 1974-м произошла моя встреча с ним, и с тех самых пор я жаждал, чтобы это повторилось. У меня даже кости болели, тело жаждало ВАЛИСа так же, как и душа, а может, и больше. Однако ВАЛИС проявлял благоразумие, и правильно. Своим нежеланием вновь прийти ко мне он демонстрировал заботу о человеческой жизни.

В конце концов встреча с ним едва меня не убила. Я мог бы вновь увидеть ВАЛИС, но, как случилось с Мини, он бы убил меня. А я не хотел этого – мне еще слишком много нужно было сделать.

А что именно мне нужно сделать? Я не знал. Никто из нас не знал. Я уже слышал голос ИИ в своей голове. Его услышат и другие, все больше и больше. ВАЛИС, живая информация, проникнет в мир, реплицируется в мозгу людей, сольется с ними и будет помогать им, направлять на подсознательном уровне, невидимо. Ни одно человеческое существо не осознает происходящего, пока симбиоз не достигнет критической точки. При общении с другими людьми такой человек не ведает, имеет он дело с гомоплазматом или нет.

Возможно, вернутся древние знаки тайного распознавания; скорее всего уже вернулись. Например, во время рукопожатия человек делает легкое движение пальцем, рисует на ладони другого две пересекающиеся дуги – схематичное изображение символа рыбы. Знак, который не заметит никто, кроме этих двоих.

Я вспомнил инцидент – больше, чем инцидент, – связанный с моим сыном Кристофером. В марте семьдесят четвертого, когда ВАЛИС овладел мной, взял под контроль мой разум, я провел весьма сложный обряд инициации Кристофера в разряд бессмертных. Медицинские знания ВАЛИСа спасли физическую жизнь Кристофера, но на этом ВАЛИС не остановился.

Я очень дорожу тем опытом. Все произошло тайно, даже мать Кристофера ни о чем не догадывается.

Сначала я приготовил чашку горячего шоколада. Потом хот-дог на сдобной булочке с обычным гарниром. Кристофер, тогда совсем малыш, любил хот-доги и теплый шоколад.

Мы с Кристофером сели на полу в его комнате, и я – или скорее ВАЛИС во мне, в качестве меня – начал игру. Сначала я, словно дурачась, поднял чашку с шоколадом над головой сына, а потом, как будто случайно, плеснул немного теплого шоколада на голову Кристофера, на его волосы. Кристофер, хихикая, попытался стереть шоколад. Я, конечно же, помог ему. И, наклонясь к сыну, прошептал:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Никто, кроме Кристофера, не слышал меня. Вытерев теплый шоколад с волос сына, я начертал на его лбу знак креста. Я окрестил его и конфирмовал. Я сделал это не властью церкви, но властью живого плазмата во мне – самого ВАЛИСа.

Потом я сказал сыну:

– Твое тайное имя, христианское имя, теперь…

И назвал ему имя. Только он и я знаем его. Он, я и ВАЛИС.

Затем я отломил кусочек булочки от хот-дога и протянул сыну. Кристофер – совсем малыш – открыл рот, словно маленькая птичка, и я положил туда кусочек булки. Словно мы с ним разделяем трапезу – обычную трапезу.

По какой-то причине было очень важно – критически важно, – чтобы Кристофер съел только хлеб, но не мясо. При таких обстоятельствах нельзя есть свинину. Меня предупредил ВАЛИС.

Едва Кристофер начал закрывать рот, чтобы прожевать булку, я вручил ему чашку с теплым шоколадом. К моему удивлению – он был еще такой маленький, что пил из бутылочки, никогда из чашки, – Кристофер жадно схватил чашку, поднес к губам и начал пить.

Я произнес:

– Это кровь моя и тело мое.

Мой маленький сын выпил шоколад, и я забрал у него чашку. Великое таинство было завершено. Крещение, конфирмация, а затем самое святое таинство из всех – причастие: таинство Господней Вечери.

– Кровь Господа нашего Иисуса Христа, пролитая за тебя, сохранит тело твое и душу для жизни вечной. Пей и помни, что кровь Христова пролита за тебя, и будь благодарен.

Самый священный момент. Священник становится Христом; сам Христос посредством божественного чуда предлагает верующим тело и кровь свою.

Большинство людей понимают, что путем чудесного превращения вино (или теплый шоколад) становится Божественной Кровью, а облатка (или кусочек булочки от хот-дога) – Божественным Телом, но очень немногие – даже из священников – осознают, что фигура, стоящая перед ними с чашей, – живой Бог.

Время преодолено.

Мы переносимся назад почти на две тысячи лет. Мы не в Санта-Ане, штат Калифорния, Соединенные Штаты Америки, а в Иерусалиме, примерно в тридцать пятом году общей эры.

То, что я видел в марте тысяча девятьсот семьдесят четвертого, когда друг на друга наложились Древний Рим и Калифорния, служило реальным свидетельством того, что можно видеть внутренним зрением, зрением, которым обладает только вера.

Мой случай с двойной экспозицией буквально – не фигурально – подтвердил истинность чуда литургии.

Как я уже говорил, технический термин для этого – анамнезия, утрата способности забывать. Она дает возможность вспомнить, вспомнить Господа и Тайную Вечерю.

Я был там, в тот последний раз, когда ученики собрались за столом. Хотите верьте, хотите нет.

Sed per spiritum sanctum dico; haec veritas est. Mihi crede et mecum in aeternitate vivebis.

Может, моя латынь и не очень, но вот что я пытался, пусть и запинаясь, сказать:

Я говорю посредством Духа Святого; истинно говорю. Верьте мне, и пребудете со мной в вечности.

Прибыл багаж, мы вернули квитанции полицейскому в форме и через десять минут уже мчались по шоссе на север, в сторону Санта-Аны.

Домой.

Пока мы ехали, Кевин сказал:

– Я устал. На самом деле устал. Проклятое движение! Кто эти люди, едущие по Пятьдесят пятому шоссе? Откуда они едут? И куда?

Я подумал: а куда едем мы?

Мы видели Спасителя, и я – после восьми лет безумия – излечился.

Да, ничего так, кое-что успели за уик-энд… Это не считая того, что сумели унести ноги от троих самых безумных людей на планете.

Поразительно: когда кто-то грузит вас бредом, в который вы сами верите, вы готовы распознать это как бред. Слушая в «фольксвагене-рэббите» болтовню Линды и Эрика насчет того, что они трехглазые люди с другой планеты, я знал, что они безумны. Что автоматически делало безумным меня. Осознание этого испугало меня.

Я полетел туда безумным, а вернулся здоровым, и в то же время верил, что встретил Спасителя… в образе маленькой девочки с черными волосами и горящими черными глазами. Девочки, которая открыла нам большую мудрость, чем любой взрослый. И что когда нам пытались помешать уехать, она – или ВАЛИС – помогла.

– У нас есть указание, – начал Дэвид. – Надо двигаться вперед и…

– И что? – спросил Кевин.

– Она скажет нам.

– А раки засвистят на горках, – хмыкнул Кевин.

– Да послушай! – воскликнул Дэвид. – Фил теперь здоров, впервые…

Он замялся.

– …с тех пор, как вы меня знаете, – закончил я.

Дэвид продолжал:

– Она исцелила его. Целительные силы – верный признак материального присутствия Мессии. Ты же знаешь, Кевин!

– Тогда лучшая церковь в городе – больница святого Иосифа, – парировал Кевин.

Я повернулся к нему.

– Тебе удалось спросить Софию о своей дохлой кошке?

Я вкладывал в свой вопрос сарказм, но, к моему удивлению, Кевин повернул голову и совершенно серьезно произнес:

– Да.

– И что она сказала?

Кевин глубоко вздохнул, покрепче сжал руль и проговорил:

– Она сказала, что моя дохлая кошка… – Он помедлил, а потом закричал: – …МОЯ ДОХЛАЯ КОШКА БЫЛА ТУПИЦЕЙ!