Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине

Но также должно повторить и то, что не потерял он надежды возразить оный Язык, и что мужеством и трудами может паки приобресть прежние свои права.

Если б позволено было привести доводы сему, я показал, что вся земля исполнена ими, и что от зачала мира был язык, который никогда не терялся и который не погибнет и после кончины мира, хотя надлежит ему тогда сделаться простее; показал бы я, что во всяком Племени были люди, которые знали его; что некоторые из них, разлученные веками и самые современники, хотя и в дальнем расстоянии друг от друга, понимали один другого посредством сего всеобщего и негиблющего Языка.

Чрез сей язык можно б было узнать, каким образом истинные Законодатели научились Законам и правилам, по которым поступали во все времена люди, обладавшие правдою, и как они, следуя сим образцам, удостоверялись, что шествие их правильно. В нем же можно бы увидеть истинные воинские правила, которым научены были великие полководцы и которые ими употребляемы были с толиким успехом в сражениях.

Он дал бы ключ ко всем вычислениям, и познание строения и разрешения Существ, равно как и приведения их в целость. Он показал бы силы Севера, причину уклонения магнитной стрелки, девственную землю, которая есть цель желания искателей сокровенной Философии. Наконец, не входя здесь в подробное описание преимуществ его, смело могу сказать, что оные суть неисчислимы, и что нет такого Существа, на которого бы не простиралась его власть и которого бы он не освещал.

Но кроме того, что нельзя мне здесь быть откровенну, не наруша моего обещания и моих обязанностей, бесполезно говорить о сем яснее;

Что ж касается до тех, которые уже на пути науки, то довольно им и того, что я сказал и не нужно им поднимать другого конца покрова.

И так для показания всеобщего соответствия утверждаемых мною положений не могу я больше ничего сделать, как просить моих Читателей, чтобы вспомнили о той книге, в десяти листах состоящей, которая дана была человеку в первом его происхождении, и которая осталась у него и при втором его рождении, но коея истинный ключ и разумение отняты у него; еще прошу их посмотреть, не могут ли найти отношений между свойствами сей книги и свойством Языка постоянного и единственного, и нет ли между ими весьма великого сродства, и постараться изъяснить их друг другом; ибо действительно здесь-то найдется Ключ науки; и когда упоминаемая книга содержит все познания, как то показано в своем месте, то и язык, о котором теперь слово, есть истинная ее Азбука.

С тою же осторожностию говорить я должен о другом пункте, который с преждереченным тесно соединен, то есть о средствах, которыми обнаруживается сей Язык. Сие делается двумя способами, как и во всех Языках, то есть словесным выражением и знаками изобразительными, или письмом; одно доходит к нашему сведению чрез чувство слуха, а другое чрез чувство зрения, которые одни из наших чувств надлежат к делам умственным, и сие только в человеке; ибо у скота хотя и есть оба сии чувства, но они определены для вещественного и чувственного; понеже он не имеет разумения: у животного слух и зрение равно, как и прочие чувства, имеют целию сохранять нераздельное телесное; и для того скоты не имеют ни дара слова, ни писания.

И так сие есть истинно, что сими двумя средствами человек достигает познания столь многих высоких вещей; и что сей Язык действительно употребляет в помощь чувства человеческие, дабы подать ему понятие о своей точности, силе и правильности.

Да и как быть сему иначе? Ибо не может человек ничего получить, как токмо чрез чувства; потому что и в первобытном состоянии имел он чувства, чрез которые все содеваемо было, как и ныне, с тою только разностию, что неспособны они были тогда так изменяться в своих содействиях, как телесные чувства Вещества, которые представляют ему токмо сомнительство, и суть главные орудия заблуждений его.

Сверх того, как бы мог он разуметь людей, которые или прежде его, или в отдалении жили, если не помощию писания? Однако надобно согласиться и в том, что сии люди прежде бывшие, или отдаленные, могут иметь Переводчиков, или Толкователей, которые, Равно с ними обучены будучи истинным правилам Языка, о котором говорим, употребляют его в разговорах, и таким образом сближают времена и отдаленные места.

Сие есть купно и величайшее удовольствие, которое истинный Язык может доставить; понеже сей глас гораздо научительнее, но также и самый редкий, и между людьми дар писания гораздо чаще бывает обретаем, нежели дар слова.

Причина сему та, что в теперешнем состоянии не иначе можем восходить, как постепенно; и сие неоспоримо в рассуждении всех Языков: чувство зрения ниже слуха; потому что чрез слышание человек посредством слова обретает в самой сущности изъяснение живое, или то, что есть умственное в Языке; напротив, писание есть не иное что, как Указатель, предлагающий взору изображение мертвое и предметы вещественные.

Но как бы то ни было, посредством слова и писания, свойственных истинному Языку, человек может научиться всему, что относится к древнейшим вещам; ибо никто столько не говорил и не писал, сколько первые человеки, хотя ныне несравненно более Книг делается, нежели прежде. Правда, что многие из Древних и Новых обезобразили сие писание и сей Язык, но человек может узнать тех, которыми сделаны сии пагубные погрешности; а чрез то увидит явственно происхождение всех Языков на земле, и как они удалились от первого Языка, и какую связь имели сии удаления с мраком и невежеством Народов, от чего они низверглись в бездну злополучий, на которые они роптали вместо того, чтобы приписать их себе самим.

Узнает он также, что рука, которая поражала таким образом сих Народов, имела намерение токмо наказать их, а не предать навсегда отчаянию; ибо удовлетворяя своему правосудию, возвратила им первый Язык их, и еще распространенный больше прежнего, дабы они не только поправили свои неустройства, но чтобы и наперед имели средства предохранять себя от оных.

Не иссыхающие руки слову моему открыл бы я, когда б позволено мне было распространиться в описании бесчисленных преимуществ, содержащихся в тех разных средствах, которые сей Язык употребляет для слуха и очей. Однако ежели вразумлено то, что он в воздаяние себе требует совершенного пожертвования воли человека, и что он внятен только тем, которые отступились от себя самих с тем, чтобы действовал на них во всей своей силе Закон Причины действующей и разумной, долженствующие управлять человеков, равно как и всею Вселенною; то легко усмотреть, многим ли он известен быть может. При всем том сей Язык ни на минуту не престает действовать как словами, так и писанием, но человек в том только и упражняется, чтоб заграждать свой слух, и ищет писания в книгах: как же быть вразумительным для него истинному Языку?

Таковая принадлежность, которой теперь начертал я изображение, конечно не может иметь равной себе никакой другой принадлежности. И потому не без важной причины объявил я ее единственною, отменною и неподверженною никаким изменениям, которым люди могут предаваться в сем деле.

Но не довольно доказать необходимость такового Языка в Существах разумных для выражения способностей их; не довольно также удостоверить о бытии его тем, что все истинные Законодатели и другие славные люди в нем почерпнули свои Законы и пружины всех великих дел своих: надлежит еще показать в самом человеке точное существование его, дабы не осталось ему ни малейшего сомнения; надлежит открыть ему, что все множество Языков, употребляемых подобными его, разнствуют друг от друга чувственным токмо выражением как в словах, так и в письме; но что касается до Начала, то ни един из них не удалился от него, что все они идут одинакою дорогою, что отнюдь не возможно им взять иную: словом, что все Народы земли имеют одинакий Язык, хотя едва ли найдутся два, которые б разумели друг друга.

Нельзя спорить, что Язык, сколько б он несовершен ни был, управляется Грамматикою. Сия же Грамматика, будучи не иное что, как производство порядка, Сродного нашим разумным способностям, столь тесно сопряжена с их внутренним Языком, что можно почитать их неразлучными.

Сия-то Грамматика есть неизменяемое правило дара глаголания у всех Народов. Сему-то Закону все они необходимо подвержены, даже когда и самое худое делают употребление разумных своих способностей, или своего Языка внутреннего и тайного; ибо как сия Грамматика служит только к тому, чтобы править выражением идей наших, то не судит она, сообразны ли они единственному Началу, которое долженствует их оживлять; ее дело есть учинять сие изражение правильным, что всегда неминуемо и сбывается; понеже когда действует Грамматика, всегда правдива бывает, или не сказывает ничего.