Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине

Всеобщие отношения грамматики

Однако желаю, чтобы Грамматисты разбирали свою Науку с большим вниманием, нежели как оную разбирали до ныне. Они признаются, что Языки происходят из такого источника, который выше человека, и что все Законы оных написаны самою Натурою; но сие темное чувствование не великий успех в них произвело, и они ни мало и не подозревают того, что можно бы в Языках найти.

Желает ли кто знать причину сего; она есть следующая: они делают с Грамматикою то же, что Примечатели делают со всеми Науками, то есть, мимоходом взглядывают на Начало, и не имея столько мужества, чтобы рассматривать его долее, углубляются в подробности порядка чувственного и механического, который объемлет все их способности и потемняет в них существеннейшую способность разумения.

И так да уверятся Грамматисты, что поелику Законы Науки их придержатся Начала, как и все прочие, то могут в оных открыть неисчерпаемый источник познаний и Истин, о которых едва ли имеют малейшую идею.

Предложенное здесь малое число оных Истин должно казаться им довольным к приведению их на путь: ежели и в сих увидели они явственно изобразительные знаки способностей Существ умных, то же могут в них увидеть и в отношении к тем Существам, которые не суть умные. В них могут почерпнуть чистое понятие о Началах поставленных над Веществом, ежели просто рассмотрят разность существительного с прилагательным: первое есть Существо, или Начало врожденное, а прилагательное изображает всякого роду способности, какие можно приписать сему Началу: но надлежит паче всего примечать, что прилагательное не может само собою присоединиться к существительному, Равно как существительное одно бессильно произвести прилагательное; и то и другое ожидает высшего действия, которое бы свело их вместе и связало по изволению своему; и так силою сего токмо действия могут они вступить в соединение и обнаружить свойства.

Приметим и то, что ставить кстати прилагательные есть дело мысли и разумения; мысли дело есть усматривать их, или творить, и как бы сообщать вещам, которые хочет ими одеть; и так да признаем разливающееся повсюду свойство сего действия всеобщего, которое мы выше сего заметили; ибо конечно мы везде его находим.

Сверх того сие ж самое действие, сообщив способности, или прилагательные Началам врожденным, или существительным, может по изволению расширять, умалять, и даже совсем брать их к себе обратно, и чрез то привесть Существо в прежнее его недейственное состояние: се образ довольно ощутительный производимого им над Натурою на самом деле.

Но в сем же разрешении Грамматисты могут видеть, не опасаясь обмануться, что прилагательное, которое есть токмо качество Существа, не может стоять без Начала, без подлежащего, или без существительного; напротив, существительное очень может быть значительно в речи без своих качеств, или прилагательных; из чего могут усмотреть отношение к предложенному выше о бытии Существ невещественных, не зависимом от чувственных способностей их; из сего также могут понять и то, что сказано о вечности Начал Вещества, хотя самое Вещество не может быть вечное; понеже оно, будучи токмо содействие соединения, есть не более, как прилагательное.

Потом из сего же могут уразуметь, как мог человек лишиться прежних своих принадлежностей: понеже оные дарованы ему от высшей руки; но ежели притом увидят воистину свой недостаток; признаются, что к возвращению сих преимуществ необходимо нужна помощь той же руки, которая отняла их и которая для обратного отдания оных ничего более не требует от человека, что уже я и прежде сказал, как токмо пожертвования собственной воли.

Могут они еще найти в шести Падежах шесть главных образований Вещества, равно как и описание деяний рождений его и всех перемен, которым оно подвержено. Роды будут им изображением Начала противуположных и непримиримых% словом? они могут учинять множество таковых примечаний, которые? не быв плод воображения, или Систем, удостоверят их в том, что есть всеобщее Начало и что во всем предводительствует та же и одна рука.

Но доказав сей язык единственный, всеобщий, являемый человеку даже и в самом состоянии его лишения, должен я ожидать, что Читатели мои полюбопытствуют знать, как называется и какого рода есть сей Язык.

В рассуждении имени не могу я удовольствовать их, потому что обещался не именовать ничего; но что касается до роду его, признаюсь, что это есть тот Язык, о котором я уже сказал, что всякое слово его носит на себе истинное значение вещей, и так верно означает их, что дает явственно их видеть. Еще скажу, что это тот Язык, который есть цель желаний всех Народов земли, который тайно руководствует людям во всех их установленияхв котороый тайно руководствует людям во всех их установлениях, в которых каждый из них особливо и тщательно упражняется, не зная того сам, и который стараютс они изобразить во всех своих делах; ибо он столь глубоко в них начертан, что не могут произвести никакого дела, на котором бы не было знаков его.

И так не могу лучше указать его подобным мне, как удостоверительно сказав им, что он принадлежит самой сущности их, и что единственно по сему то Языку они суть человеки. Не имел ли же я причины назвать его всеобщим, и можно ли им забыть его вовсе, какое б впрочем ни делали из него злоупотребление? Ибо чтоб забыть его, надобно, чтоб они могли дать себе иную природу: вот все то, что могу ответствовать на настоящий вопрос. Поступим далее.

Я сказал, что сей Язык, подобно как все прочие, двумя способами обнаруживаем бывает, то есть выражением словесным и писанием, и как я теперь только сказал, что все творения человеков имеют на себе напечатление его, т онадлежит некоторые из оных рассмотреть, дабы лучше увидеть их отношение к источнику, сколько они впрочем ни ложны.

Рассмотрим сперва те из их творений, которые, якоб образ словесного выражения упомянутого Языка, должны представить нам о нем идею самую точную и высочайшую; потом станем рассматривать те, которые имеют отношение к характерам, или писменам сего Языка.

В первом роде сих творений содержится вообще все, что почитается у людей плодом остроумия, воображения, рассуждения и разумения, или что вообще принадлежит ко всем возможным родам литературы и изящных наук.

В сем роде произведений человеческих, которые кажется составляют особое отделение, мы видим одинакое намерение; все они одушевлены одинаким побуждением, то есть живо писать, доказать вещь и уверить в ее существенности, или по крайней мере дать ей наружные виды оной.

Когда почитатели того, или другого роду сих произведений допускают вселиться в себя ревности, и когда стараются утвердить свою славу, приводя в презрение прочие упомянутых наук отрасли, в которых они не упражнялись; то чрез сие делают очевидную обиду науке, и нельзя сомневаться, чтоб между плодами умных способностей человека непревосходнее были те, которые, не отнимая ничего у прочих подкрепляются однако помощью их и чрез то показывают вкус, более основательные, и красоты, меньше подверженные разномысленным толкованиям.

Так мыслят все благорассудные люди и имеющие верный и истинный вкус; они знают, что произведения их при всеобщем только и тесном союзе могут приобрести большую силу и твердсоть, и сие давнишное было мнение, что все части Науки связаны и взаимно друг другу вспомоществуют.

Да и в самом деле сие чувствование столь сродно человеку, что везде он его носит с собою, когда даже шествует и по тому пути, о котором сие Начало не благоволит. Если бы Оратор захотел осуждать Науки, т онадлежало бы ему показать себя ученым; если бы Художник захотел осуждать красноречие, то не стал бы никто слушать его, когда б не употребил он к сему красноречия.

Однако ж сие полезное примечание хотя и правильно, но потому, что без внимания сделано, не произвело почти никакого плода; и люди привыкли как в этом, так и в прочем делать совершенные разделения и почитать все сии разные части чуждыми друг другу.

Мы не говорим, что в сих творениях способностей умных человека не должно различать разных родов, и что все они представляют одно подлежащее. Напротив, понеже сии способности разнствуют между собою, и мы можем приметить в них явственные различия, то весьма естественно думать, что и плоды их должны показывать сие разнствие и что не могут они походить друг на друга; но как притом сии способности по естеству своему состоят во взаимной связи, и как не возможно ни одной из них действовать без помощи других, то из сего видим, что необходимо надлежит быть такому же союзу и между разными их произведениями, дабы видно было, что все они того же происхождения. Но я излишно говорю о такой вещи, которая только стороною касается до моего плана: обращаюсь к начатому мною исследованию отношений, находящихся между Языком единственным и всеобщим и между разными умными произведениями человека.