Юрий Нежинский - Мистический Петербург

Сложно сказать, насколько в указанные мотивы произведений русской литературы являются продуктами одной только богатой фантазии авторов. Или, быть может, они находились под влиянием мистики Медного всадника?

Став наконец императором и остерегаясь жить в Зимнем дворце, где ему постоянно мерещились заговоры, склонный к болезненному мистицизму, Павел, согласно преданию, однажды проговорил: «Хочу умереть там, где родился». В 1797 году деревянный Летний дворец, в одной из комнат которого Павел появился на свет, по его приказу разбирают, и на его месте начинается грандиозное строительство замка, названного Михайловским в честь архангела Михаила, в день поминовения которого (9 марта) замок был заложен.

За несколько дней до гибели Павел будто бы жаловался, что видит кровь, проступающую на стенах спальни. Это приводит его в состояние «животного страха». Он вспомнил, как однажды на балу на короткое время внезапно потерял сознание, а когда очнулся, то все увидели его глаза, полные ужаса, и услышали невнятный шепот: «Неужели меня задушат?»

Ещё через несколько дней Павлу Петровичу приснился сон: некая незримая сверхъестественная сила возносит его кверху. Проснувшись, он заметил, что и Мария Федоровна не спит. Оказывается, и ей приснился тот же самый сон.

9 марта Павел проснулся от мучительного сна. Ему снилось, будто на него надевают слишком узкую одежду, которая его душит.

10-го, после ужина, как рассказывает ещё одна легенда, Павел подошёл к зеркалу, имевшему случайный недостаток. Оно искривляло изображение. «Посмотрите, какое смешное зеркало, — криво усмехнулся император, — я вижу себя в нём с шеей на сторону».

11-го, во время последнего ужина, напряжённое молчание прервалось неожиданным чиханием наследника престола. Рассказывали, что Павел I повернулся к нему и печальным голосом проговорил: «Я желаю, ваше высочество, чтобы желания ваши были исполнены». После этого вдруг стал задумчив, побледнел, встал необычно рано из-за стола и вместо обыкновенных слов прощания сказал: «Чему быть, того не миновать». По другому преданию, на пути из столовой в спальню Павел будто бы сказал кому-то: «На тот свет идтить — не котомки шить». Если верить фольклору, это были последние слова, сказанные императором Павлом I при жизни.[39]

Михайловский, или Инженерный, замок не случайно имеет «статус» самого мистического места в городе. Действительно, не одна и не две легенды повествуют о судьбе его владельца и, в частности, о его предсмертных предчувствиях. Разберемся в этих легендах по порядку.

Легенда о Павле I, с завидным упорством воспроизводимая во всех путеводителях по «мистическому Петербургу», повествует о предсказании, сделанном этим императором самому себе. Якобы Павел, отдавая приказ о строительстве Михайловского замка, сказал: «На этом месте я родился, здесь хочу и умереть». Фраза эта оказалась для него пророческой.

Авторы многочисленных (и подозрительно похожих друг на друга) сайтов о «загадочном Питере» не утруждают себя указаниями на источник этой легенды. Между тем, источник есть, причем единственный. Источник этот — записки Августа Коцебу, известного писателя, имевшего, впрочем, неоднозначную репутацию. Записки Коцебу были преподнесены императору Александру II сыном писателя, состоявшим на русской службе. Позже они были опубликованы в сборнике «Цареубийство 11 марта 1801 года».[40]

Переводчик и комментатор этих записок А. С. Лобанов-Ростовский отмечал некоторую предвзятость Коцебу, зачастую влиявшую на характер его повествования. Однако у нас, как кажется, нет необходимости давать подробную характеристику Коцебу как мемуаристу: ведь ситуация с разбираемым эпизодом крайне простая.

Коцебу пишет следующее: «Известно, с каким пристрастием Павел смотрел на Михайловский замок, воздвигнутый им как бы по волшебному мановению. Очевидно, пристрастие это происходило не от того, что какое-то привидение указало построить этот дворец, — об этой сказке он, может быть, и не знал, а если знал, то допустил ее для того только, чтобы в глазах народа оправдать затраченныя на эту постройку деньги и человеческия силы. Его предпочтение к ней главным образом происходило от чистаго источника, из кроткаго человеческаго чувства, которое за несколько дней до своей смерти он почти пророчески выразил г-же Протасовой в следующих словах: „На этом месте я родился, здесь хочу и умереть“.»[41]

Коцебу, как правило, тщательно оговаривает те случаи, когда какие-либо слова Павла он слышал лично. В данном отрывке такой оговорки нет, что позволяет предположить, что эта фраза была Коцебу известна в пересказе, причем его информатор нам неизвестен. Это, конечно, несколько снижает достоверность истории. Однако никаких особых причин ставить под сомнение правдивость Коцебу в данном случае нет. Сам Коцебу не придает этому случаю никакого мистического значения. Наоборот, он с недоверием относится к легенде о явлении архангела Михаила, а фразу Павла объясняет вполне естественной привязанностью императора к своему любимому дому. Желание человека, построившего дом, прожить в нем всю жизнь и умереть, выглядит более чем естественно, и если бы земной путь Павла окончился мирно, мы и не вспоминали бы об этой фразе, брошенной мимолётом.

Таким образом, легенду эту можно признать вполне достоверной. Однако ничего мистического в ней нет, и свой статус «пророчества» фраза Павла приобретает только в контексте других преданий, связанных с Михайловским замком и его хозяином.

Обморок императора посреди бала — исключительно продукт фантазии нынешних копипастеров. У этой легенды есть совершенно определенный источник, а именно «Записки» Николая Александровича Саблукова, сделавшего быструю карьеру при Павле, а затем отличившегося во время войны 1812 года. Вот что он пишет: «Император… уже не выезжал, как он это делал прежде, и даже его верховыя прогулки ограничивались так называемым третьим летним садом, куда, кроме самого императора, императрицы и ближайших лиц свиты, никто не допускался. Аллеи этого парка или сада постоянно очищались от снега для зимних прогулок верхом. Во время одной из этих прогулок, около четырех или пяти дней до смерти императора (в это время стояла оттепель), Павел вдруг остановил свою лошадь и, обернувшись к шталмейстеру Муханову, ехавшему рядом с императрицей, сказал сильно взволнованным голосом: „Мне показалось, что я задыхаюсь и у меня не хватает воздуха, чтобы дышать. Я чувствовал, что умираю… Разве они хотят задушить меня?“ Муханов отвечал: „Государь, это, вероятно, действие оттепели“. Император ничего не ответил, покачал головой и лицо его сделалось очень задумчивым. Он не проронил ни единаго слова до самаго возвращения в замок.

Какое странное предостережение! Какое загадочное предчувствие! Разсказ этот мне сообщил Муханов в тот же вечер, причем прибавил, что он обедал при дворе и что Император был более задумчив, чем обыкновенно, и говорил мало».[42]

Саблуков создавал свои Записки между 1813 и 1848 г., предназначая их исключительно для круга семьи. Они попали в печать (причём, английскую) через два десятка лет после смерти Саблукова. Все издатели подчёркивают высокую достоверность записок. Действительно, читая их, понимаешь, что автор — сухой повествователь, напрочь лишенный воображения и не делающий ни единой попытки оживить свой рассказ или приукрасить описываемые события.

Информатором Саблукова выступает Муханов. Александр Ильич Муханов-представитель старинного рода, ближайший приближённый Марии Фёдоровны, сделавший, как и Саблуков, блестящую карьеру при Павле I. Саблуков и Муханов — близкие друзья, люди преданные императору и пострадавшие после его гибели. Сложно предположить, что они занимались пересказом друг другу недостоверных анекдотов о своём покровителе. Так что рассказ Саблукова можно считать весьма достоверным.

Происхождение этой легенды весьма загадочно. Разумеется, большинство современных авторов, пересказывая ее, не приводят вообще никаких ссылок; но есть ощущение, что все они опираются на хрестоматийный труд фольклориста М.И. Пыляева «Старый Петербург»[43]. Труд Пыляева представляет собой сборник занимательных рассказов из истории города и городского фольклора, приведённых без какого-либо анализа достоверности, а зачастую и указания источников данных. Однако, «засучив рукава» и порывшись в старых журналах, мы смогли обнаружить в одной из статей Русской старины следующее: «Армфельт передает слова Павла о сне, который ему привиделся накануне дня его смерти: ему снилось, что ему на спину натягивали узкий парчевой кафтан и с таким усилием, что он готов был вспрыгнуть от боли».