Александр Афанасьев - Славянские колдуны и их свита

865

Доп. к Ак. Ист., VIII, 29.

Карман.

Ак. Юрид., 30; см. также в Летоп. занятий Археогр. ком., I, 17 — указание на оговор одной черемиски в порчах отравным зельем. Замечательно, что рядом с этими преследованиями за держание при себе трав и корений сам благочестивый царь Алексей Михайлович приказывал стольнику Матюшкину высылать крестьян в купальскую ночь для сбора сереборинного цвету, интериновой и мятной трав и дягильного корня, а сибирским воеводам предписывал разведывать про лекарственные травы и присылать их в Москву. — Доп. к Ак. Ист., III, 71; VI, 127. Такое противоречие легко уживалось, потому что зелья бывают разные: и лихие, и добрые, — а недостаток научных сведений и дух взаимного недоверия заставляли всякой раз, когда находили у кого-нибудь неведомый корень или траву, подозревать злой умысел.

Новгор. сб., 1865, II.

Археограф. сб. документов, относящ. к ист. Северо-Западной Руси, I, 295–7, 338–346. Здесь же напечатаны: а) заявление полоцкого мещанина Василия Паука (1638 г.) об очаровании его дома: кто-то, явившись ночью, облил у него неведомо чем ворота и стены, в чем Паук усматривает чару на свое собственное здоровье и на здоровье своей жены и детей; b) протест пана Лисовского (1640 г.) на мещанина Старымовича, который напустил «своей радою и намовою» в его дом тараканов (ibid., 307, 323).

Ак. Ист., II, 66.

В другой челобитной сказано: «…а после того Оринка в порче кличет на Федькину жону на Онтонидку, Фадееву дочь, будто Онтонидка ее Оринку портила после мужа своего Федьки Якимова».

Опис. гор. Шуи Борисова, 338–340, 345, 456; Старин. акты, служащ. дополнением к Описанию гор. Шуи, 193–5, 199.

Полн. сoбp. зaк. V, 2906.

Библ. для Чт., 1859, VIII, 9–10.

Обл. сл., 174, 247.

Архив ист. — юр. свед., II, отдел, 6, 57.

Родословн. книга, II, 207.

Карамзин. И. Г. Р., IX, 187 (изд. 2-е).

По мысли царя, взята была ко двору «в верх» девица Марья Ивановна Хлопова и объявлена царскою невестою; вскоре она заболела, обкушавшись сластями, Михайло Салтыков донес государю, что болезнь у Хлоповой великая и нельзя чаять долгого живота ей, вследствие чего она была сослана вместе со своими родичами в Тобольск, откуда после переведена в Нижний. В 1623 г. дело поднято снова, так как до царя дошли слухи, что невеста его со времени отсылки eе находится в вожделенном здравии. Врачи, лечившие невесту, сказали, что болезнь ее была ничтожная и легкоизлечимая; а Хлоповы обвиняли во всем окольничих Михаилу да Бориса Салтыковых. Дядя невесты, Гаврило Хлопов, показал: «…ходил государь в Оружейную палату и смотрел оружейный казны, и поднесли-де к государю турецкую саблю и почали хвалить, и Михайло де Салтыков учал говорить, что и на Москве государевы мастеры такую саблю сделают. И государь-де пожаловал, тое саблю дал в руки ему, Гавриле, и говорил ему: чает ли он, что такую саблю сделают на Москве? И он-де говорил, что сделают, только, чаю, не такову, какова та. И Михайло-де тое саблю у него из рук вырвал и молвил, что он говорит не знаючи. И он-де за то с Михаилом побранился и поговорил с Салтыковыми гораздо в разговор, и с тех де мест Борис да Михайло Салтыковы любити их не учали. А после того, недели с две спустя, учала Марья Иванова дочь Хлопова изнемогати и почала блевати часто, и чает-де от сладких ядей, потому что едала сласти». Марья Хлопова показала, что рвало и ломало ее, и опухоль была, а думает, что то учинилося от супостат ее. Результатом следствия была ссылка Салтыковых с их женами в Галич и Вологду, так как они для своей недружбы с Хлоновым «любити их не почали — для того, чтобы одним быть при государе, и ихнею смутою почала быти Марья Хлопова больна». Больной невесте (как видно из следственного дела) давали пить святую воду с мощей да камень безуй. — Собр. гос. гр. и дог., III, 63–65, 98. В 1655 г. доставлены были в Аптекарский приказ три рога инроговые, и доктор Граман, осмотря их, сказал, что те роги — прямые (настоящие) и помогают в лихорадке, огневой (горячке), от морового поветрия, в черной немочи и когда укусит змея, «а принимать того рога против двунадцати зерен с каменем безуем — с теплым ренским или в романеи»; роги оценены: два больших в 5000 руб., а меньший около 1000 руб. — Доп. к Ак. Ист., IV, 9. Встречается еще упоминание о камне безвар: в 1587 г. эрцгерцог Австрийский Максимилиан прислал в дар Федору Ивановичу этот камень, «взяв из казны отца своего, а имеет силу и лечбу великую от порчи». — Памятн. дипломат. снош., I, 972, 980.

Никон. лет., VII, 247–8.

С 1653 года девице Всеволжской дозволено было проживать в касимовской деревне.

Котоших., 5; Ч. О. И. и Д., год 1-й, I (Коллинс), 4–5; Сев. Архив 1822, II, 182–3 (письмо швед. поверенного в делах при русском дворе 1647 года); Ак. Арх. эксп., IV, 18; Ак. Ист., IV, 59; Собр. Гос. Гр. и Дог., III, 155.

Такова была вверена в силу «приворотных кореньев». Из розыскных дел видно, что и любовь Петра Великого к Екатерине, и расположение его к Меншикову объяснялись в народе тем, будто бы она и Меншиков обвели государя кореньями. — Время, 1862, IV, стат. Семевского «Семейство Монсов», 316.

Царицу звали Евдокией Лукьяновной; это была вторая жена Михаила Федоровича.

Комета, альманах Н. Щепкина, стат. Забелина «Сыскные дела о ворожеях и колдунах», 477–492.

Сообщено И. Е. Забелиным. В книгу полоцкой ратуши за 1643 г. занесено заявление, что неведомый человек, чаруя над его домом, подбросил к нему в кадку с водою пучок женских волос. — Археогр. сб. док. Северо-Зап. Руси, I, 324.

Архив ист. — юр. свед., II. отд. 6, 58–61.

Рус. сл., 1861, VIII, ст. И. Сельского («Ссылка в Вост. Сибирь замечат. лиц»), 6.

История Рос. Соловьева, XI, 379–383.

История о невинном заточении ближн. боярина А. С. Матвеева (1785 г.), 11, 161–3.

О. 3., 1858, III, 240.

История Петра В., соч. Устрялова, I, 354; II, 48–49, 68–69, 90, 344; Записки Желябужск, изд. Язакова, 21.

О значении этой чары см. выше, с. 103.

История Петра. В., соч. Устрялова, II, 347–350; Записки Желябужского, 23.

В продолжение 1485 г. Кумон, в графстве Вурлиа, он сжег за колдовство 41 женщину; в следующем году он продолжал действовать с тою же ревностню, так что бóльшая часть народа разбежалась. Алциаст говорит, что в это же время инквизитор сжег в Пиемонте 100 колдунов и своими преследованиями вывел наконец из терпения жителей… В 1515 г. в Женеве казнено 500 человек под именем протестанских колдунов; в Равенсбурге в четыре года было сожжено 48 человек по решению Менго, автора известного сочинения Malleus malefi carium; ученый инквизитор Реми хвалился, что он в продолжение 15 лет казнил 900 человек.

Моск. Телеграф, 1830, XIX–XXI, статья по поводу издания Горста: «Zauber-Bibliothek»; Моск. Наблюдат., 1837, XI, 117–139 («Суд над ведьмами»).

П. С. Зак., V, 3006, гл. I, артик. 1 и 2.

История Моск. славяно-греко-лат. академии, соч. Смирнова, 129–130, 135, 150.

Этногр. сб., VI, 141–3; см. также Памят. книжку Арханг. губ. 1864 г., 79–90 (судные дела 1729 и 1785 годов, возникшие по обвинению в напущении икоты).