Константин Серебров - Мистический андеграунд

– Боже мой, – воскликнула она, – да оглянись ты вокруг! Как можно освобождаться от этой незабываемой красоты?! Никакая нирвана не сравнится с моей жизнью, полной романтических приключений и безумной любви. Ты, наверное, просто одинок и поэтому тоскуешь по несбыточному. Тебе плохо, я вижу. Я возьму тебя в ночной полет над Петербургом на астральном В-52, и ты позабудешь свои призрачные мечты. Прости за прямоту, но я думаю, что многие люди стремятся к Просветлению от своей убогости.

– Как жаль, что ты так ничего и не поняла, – сокрушенно ответил я.

– Ты лучше бы проводил меня на улицу Авиационную, – вдруг сказала она. – Там у меня своя комнатка в квартире отца. Уже более месяца в этой комнате обитает друг моего мужа, никому не известный поэт Шишкин, приехавший в Питер из Навои писать поэму, как он говорит, по живым следам, об Иисусе Христе и о том, что Его никогда не существовало. Он обращается со мной так, как будто бы я должна выполнять все его прихоти. Он говорит, что на Востоке женщина должна повиноваться мужчине. Он мне так надоел, что я не хочу одна встречаться с ним.

– Но ведь мне надо делать ремонт, – ответственно заметил я.

– Если ты поможешь мне, то на шаг приблизишься к Просветлению.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Если истинный рыцарь помогает даме своего сердца, то он приобретает заслугу на небесах, – улыбнулась Натали.

Через полчаса мы поднимались по темной лестнице на четвертый этаж кирпичного дома. Натали, слегка постучав и не дождавшись ответа, достала ключ и открыла запертую дверь. В углу обставленной странной мебелью комнаты сидел за письменным столом мужчина лет сорока с бычьим выражением лица. Он пил пиво и что-то писал – по-видимому, свою поэму.

– Ты зачем пришла? – заявил он. – Мне нужен покой и уединение. Ты разве не знаешь, что я, по заданию партии, пишу разоблачительную поэму о Христе?

– Ты забываешь, что это моя квартира, – вызывающе ответила Натали.

– Мне разрешил здесь поселиться твой муж, – ответил он. – У нас на Востоке слово мужа – закон для жены.

– А здесь Питер, где слово женщины – закон для мужчины,

– гордо сказала она. – К тому же я знаю, где мой муж. Он в Азии, в Навои, у своей давней любовницы.

Я вытащил из сумки бутылку портвейна «Кавказ» и поставил на стол.

– Ты и впрямь чему-то научился, – улыбнулась Натали.

Выпив портвейна, Шишкин захмелел и произнес:

– Я горжусь тем, что мир устроен так, как он есть. Благодаря этому партия надеется, что, вдохновленный Ленинградом, родиной революции, я докажу, что Христа не существовало.

– И как ты, Наташа, можешь терпеть в своем доме такого идиота? – возмутился я.

– Это я вас терплю и милую, – вдруг заявил Шишкин. – Ибо я – с партией, а вот вы не соответствуете ее идеологии, – и допил остатки портвейна прямо из горлышка.

– Выпив лишнего, Шишкин всегда начинает приставать,. – шепнула Натали, наклонившись ко мне. – Я не знаю, как от него избавиться. Не уходи.

– Я постараюсь что-нибудь придумать, – пообещал я и обратился к Шишкину:

– А почему тебе, товарищ Шишкин, кажется, что Питер вдохновит тебя на поэму об отсутствии Иисуса Христа?

– Да потому, что это колыбель революции, – выпалил он.

– Ты, как Иуда, продаешь Христа за тридцать сребреников, – презрительно бросила Натали.

– Вы напрасно меня оскорбляете, – повысил голос Шишкин, – я такие вещи никому не прощаю.

– Общение с этим хамом закрывает нам зеленую дверь в высшие миры, – сказал я шепотом Натали.

– У меня не хватает сил от него избавиться, – ответила она.

– К тому же это лучший друг моего мужа.

Вскоре Шишкин, разглагольствуя о великой партии Узбекистана, растянулся на широкой кровати и захрапел.

Я вдруг осознал, что была уже поздняя ночь. Натали устроилась на матрасе в углу комнаты, а я прилег на полу, укрывшись пальто ее мужа. Засыпая, я вспомнил о том, что должен был сегодня начать ремонт.

«Ну и достанется мне от Кэт, – подумал я. – Хотя кое-что я выиграл: момент моего разоблачения отодвинулся еще на один день».

К вечеру следующего дня я робко позвонил в дверь квартирки на Благодатной.

Открыв дверь, Кэт яростно набросилась на меня:

– Как я могла довериться такому прощелыге, как ты?

– Я спасал Натали от Шишкина, – виновато пролепетал я.

– Нашел кого спасать, – рассмеялась она. – Неужели ты не понимаешь, что сильно подвел меня? Я взяла отгул, чтобы помочь тебе, и целый день ждала, а ты оказался необязательным идиотом.

– Простите, мадам, – пролепетал я, дрожа и краснея от стыда.

Кэт хлопнула дверью и ушла учить с Лизонькой уроки, а я, осознав в полной мере свое ничтожество, отправился скоблить потолок. Вспоминая наставления Джи, я старался читать про себя молитвы, но отчего-то становилось так тяжело, что я прекратил эти попытки.

К двум часам ночи, закончив работу, я решил прочесть еще несколько писем Удода Неизвестной Птице.

«26 сентября 1980 г .

Сегодня 26 сентября, завтра я буду в Москве, но, тем не менее, то, что я собираюсь сказать, может быть сказано только в этом послании и только из этого места и времени, в котором я сейчас нахожусь.

Тема глубокого творческого размышления (медитации). На открытке с обратной стороны письма изображен Ритуальный Лик Старца и его Маска, несомая на спине монахом, одетым в черную рясу. Что это означает и что даст твоей Душе и твоему Пути? Понимаешь ли ты что-либо?

Вся твоя будущая жизнь – это Маски и Роли, которые ты будешь с большим или меньшим успехом (скрипом и т.д.) играть на Сцене Жизни. Но что таится под Масками? Можно ли оторваться от Маскарада и уйти в центр внутренней Глубины, в Море, где плавает Золотая Рыбка, уйти от разбитого Корыта, от Столбового Дворянства, от Царицы? Для этого придется отвлечься от вздорности и массы свойств, принадлежащих Старухе, то есть Личности, перестать быть Мачехой своей Души.

3 октября 1980 г . Нижний Новгород.

Болдинская золотая осень. Хрустальный воздух. Кремль над Волгой, в котором я сейчас и обосновался.

Сегодняшняя тема: цвет пламени, его желтый спектр, возносящий, через глубинную медитацию на избранное растение, огненно-крылатую стихию человеческой души в огненный мир. Тот, кто прикоснется крыльями своей Чайки (символ свободной души) к тайне золотого сияния, постигнет скрытое измерение бледно-желтого солнца нашей системы. Он попадет в другую, сверх-человеческую цивилизацию, вестниками которой в мире людей были святые и герои, озаренные золотым огненным нимбом. Крылья птицы, уносящие нас через стихию воздуха в провалы огня, где сгорает все тленное, недостойное, смертное, неблагородное, могут зацепить драгоценную добычу – нашу жизнь, тело нашего времени. И там, в герметической плавильне солнца, через гибель и смерть наших слабостей мы возродимся к солнечному бытию, проливая солнечный свет в мир человеческий для тех, кто готов…»

Эти слова привели меня к осознаванию своей души и придали устойчивость распредмеченному сознанию.

Перед тем как заснуть, я постарался подсчитать, удалось ли мне за сегодняшний день хоть на миллиметр продвинуться к Просветлению. «Тихо, улитка, ползи по склону Фудзи, вверх, до самой вершины», – успокаивал я себя хокку, похожим на коан.

Утром я проснулся оттого, что Кэт ожесточенно ходила вокруг моей кровати.

– Ты обманул меня, негодяй! Я убедилась, что ты не в состоянии сделать приличный ремонт. И вообще ремонт делать абсурдно, ибо тогда сотрется память об Адмирале, которую вобрали в себя эти стены. А тебе я советую побыстрее убираться из моего дома.

Ситуация была критической. Я оделся и, быстро побросав вещи в желтый чемодан, собрался покинуть квартирку-бис.

– Так тебе и надо, – заверещала радостно Лизонька, – поживешь на улице, сразу поумнеешь.

Уже стоя в дверях, я справился со своей уязвленной гордыней и, натянуто улыбнувшись, произнес:

– А ведь в туалете и ванной нет атмосферы Адмирала, и значит, их можно безболезненно для вашей памяти отремонтировать.

– Пожалуй, ты прав, – сменяя гнев на милость, произнесла Кэт. - Я, наверное, разрешу тебе привести их в порядок. Но делать ты это будешь только под моим строжайшим контролем. Работать тебе позволяется только в моем присутствии.

– Отлично, – с радостью согласился я.

– В таком случае, ровно в 17.00 ты должен быть дома, – сказала она и ушла.