Лобсанг Рампа - Отшельник. (THE HERMIT)

Взяв в руки ветку, молодой монах стал шевелить костер, искры дружно взлетели вверх и воздух наполнился приятным запахом горящего дерева. Прервав свое занятие, чтобы подбросить еще дров, он повернулся к старому отшельнику.

— Колодка, говоришь? — сказал старый отшельник. — Это значит, что он преступник, но что может здесь делать преступник? Но не имеет значения, кто он, если он болен, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ему. Может ли человек говорить?

— Да, Почтенный, — произнес человек слабым голосом. — Мое здоровье слишком плохо, чтобы мне можно было помочь физически, я нуждаюсь в духовной помощи, чтобы я мог умереть спокойно. Могу ли я говорить с вами?

— Конечно, — ответил старый отшельник. — Говори, а мы будем слушать.

Больной человек смочил губы водой, которую подал ему молодой монах, прочистил горло и начал свой рассказ.

— Я был преуспевающим серебряных дел мастером в городе Лхаса. Дела шли хорошо, приходили заказы даже из монастырей. А потом — о горе, горе! — появились индийские купцы и принесли с собой множество дешевых вещей с индийских базаров. Эти вещи они называли «массовым производством». Плохие, дешевые поделки! Дела мои пошли хуже. Денег стало недостаточно. Моя жена не захотела терпеть бедность и пошла в постель к другому. В постель богатого купца, который спал с ней еще до того, как она вышла за меня замуж. Купца, который пока выдерживал конкуренцию с индийцами. Никто не мог мне помочь. Никто обо мне не заботился и не было у меня никого, о ком бы мог заботиться я.

Он умолк, поглощенный своими горькими мыслями. Старый отшельник и молодой монах хранили молчание, ожидая, когда он продолжит рассказ. Наконец человек заговорил опять.

— Конкуренция усиливалась, появились люди из Китая, которые привезли на яках еще более дешевые товары. Мой бизнес совсем прекратился. Тот ограниченный выбор, который я мог предложить, больше никого не интересовал. Наконец ко мне явился купец из Индии и предложил оскорбительно низкую плату за мой дом и все, что в нем находилось. Я отказался, а он стал насмехаться надо мной, говоря, что скоро он получит все это даром. Я был голоден и зол, я вышел из себя и вышвырнул его из своего дома. Он упал, ударившись головой, и разбил висок о случайно подвернувшийся камень.

Бедный человек опять умолк, поглощенный своими горькими мыслями. И опять двое других хранили молчание, ожидая, что он скажет дальше.

— Меня окружила толпа, — продолжал он, — одни осуждали меня, другие выражали свое одобрение. Вскоре меня потащили к судье, и люди стали рассказывать, что произошло. Одни меня защищали, другие были против меня. Недолго думая, судья приказал на год надеть мне на шею колодку. Тут же появилось это устройство и его водрузили на мою шею. С ним я не мог сам ни есть, ни пить, я всегда зависел от милости других. Я не мог работать и вынужден был отправиться странствовать, прося не только о том, чтобы мне дали поесть, но и чтобы кто-нибудь покормил меня. Я не мог даже лечь, все приходилось делать стоя или сидя.

Он выглядел еще более ослабевшим, и казалось, вот-вот потеряет сознание.

— Почтенный, — сказал молодой монах, — я нашел металлический сосуд на том месте, где останавливались купцы. Я схожу за ним и тогда смогу приготовить чай.

Быстро поднявшись, он поспешил туда, где оставил сосуд, металлический прут и колодку, снятую с шеи несчастного. Немного подумав, юноша обшарил подлесок, окружавший место бывшего лагеря, и нашел крюк, который, по всей вероятности, был частью найденного металлического сосуда. Он тщательно очистил сосуд песком, потом наполнил его водой и опять отправился вверх по тропинке, неся жестянку с водой, крюк, железный прут и колодку. Вскоре он уже был на месте, где с великой радостью бросил тяжелую колодку прямо в огонь. Искры взметнулись вверх, сопровождаемые клубами дыма, а через отверстие для шеи поднялся сплошной огненный столб.

Молодой монах сходил в пещеру и принес оттуда свертки, недавно полученные от купцов, брикет чая; большой, очень твердый кусок ячьего масла — пыльный, уже немного прогоркший, но в нем еще можно было узнать масло, и редкое угощение — небольшой мешочек коричневого сахара.

Снаружи, при свете огня, он осторожно продел гладкую палку через крюк, на который повесил найденный сосуд, и установил жестянку в самом центре костра. Вытащив палку, молодой человек аккуратно поставил ее сбоку. Чайный брикет был уже измельчен, поэтому он выбрал несколько самых маленьких комочков и бросил их в воду, которая к тому времени успела нагреться. Отыскав острый плоский камень, юноша отделил четвертую часть от твердого масляного бруска. Его он опустил в уже кипящую воду, чтобы масло расплавилось и растеклось по поверхности тонкой желтоватой пленкой.

Для того чтобы улучшить запах, он добавил туда маленький комочек буры, отломав от большего комка, который хранился в мешочке для чая, а затем — о, удивительное лакомство! — всыпал полную горсть коричневого сахара. Воспользовавшись палочкой, с которой он старательно ободрал кору, молодой монах тщательно перемешал всю массу. Теперь, когда вся поверхность покрылась паром, он, подсунув палку под крюк, снял жестянку с огня.

Старый отшельник с большим интересом следил за этим процессом. По доносящимся до него звукам он мог определить каждый этап приготовления чая. Теперь же, не задавая никаких вопросов, он протянул свою чашу. Молодой монах взял ее и, сняв с варева пену, состоящую из грязи и мелких веточек, наполовину наполнил чашу старого отшельника и заботливо вернул ее обратно.

Преступник прошептал, что его чаша находится в его лохмотьях. Взяв у него чашу, молодой монах наполнил ее доверху, зная, что зрячий ничего не прольет. Потом он наполнил свою и опустился на землю, чтобы выпить ее с полным удовлетворением, которое всегда приходит к тому, кто как следует потрудился для другого. Какое-то время все сидели молча, поглощенные своими мыслями. Время от времени молодой монах поднимался, чтобы наполнить чаши своих сотрапезников или свою собственную.

Сгущалась вечерняя тьма, налетали порывы холодного ветра, заставляя листья деревьев шумно выражать свой протест. Вода в озере стала серой, на поверхности появилась рябь, донеслись вздохи волн, перебирающих прибрежную гальку. Молодой монах осторожно взял за руку старого отшельника и повел его в пещеру, где было уже совсем темно, потом вернулся за больным человеком. Когда молодой монах поднял его, тот быстро проснулся.

— Я должен говорить, — сказал он. — Во мне осталось слишком мало жизни.

Молодой монах внес его внутрь пещеры, выгреб в песке углубление для его тазовых костей и насыпал холмик под голову. Потом он вышел наружу и забросал костер песком, чтобы притушить огонь и чтобы ночью костер не дымил. К утру угли останутся еще красными, и ему не составит труда снова разжечь сильный огонь.

Когда три человека, один очень старый, второй средних лет и третий, едва достигший зрелости, кто сидя, кто лежа, устроились рядом, преступник заговорил опять.

— Мое время подходит к концу, — сказал он. — Я чувствую, что мои предки уже готовы приветствовать меня и пригласить домой. В течение года я страдал и испытывал страшный голод. В течение года я ходил из Лхасы в Пхари и обратно в поисках пищи, в поисках помощи. Я встречал великих лам, которые отвергали меня с презрением, и таких, которые были добры ко мне. Я встречал скромных людей, которые не отказывали мне в подаянии, хотя сами оставались голодными. В течение года я бродил, как самый бедный кочевник. Я сражался с собаками за объедки — а потом обнаруживал, что они все равно не могут попасть ко мне в рот.

Он умолк и сделал глоток холодного чая, который стоял рядом с ним, уже загустевший от застывшего масла.

— Но как ты добрался до нас? — спросил старый отшельник своим дрожащим голосом.

— Я находился на берегу озера, очень далеко отсюда, и нагнулся, чтобы напиться воды. Тяжелая колодка на моей шее перевесила меня, и я упал в воду. Сильный ветер гнал меня по поверхности озера. Так прошли ночь, день, еще одна ночь и еще один день. Птицы садились на колодку и пытались выклевать мне глаза, но я отпугивал их своими криками. Я продолжал двигаться с большой скоростью, пока не потерял сознание. Не знаю, сколько времени я плыл. Сегодня утром мои ноги вдруг уперлись в твердое дно, и я поднялся. Высоко надо мной описывал круги голодный гриф. Я с трудом вскарабкался на берег и упал головой в заросли, где молодой отец и нашел меня. Я слишком устал, мои силы на исходе, скоро я отправлюсь в Небесные Поля.

— Отдохни эту ночь, — сказал старый отшельник. — Духи ночи не спят. Мы должны совершить наше астральное путешествие, пока еще не слишком поздно.

Опершись на свою крепкую палку, он поднялся на ноги и, прихрамывая, отправился во внутреннюю часть пещеры. Молодой монах дал больному человеку немного тсампы, устроил его поудобнее, потом лег сам, обдумывая события прошедшего дня, и вскоре уснул.