Олег Гор - Просветленные не ходят на работу

– Есть еще и другие компоненты… струи?

– Конечно. Вторая – эмоции, радость и печаль, тревога и волнение, гнев и умиротворение, ощущение приятного, неприятного или нейтрального. Обычный человек не может ни остановить эту струю, ни контролировать, умеет лишь ставить неуклюжие плотины и тем самым уродует себя. Третья – мысли, постоянно щелкающий ум, о котором мы говорили, расчеты, взвешивание и сравнение, классификация и размышление. Порождение чисто ментальных образов.

– Это мне понятно, – сказал я.

– Еще бы, почему нет? Ведь западный человек если с чем себя и отождествляет, помимо тела, так это с умом. Ты же не будешь спорить, что это бесконечный поток? Абсолютно нестабильный, неостановимый, над которым ты имеешь не так много власти…

Еще минут десять назад я нашел бы, что возразить, но к этому моменту мой воинственный пыл начал угасать.

Брат Пон испытующе глянул на меня, но убедившись, что перечить я не собираюсь, продолжил:

– Четвертая струя в нашем потоке – события, точнее их конструкции, схемы, шаблоны, что определяют содержание нашей жизни. Те, которые происходят с нами сейчас, во многом обусловлены прошлой кармой, сформированы давно – может, год, может, сто лет назад, а может быть, и пять тысяч, а сейчас лишь воплощаются. От того, какой выбор мы сделаем сегодня, как поступим в нынешних обстоятельствах, зависят события будущего. А пятый поток – это осознание, точнее, осознавание предыдущих четырех.

– А чем оно отличается от ума? – спросил я. – Это не одно и то же?

– Когда ты практикуешь внимание дыхания, ты же ощущаешь, как твой ум затихает?

– Ну да…

– Но осознавать ты не прекращаешь? Наоборот, осознаешь все четче и лучше?

И с этим я вынужден был согласиться.

– Все пять струй переплетаются, образуя единый поток, – сказал брат Пон. – Телесные ощущения порождают эмоции и мысли, все это вместе служит основой событиям. Действуя определенным образом, мы делаем так, что ощущаем нечто новое, думаем иначе и переживаем другое. Осознавание стоит за всем этим, тонкое, почти неуловимое, тихое. Каждый момент времени, куда меньший, чем секунда, пять струй изменяются. Это как многомерный калейдоскоп, что вечно вращается, и цветные стеклышки образуют новые и новые рисунки. Если смотреть с этой точки зрения, то ты – текучее существо без четких границ, которому никто и ничто не в силах причинить вреда.

– Но если собака укусит меня, я почувствую боль!

– Чувство боли возникнет, но никто не заставит тебя считать его своей собственностью. Да, оно породит эмоции и мысли и будет частью шаблона событий. Только почему ты обязан воспринимать это как неприятность, как источник раздражения? Пусть это будет мимолетное впечатление, картинка из калейдоскопа, имеющая так же мало значения, как и остальные. Нечто мгновенное, обреченное на исчезновение в следующий момент…

Я поскреб в затылке.

Да, воспринимать себя как поток, нечто струящееся во времени очень даже неплохо… Но собачьи зубы, которые вырвут кусок мяса из моей ноги, имеют вполне определенные границы, да и возможное бешенство обещает сериал из не самых приятных впечатлений длиной с «Санта-Барбару»…

Как быть с этим?

– Я вижу, ты понял меня не до конца, – сказал брат Пон. – Давай, лови момент… Сейчас ты находишься рядом со мной в пределах вата Тхам Пу – это событийная схема. Теплый ветерок овевает твое тело – это приятно, ты ощущаешь запах листвы – это нейтрально, вот тебе материальные стимулы и эмоции по их поводу. Ты активно думаешь. Вертишь в голове то, что я тебе сказал, – это мысль. И осознаешь все это одновременно. Перенесись на окраину деревни, в середину своры… Там будет все то же самое! Поверь!

– Что вы говорите? То есть как «то же самое»? – я вновь закипел от возмущения. – Здесь мне хорошо, а там будет плохо!

– Я и не ждал, что ты уловишь концепцию сразу, – брат Пон улыбнулся. – Я помогу. Давай… – и он, нагнувшись вперед, похлопал меня по плечу, легонько-легонько, едва дотрагиваясь.

Но это прикосновение сотрясло меня до глубины души.

На какое-то время я словно потерял вес и форму… нет, тело никуда не исчезло, я по-прежнему ощущал его, вплоть до зуда в районе копчика и капли пота на лбу. Просто оно стало лишь одним из многих объектов внутри того, что называло себя «мной».

Ритмичное колыхание сразу во многих направлениях: запахи, эмоции, мысли, мельчайшие движения, какие-то структуры, едва уловимые разумом, и наблюдающее за всем этим нечто, такое же изменчивое, как и все остальное, находящееся с каждым элементом «меня» в неразрывной связи. Пульсирующие обрывки, тысячи живых осколков, клочков не пойми чего, что существуют лишь мгновение, а затем исчезают, уступая место новым.

А потом меня будто потянуло вниз, и я почти ощутил удар задницей о землю.

– Вот так это примерно и выглядит, – сказал брат Пон, удовлетворенно потирая руки.

Я попытался что-то сказать, но не смог, лишь подвигал губами, изображая выброшенную на берег рыбу.

– В магазин надо сходить сегодня, – продолжил монах. – И сделать это должен ты. Отправляйся.

Я кивнул и поднялся.

О собаках я в этот момент и не вспомнил.

До деревни я добрался в совершенно спокойном душевном состоянии.

На том месте, где меня не так давно встретили лаем, рычанием и щелканьем клыков, даже не приостановился. Про испытанный страх подумал, но не дал ему овладеть собой, не ускорил хода, не стал озираться по сторонам, продолжил дышать так же ровно и шагать неспешно.

Может быть, оттого, что я не боялся, а может, потому, что солнце нещадно палило… Но ни одной собаки я не встретил.

В деревне все было точно так же, как и несколько дней назад, – неподвижный старик под навесом, жужжащие над ним мухи, наполовину пустая бутылка рома. Взрослые смотрели на меня без любопытства, дети таращили глазенки и шептали «фаранг».

Занервничал я, только входя в магазин…

Вдруг брат Пон ошибся или хозяин забыл, что он должен передать в Тхам Пу?

– А, хай-хай, – сказал тщедушный обладатель цветастой рубахи и гнилых зубов. – Реди-реди.

Последнее означало, видимо, что он готов к моему визиту.

Из-под прилавка явился тяжелый угловатый сверток, источавший горький аромат. Осторожно, чтобы ни в коем случае не уронить, я положил его в сумку и, не произнеся ни единого слова, покинул магазин.

Пересек деревню в обратном направлении, последний дом остался позади, и тут в кустах справа мелькнула мохнатая черная тень.

– О нет… – успел прошептать я, и тут свора ринулась на меня.

Ожесточенное гавканье разорвало послеполуденную тишину в клочья.

Рыжий пес с подпалинами оказался шустрее всех, и именно ему я залепил ногой по морде. Он взвизгнул, отскочил, но черный вожак уже вцепился в край моего одеяния, а еще кто-то тяпнул меня за лодыжку.

Боль вызвала не только страх, но и ярость.

– Ах вы твари! – заорал я и, к удивлению своры, бросился в атаку.

Взвизгнул получивший пинок по ребрам пес, второй захромал, припадая на отдавленную лапу. Злобный лай сменился обиженным скулежом, и собаки бросились врассыпную, поджав хвосты.

Я остался в одиночестве, дрожащий, тяжело дышащий, со вскинутыми кулаками.

Укус на лодыжке выглядел неглубоким – несколько царапин, выступившие там и сям капли крови. Но кто знает, какую именно гниль и дрянь жрала собака до того, как попробовать меня на вкус?

Так что в сторону храма я зашагал в мрачнейшем настроении.

Брат Пон, выслушав мой эмоциональный рассказ, не выразил ни сочувствия, ни печали, ни возмущения.

– Сейчас рану обработаем, – сказал он, забрав у меня сумку, после чего удалился в сторону своего жилища.

Вернулся с глиняным горшочком, выглядевшим так, словно его изготовил гончар из древнего Вавилона. С негромким «чпок» покинула место крышка из дерева, и ноздри мои пощекотал резкий травяной запах.

Укус вскоре скрылся под слоем бурой мази, и его начало немилосердно жечь.

– За несколько дней заживет, – сказал брат Пон, вставляя крышку на место.

– Сомневаюсь, – буркнул я. – Может быть, мне лучше обратиться в больницу? Поехать в Нонгкхай?

– Ты можешь это сделать, – он пожал плечами. – Но тогда я не приму тебя обратно.

Я заколебался: с одной стороны, я боялся, что неизвестно из чего сделанная мазь не поможет, а с другой – я совершенно не хотел покидать Тхам Пу, не желал закончить обучение раньше времени.

Сомнений в том, что брат Пон поступит именно так, как обещал, не было.

Вернет мне шмотки, помашет на прощание и забудет о моем существовании.

– Но почему так вышло?! – спросил я сердито. – Отчего эти твари снова напали? Честно скажу, я пытался быть текучим, без границ, как вы и говорили…

– Во-первых, знание нельзя получить, вычитав что-то из книги или послушав мудрого человека, – брат Пон заговорил так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова. – Знание должно стать частью тебя. А это достигается только практикой. Услышанное сегодня для тебя лишь сведения, нужно время и упражнения, чтобы они проросли внутрь тебя, изменили тебя и изменились сами, став настоящим знанием.