Лев Толстой - Краткое изложение Евангелия

И Иисус сказал: я хотел здесь в Иерусалиме соединить всех людей в одно разумение истинного блага; но здешние люди только умеют казнить учителей добра (Мф. X X I I I, 37).

И потому они останутся такими же безбожниками, какими были, и не узнают истинного Бога, пока не примут, любя, разумение Бога (Мф. X X I I I, 38, 39).

И Иисус пошел прочь от храма.

Тогда ученики его сказали ему: а как же этот храм Божий со всеми украшениями, которые люди для Бога приносили в него? (Мф. X X I V, 1).

И Иисус сказал: верно говорю вам, что весь этот храм со всеми украшениями его разрушится, и ничего от пего не останется (Мф. X X I V, 2). Есть один храм Божий: это — сердце людей, когда они любят друг друга.

И спросили они у него: когда будет такой храм? (Мф. X X I V, 3).

И Иисус сказал им: это будет не скоро. Долго еще людей будут обманывать моим учением, и будут за это войны и возмущения (Мф. X X I V, 4–7). И будет большое беззаконие, и будет мало любви (Мф. X X I V, 12). Но когда истинное учение распространится во всех людях, тогда будет конец зла и соблазнов (Мф. X X I V, 14).

И потому, чтобы не впасть в соблазны, должно в каждый час своей жизни быть в единстве с Отцом.

После этого правоверные архиереи всеми силами стали подыскиваться под Христа, чтобы как-нибудь погубить его (Лк. X I, 53, 54). Они собрались в совет и стали судить.

Они говорили: надо как-нибудь прекратить этого человека (Ин. X I, 47). Он так доказывает свое учение, что, если оставить его, все поверят в него и бросят нашу веру. Уже и теперь половина народа поверила в него. А если Иудеи поверять в его учете о том, что все люди сыны одного Отца и братья, что нет в нашем народе еврейском ничего особенного от других народов, то римляне совсем заберут нас, и не будет больше царства еврейского (Ин. X I, 48).

И долго советовались правоверные архиереи и ученые, и не могли придумать, что с ним делать (Лк. X I X, 47). Они не могли решиться убить его (Лк. X I X, 48).

И тогда один из них, Каиафа, — он был первосвященник в этот год, — придумывал вот что. Он сказал им (Ин. X I, 49): надо вот что помнить: одного человека, полезно убить для того, чтобы не помнить весь народ. Если мы оставим этого человека, то народ погибнет; это я предсказываю вам, и потому лучше убить Иисуса (Ин. X l, 50). Если даже и не погибнет народ, то все-таки он разбредется и отойдет от единой веры, если мы не убьем Иисуса. И потому лучше убить Иисуса (Ин. X I, 52).

И когда Каиафа сказал это, тогда все решили, что нечего думать, а надо непременно убить Иисуса (Ин. X I, 53).

Они бы и сейчас взяли Иисуса и убили бы его, но он скрывался от них в пустыне (Ин. X I, 54). Но в это время подходили праздник Пасхи, и много народа всегда сходилось в Иерусалим к празднику (Ин. X I, 55). И правоверные архиереи рассчитывали на то, что Иисус с народом придет к празднику (Ин. X I, 56). Вот они и повестили в народе, что если кто увидит Иисуса, то привел бы его к ним (Ин. X I, 57).

И случилось так, что за шесть дней до Пасхи Иисус сказал ученикам: пойдемте к Иерусалиму, и пошел с ними (Ин. X I, 7).

И сказали ему ученики: не ходи в Иерусалим. Архиереи решили теперь побить тебя камнями. Если придешь, они убьют тебя (Ин. X I, 8).

Иисус сказал им: я ничего не могу бояться, потому что я живу в свете разумения. И как всякий человек, чтобы не спотыкаться, может ходить днем, а не ночью, так всякий человек, чтобы ни в чем не сомневаться и ничего не бояться, может жить этим разумением (Ин. X I, 9). Только тот сомневается и боится, кто живет плотью; а кто живет разумением, для того ничего нет ни сомнительного, ни страшного (Ин. X I, 10).

И Иисус пришел в деревню Вифанию подле Иерусалима к Марфе и Mapии. И когда он сидел за ужином, Марфа служила ему (Ин. X I I, 2). А Мария взяла фунт дорогого, цельного, пахучего масла, пролила его на ноги Иисуса и вытирала их своими волосами.

И когда по всей горнице разошелся дух от масла (Ин. X I I, 3), Иуда Иcкapиoтский сказал (Ин. X I I, 4): напрасно Мария потратила масло дорогое. Лучше бы это масло продать за триста гривен и отдать нищим (Ин. X I I, 5).

А Иисус сказал: нищие еще будут у вас, а меня уже скоро не будет (Ин. X I I, 8). Она эти хорошо сделала: она приготовила мое тело к погребению (Ин. X I I, 7).

Поутру Иисусъ пошел в Иерусалим. Народу было много к празднику (Ин. X I I, 12). И когда узнали Иисуса, то окружили его, стали срывать ветки с дерев и кидали ему одежду свою на дорогу, и все кричали: вот он, паш истинный царь, тот, который научил нас истинному Богу (Ин. X I I, 13).

Иисус сел на осленка и ехал на нем, а народ бежал перед иим и кричал (Ин. X I I, 14). И так въехал Иисус в Иерусалим. И когда он въехал так в город, волновался весь народ и спрашивал: кто это такой? (Мф. X X I, 10). — И те, кто знали его, отвечали: это Иисус, пророк из Назарета Галилейского (Мф. X X I, 11).

И пошел Иисус в храм и опять повыгнал оттуда всех продавцов и покупателей (Мр. X I, 15).

И видели все это правоверные архиереи и говорили друг другу: смотрите, что делает этот человек. Весь народ за ним идет (Ин. X I I, 19).

Но не смели они взять его прямо из народа, потому что видели, что народ пристал к нему, и придумывали, как бы взять его хитростью (Мр. X I, 18).

Между тем Иисус был в храме и учил народ. В народе, кроме Иудеев, были греки, язычники. Греки слышали про учение Иисуса и понимали его учете так, что он учит истине не одних евреев, но всех людей (Ин. X I I, 20). И потому они хотели быть тоже его учениками, и сказали об этом Филиппу (Ин. X I I, 21). А Филипп сказал Андрею.

Ученики боялись сводить Иисуса с греками. Они боялись, чтобы народ не озлобился на Иисуса за то, что он не признает разницы между евреями и другими народами, и не решались долго сказать это Иисусу, но потом оба вместе сказали ему.

Услыхав то, что греки хотят быть его учениками, Иисус смутился. Он знал, что народ возненавидит его за то, что он не делает разницы между Иудеями и язычниками, за то, что сам признает себя таким же, как язычники (Ин. X I I, 22).

Он сказал: пришел час объяснить то, что я понимаю под сыном человеческим. И пускай я погибну за то, что я без различия между Иудеями и язычниками объясняю значение сына человеческого, но я буду говорить истину (Ин. X I I, 23). Пшеничное зерно только тогда принесет плод, когда само погибнет (Ин. X I I, 24). Кто любит свою плотскую жизнь, тот теряет жизнь истинную; а кто не бережет жизнь плотскую, тот сохраняет ее в жизнь вечную (Ин. X I I, 25). Кто хочет служить моему учению, тот пусть делает то же, что и я; и кто делает то же, что и я, тот будет награжден Отцом моим (Ин. X I I, 26). Душа моя борется теперь: отдамся ли я расчетам временной жизни, или исполню волю Отца теперь, в этот час. И что же, неужели теперь, когда наступил тот час, в котором я живу, я скажу: Отец, избавь меня от того, что я должен делать? Не могу я сказать этого, потому что я живу теперь (Ин. Х I I, 27).

И потому говорю: Отец! прояви себя во мне (Ин. X I I, 28).

И сказал Иисус: отныне приговорен к погибели мир людей. Отныне то, что владеет этим миром, будет уничтожено (Ин. X I I, 31). И когда будет возвеличен сын человеческий над земною жизнью, то он всех соединит В одно (Ин. X I I, 32).

И тогда Иудеи сказали ему: мы понимаем по закону, что есть вечный Христос; как же ты говоришь, что должен возвеличиться сын человечески? Что же такое значить возвеличит сына человеческого? (Ин. X I I, 34).

На это Иисус отвечал им: возвеличить сына человеческого — значить жить тем светом разумения, которое есть в нас (Ин. X I I, 35). Возвеличить сына человеческого над земным — значит верить в свет, пока есть свет, чтобы быть сыном разумения (Ин. X I I, 36).

Тот, кто верит в мое учете, верит не мне, но тому духу, который дал жизнь миру (Ин. Х I I, 44). И тот, кто понимает мое учение, понимает тот дух, который дал жизнь миpy (Ин. X I I, 45). Если же кто слышит мои слова и не исполняет, то я не виню его, так как я пришел не обвинять, но спасать (Ин. Х I I, 47). Тот, кто не принимает моих слов, того обвиняет не мое учение, но разумение, которое есть в нем. Оно-то и обвиняет его (Ин. X I I, 48).

Потому что я не свое говорил, но говорил то, что внушил мне мой Отец, — дух, живущий во мне; (Ин. X I I, 49). То, что я говорю, это — то, что сказал мне дух разумения. И то, чему я учу, это — жизнь истинная (Ин. X I I, 50).

И, сказав это, Иисус ушел и опять скрылся от архиереев (Ин. X I I, 36).

И из тех, которые слышали эти слова Иисуса, многие из сильных и богатых людей поверили в учение Иисуса, но боялись признаться перед архиереями, потому что из архиереев ни один не признавался, что верит (Ин. Х I I, 42), потому что они привыкли судить по-человечески, а не по-божески (Ин. X I I, 43).

После того, как Иисус скрылся, архиереи и старшины опять сошлись во двор Каиафы (Mф. X X V I, 3). И стали придумывать, как бы им тайно от народа взять Иисуса и убить (Мф. X X V I, 4). Явно же они боялись схватить его (Mф. X X V I, 5).

И к ним на совещание пришел один из первых двенадцати учеников Иисуса, Иуда Искариотский (Mф. X X V I, 14). И сказал: если хотите взять Иисуса тайно, так, чтобы народ ни видал, то я найду время, когда с ним будет немного народу, и покажу, где он, и тогда возьмите его. Что же дадите за это мне? — Они обещали ему за это тридцать рублей (Мф. X X V I, 15). Он согласился и с тех пор стал выбирать время, когда навести на Иисуса архиереев, чтобы взять его (Мф. X X V I, 16).