Борис Ганаго - Чудик

— Есть идея! — обратилась мама к сыну.

Серафим вопросительно посмотрел на родителей.

— Мы с папой задумали завтра отвезти тебя на все лето к тете Тамаре.

— В деревню на все лето? — не поверил своим ушам сын.

— Не спеши радоваться, дорогой, — предостерег папа. — Там тебя ожидает ряд трудностей, можно сказать, испытаний.

Молодой человек насторожился. Мама пояснила:

— Одна из сложностей в том, что тетя Тамара глухонемая: последние годы после странной болезни не слышит и не разговаривает. Мы не рассказывали тебе об этом, так как сами еще не выяснили, что именно с ней случилось.

Она, ты знаешь, очень славный человек, добрый и заботливый. С ней тебе будет хорошо. Правда, объясняться придется лишь жестами или писать записки. Мы дадим тебе уйму ручек и пачку бумаги, так что проблема общения разрешима.

Живет она в отдельном доме одна. Недалеко речка, где можно, купаться, рядом лес… Мы думаем, что ты там сможешь хорошо отдохнуть после школы и подготовиться к вступительным экзаменам. Как ты на это смотришь?

Все обещанное показалось Серафиму привлекательным. Особенно то, что никто не будет допекать его замечаниями, потому он уверенно кивнул:

— Я согласен.

— Но мы еще не все тебе сказали, сын, — продолжила мама. — Главная опасность, и мы не знаем, справишься ли ты с ней, — это среда, в которой ты окажешься. Деревенька эта особенная, честно говоря, не из лучших. Мат для многих из ее жителей является нормой. А где черное слово, там и черная душа. Почти вся молодежь курит. Ох, если бы ты знал, как я беспокоюсь за тебя! Ты такой впечатлительный, ранимый. К тому же возраст у тебя, как говорится, опасный… Но, увы, у нас так складываются обстоятельства, что…

— Мы оберегали тебя от скверных влияний, — дополнил папа, — но рано или поздно человек обречен встретиться со злом. Ты уже почти мужчина, и пришла пора тебе стать воином в борьбе за добро. Все понял, сынок?

— Да, — прозвучал задумчивый ответ.

Родители благословили сына и удалились. Оставшись один, Серафим стал отбирать необходимые книги и вещи.

Тетя Тамара встретила их тепло, всех обнимала, целовала, а при виде племянника даже смахнула слезу. Она угостила дорогих гостей пирогами, чаем с вкусным вареньем. Но застолье было недолгим, так как родители торопились.

Прощаясь, отец пытался ободрить сына:

— Мы будем молиться за тебя. Молись и ты.

В первый день Серафим никуда не выходил со двора. Устраивался в отведенной ему комнатке, осматривал тетино хозяйство, наполнял бочку водой, добывая ее из колодца.

Объяснялись с тетей руками. Простейший язык жестов был для него забавен. Жестами он попросил разрешения осмотреть книжную полку тети. Та охотно согласилась.

Там оказались книги духовного содержания, авторами которых были современные священники. Это вызвало особый интерес у юноши:

— Вот тебе и неговорящая тетя! Кто бы мог подумать?!

Его рука невольно потянулась к “Тайне спасения” архимандрита Рафаила (Карелина). Серафим полистал ее. Взгляд остановился на строках, подчеркнутых цветными карандашами. Юноша не мог удержаться от желания узнать, что же выделила тетя красным цветом, что явилось для нее главным. Одна строчка даже была отмечена восклицательным знаком: “В молчании происходит встреча души с Богом”.

— Не в этом ли тайна ее немоты? — мелькнула догадка.

Серафим прочитал всю главу, испещренную тетиными пометками. Да, это были некие зарубки для памяти о силе молчания: “Человек, который много и постоянно говорит, постепенно разучивается думать”. “Многословие опустошает душу… благодать покидает такого человека”.

Серафим все более и более утверждался в предположении, что причиной немоты маминой сестры является не болезнь, а нечто другое. Но что?

Вечером, попросив у тети Тамары разрешения покататься на велосипеде, он, помолясь, помчался по деревенской улице.

Новичка облаяли местные собаки. Маленькие шавки долго гнались за ним. Одна здоровенная дворняга рвалась из-за забора, злобно завывая. Казалось, ограда вот-вот рухнет, и тогда… Ему было страшно, но не сидеть же целыми днями, как мышь в норке.

В следующий раз Серафим захватил с собой краюху хлеба, и когда дворняга с лаем бросилась к изгороди, кинул ей ломоть. Собака замолкла, поглядывая то на хлеб, то на незнакомца.

— Ну, чего ты? Ешь! — дружелюбно сказал юноша, сел на велосипед и медленно покатил за околицу. Мчавшимся за ним шавкам время от времени он тоже бросал куски.

Возвращаясь домой, Серафим остановился около забора, за которым сидела громадная дворняга, дал ей остатки хлеба. Собака, недоверчиво понюхав, стала есть.

— Так-то лучше! — приветливо заговорил Серафим. — Зачем портить хорошие отношения? А если я на тебя лаять начну? То-то!

Дворняга проглотила последний кусок и выжидающе смотрела на нового знакомого.

— Ну, пока! — Серафим покатил к дому.

Так продолжалось несколько вечеров. Дворняга уже не проявляла враждебности и даже слегка помахивала хвостом.

Но однажды его путь преградила ватага парней и подростков. Серафим вынужден был остановиться.

— Привет! — как старым знакомым, бросил он парням.

— Здорово! — процедил сквозь зубы Рыжий. — Дай прокатиться!

— Ну, прокатись.

Рыжий неуклюже оседлал велосипед и, виляя из стороны в сторону, покатил по пыльной дороге.

— Смотри, столб не сбей! — попытался пошутить Серафим. Однако его шутку никто не

поддержал. Наступила тягостная минута молчания. — Дай закурить, — обратился к нему вожак. — Я не курю.

— Ах, мы не курим. Нам мамочка не велит.

По лицам стайки проскользнули ухмылки.

— Я сам не хочу. — А если попробовать, вдруг понравится? У нас все курят. Нельзя же выпендриваться,

все — так все, — и он протянул пачку сигарет. — Бери! — Не хочу. — Бери! — Не буду. — Вот как? — злая ирония искривила лицо вожака: — И надолго к нам пожаловали? — На все лето, если Бог даст. — Тут не Бог, тут мы сами управляемся. У нас свои порядки. Придется их принять. Ясно? — Смотря какие порядки.

— Ну, это мы тебе еще расскажем. Не все сразу. Завтра вечером приходи на поляну к дубу, за деревней. Там и велик свой получишь. А пока и другим охота покататься. Чао!

Вожак помахал рукой, давая знать, что аудиенция закончена и Серафиму пора убираться восвояси.

— Чего стоишь? — Велосипед жду. Он тетин.

— Тебе долго придется ждать.

— Я не могу вернуться без него. Она по всей деревне пойдет, искать будет. Ей он каждый день нужен на ферму ездить.

— Теткин, говоришь? Глухой, что ли? Не боись, мы Богом обиженных не обижаем. Вернем. Топай, топай, — процедил вожак и смачно выругался.

Серафим понуро поплелся к дому, продумывая, как написать записку тете Тамаре про велосипед, и решая, идти ли ему завтра к дубу. Первый раунд схватки с вожаком он не выиграл, но и не проиграл, хотя понимал, что главные битвы еще впереди.

Записка все никак не придумывалась. Он тянул и тянул, пока тетя Тамара жестами не спросила, где велосипед. Тогда он кратко написал: “Ребята взяли покататься. Обещали вернуть”.

Тетя Тамара, качнув головой, перекрестилась.

Когда же перед сном Серафим вышел на крыльцо, велосипед уже стоял у калитки. Он обрадовался этому, но на душе покоя не было. Думалось о завтрашней встрече у дуба. Что они затеяли?

Сон долго не приходил к нему, а когда он заснул, то сильно ворочался, постанывал. Тетя Тамара, заметив неладное, присела к нему на Край кровати и ласково погладила по руке. Серафим глубоко вздохнул и погрузился в безмятежный, мирный сон.

Утром, умываясь во дворе, он заметил лицо Рыжего, появившееся из-за калитки.

— Вечером, когда трижды прокукует кукушка, приходи к дубу, — повелительно бросил тот и испарился.

Внезапно оказавшаяся здесь тетя Тамара перекрестила Серафима и, войдя в дом, склонилась перед иконой Божьей Матери. Молился и Серафим.

День внешне прошел спокойно, хотя чувство тревоги не покидало ни юношу, ни его тетю. Она словно знала обо всем происходящем и чувствовала грядущее.

Лишь стало темнеть, Серафим весь превратился в ожидание, чутко вслушиваясь в птичьи трели. Это была целая многоголосая симфония, поразительная по красоте и мелодичности. Но голоса кукушки не слышалось.

Медленно наступали сумерки. Птичьи напевы смолкли. Серафим сидел на крыльце и тихо молился. Несколько раз мимо него проходила тетя и с улыбкой кивала головой, будто говоря:

— Все будет хорошо, держись.

Когда стемнело, трижды кто-то прокуковал. Серафим, вверяя себя под защиту Божьей Матери, направился в назначенное место. Из-за туч появилась огромная луна. Что-то зловещее витало вокруг, или это казалось ему? Он даже почти не замечал лая собак, сопровождавших его весь путь.