Иоанн Шаховской - АПОКАЛИПСИС МЕЛКОГО ГРЕХА

«Знание упразднится» (1 Кор. 13, 8)… Конечно, не то знание, коим лицезреют истину чистые сердцем; не то знание, от коего пребывают в непрестанном удивлении святые; не то, коим созидается жизнь вечная.

Упразднится знание, которое не знает своей ограниченности, малости и временности. Знание смиренное благоговейное и трепетное останется навеки, ибо принадлежит Небесному Иерусалиму.

Принадлежность лишь к этому миру, есть признак мертвенности, как человека, так и знания. И только мертвенное знание «надмевает» (1 Кор. 8, 1). Не имея в себе жизни, человек надмевается призрачным познанием высот и глубин. Дух чистый не надмевается никакими знаниями, ибо данные свыше», огни могут быть потушены. Чистый дух всегда трепещет и благоговеинствует пред высшими знаниями и бесконечно умаляет свои. Философией незнания охраняет свое знание.

Противоречит ли небесное знание веры – тайн спасения человечества – знанию прагматическому, знанию «науки» нынешнего Мира? Конечно, не противоречит. Как не противоречат небесные законы жизни – законам земным, хотя и превышают их, а потому и освящают.

Знания плотника, столяра, погонщика верблюдов, живописца, врача, математика – не противоречат знанию святого, верующего, любящего человека, и каждый человек в мире какого бы знания он ни был и какими бы талантами ни обладал, может быть святым, верующим и любящим, – не отрекаясь от своего земного знания, но лишь возвышаясь к небесному.

«Конфликт» «веры и науки», «знания и веры» есть конфликт не существующий.

Вера небесная есть соль жизни. Без веры небесной всякое прикладное знание, всякая вера земная – пресны, безжизненны, томительны.

Земное знание освятил Сам Господь Спаситель, ставши Плотником. Этим Господь освятил в мире всякий земной труд и всякое знание земного Мира: химию, физику, архитектуру, историю, медицину, социологию, геометрию; благословил порядок земных научных верований в аксиомы и гипотезы. Но при условии чтобы кесарь – жизнь мира сего – не затмевал в душах людей Бога.

Ломоносову, Паскалю, Пастеру, Ньютону знание низшего круга не мешает знанию круга высшего. Вопреки закону надмения, они не надмились своим знанием, своей земной красотой и высотой. В смирении своем (смирение есть правда) они постигли жизнь во Христе. Они поняли, что их «научное» знание не есть «высота» для их богообразных душ, и потому нашли другую высоту, иную науку – духа и вечности. Смирились и вознеслись.

А сколько ученых, метафизической надутостью своею прельщают сердца простых людей! Сколько простецов бежит за именем «профессора», как раньше бежало за именем «короля», «героя»… И сколько профессоров принимают эти идолопоклоннические струи в свое сердце! «Род лукавый и прелюбодейный» (Мф. 12, 39), прелюбодейный в самом страшном смысле – самообоготворения, самообожания.

Наступает время, когда все чистые люди науки земной должны отлеплять от своих человеческих достоинств всякий налет практического идолопоклонства и являться свидетелями Божьей славы, благовестниками умаления человека в Боге, и через это – воскрешения нового человечества.

Пусть не странным покажется, что человеку надо обучаться некоему незнанию. Это незнание не будет неведением. Еще менее, оно будет невежеством. Стремясь уйти от лжеименного знания, человек иногда приходит к восхвалению невежества, к отвержению благодатной культуры знания. Это путь ложной философии незнания, путь фарисейский, усваиваемый некоторыми мытарями, становящимися в стороне от жизни мира и превозносящими себя над фарисеями науки. Не этот путь дает Господь, для преодоления соблазна и пустоты лжезнания.

На всех ветхих путях жизни, человеку свойственно «богатиться» и «знать»; к этому устремлена вся первородная похоть человека.

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание, и взяла плодов его и ела» (Быт. 3, 6)… Вот зарождение похоти знания, – греха, в котором пребывает весь ветхий мир человека… «знать», насытиться, обогатиться… без Бога, вне Бога.

Но, – «горе вам, богатые!"… «горе вам, пресыщенные ныне!» (Лк. 6,24-25).

В нынешнем состоянии человечества никакое знание не должно ощущаться как знание. Всякое знание должно переживаться как неведение.

Чем больше человек знает, тем меньше он должен чувствовать, что он знает. Как в духовной науке созерцания тайн небесного мира, так и в земной науке, подлинное достижение сопряжено бывает с сознательным нищанием. «Я знаю только то, что я ничего не знаю», говорил древнейший философ, и эта истина ближе всего пришлась к верхам земной науки философии. Различны формы ее проявления. Это или «feu, feu, feu» – Паскаля, или рациональный агностицизм Бергсона, или мистический агностицизм St. Joan de la Croix, или пеплом посыпаемое ведение преп. Исаака Сирина.

Достаточно привести несколько слов с последних граней человеческой учености, чтобы убедиться в твердости предпосылок философии незнания.

«Как велик, о, как велик Бог, а наше знание ничтожно!» (Ампер). «Не знаю, чем кажусь я миру. Но себе я представляюсь ребенком, который играет на берегу моря и собирает гладкие камни и красивые раковины, меж тем как великий океан глубоко скрывает истину от глаз его» (Ньютон). «Что мы знаем, это – пустяк, а то, чего не знаем – неизмеримо» (Даллас). «Большинство ученых сознает ограниченность положительной науки и признает, что конечные проблемы вселенной для нее недосягаемы» (А. Иоллер). «Я много занимался изучением природы; поэтому я верую, как бретонский крестьянин. Если бы можно было мне заниматься и исследовать еще более, то я веровал бы простою детскою верою крестьянки из Бретани» (Пастер).

Можно было бы без конца умножать эти свидетельства земной человеческой науки. Мало чем отличаются от них свидетельства великих ученых науки духа, св. Подвижников и Отцов Церкви. Их опыт есть – бесконечное смирение… Им открываются тайны, но эти тайны еще величественнее открывают им тайну непостижимости.

«Когда предстанешь в молитве пред Богом, сделайся в мысли своей как бы муравьем, как бы пресмыкающимся по Земле, как бы пиявицею, и как бы ребенком лепечущим. Не говори пред Богом чего-либо от знания, но мыслями младенческими приближайся к Нему». (Ис. Сирин). Познать самого себя есть некое совершенство знания; однако: «Ум входит внутрь глубин Святаго Духа после того, как минует все видимое и мысленное, и среди тех непостижимых вещей недвижно движется и вращается, живя более жизни – в жизни, будучи светом во свете, и не светом, поскольку есть сам в себе (т. е., может быть отделим от Света Божьего). Тогда он видит не себя самого, но Того, Кто есть выше его и будучи изменяем, мысленно от тамошней славы, становится совсем не знающим себя самого»… «Бывает он и слеп и не слеп; он смотрит неестественными очами, так как стал выше естественного зрения, получив новые очи, коими и смотрит выше естества. Бывает бездействен и недвижим, как исполнивший всякое собственное действие. Бывает немыслящ, как сделавшийся едино с Тем, Кто выше всякой мысли, и почивший тай, где нет места действию ума, – т. е. движению его в воспоминании или помысле или размышлении. Не имея возможности постигнуть и познать непостижимое и дивное, он некоторым образом почивает на этом совершенным почиванием, этой неподвижностью блаженного нечувствия, т. е. нелюбопытно наслаждаясь неизъяснимыми благами с чувством, однако же, верным и определенным» (преп. Симеон Новый Богослов: Деятельная и богословская главы, 148,149).

Различными словами отображая свой опыт, все подвижники Церкви, во все века «во всех странах, говорят об одном и том же.

Одинакова и метафизика личного сознания истинных ученых мира.

Незнание есть предмет первого и последнего постижения человека.

Удивительно, что ни в одном из Евангелий ни разу не встречается слово «знание», а апостол Павел единственный из всех апостолов, говорящий о «знании», только в трех случаях кратко говорит о положительном знании, как даре от Бога: «Дается другому слово знания»,(1 Кор. 12, 8); «кто любит Бога, тому дано знание,(гл. 8, 3), «но не у всех знание»,(ст. 7). В четырех же случаях говорит о вредных, как основах (1 Тим. 6, 20), так и последствиях (1 Кор. 8. 1, 10, 11) знания. И в одном случае говорит о том, что знание упразднится (1 Кор. 13, 8).