Иоанн Шаховской - АПОКАЛИПСИС МЕЛКОГО ГРЕХА

Более светлому состоянию человека принадлежит и более совершенное доверие… Например: я хочу произнести Слово, или – принять Св. Тайны, но чувствую, что душа моя полна смятения и страсти… Я должен в этом случае поступить по Евангелию, т. е. оставив свой дар у жертвенника, пойти помириться с душою, «с моим братом»; иначе сказать – умиротвориться, войти в небесную жизнь. Вот образец праведного и благого недоверия себе, во имя Христовой любви к самому себе. Эгоистическая любовь моя, напротив, желала бы презреть, не заметить моих недостатков и сочла бы душу мою «достойной», неправедно доверила бы ей, и позволила бы ее греховному состоянию излиться на мир, или безпокаянно приблизиться к Богу, к Его горящей купине Дозволила бы, – не по заповедям Божьим (которые суть: «изуй сапоги твои», т. е. греховное состояние души) а по своеволию… И опалился бы я непреложными законами Божьей чистоты.

Несомненно, что я должен беспристрастно относиться к себе и к другим. Но не будет ли это значить, что я «творю суд», над кем-нибудь, вопреки Слову: «не судите, да не судимы будете»? Нисколько. Рассуждение есть признак выхода человеческой души из дурного ее младенчества. Рассуждение это – «мудрость», про которую сказано: «будьте мудры, как змии». Рассуждение есть венец любви, и Св. учители Церкви даже – о тайна! – считают его выше «любви», выше, конечно, «человеческой», неразумной, часто даже погибельной – любви. Рассуждение есть небесная мудрость в жизни, духовный разум любви, который не отнимает, ее силу, но дает ей соль.

«Не мечите бисера вашего… «- это не отсутствие любви (Слово Божие учит лишь одной любви!), но мудрость любви, знание высших законов неба, изливающегося на весь греховный мир, но не смешивающегося ни с чем греховным.

«Не мечите бисера вашего… «- есть заповедь о недоверии в любви, заповедь, ведущая к любви, оберегающая любовь.

«Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя»… Я постоянно хочу осуществить в себе, и во всем, эту любовь; – упразднить «царство свое», и открыть – Божие. Не доверять, не принимать ничего «своего», «человеческого», греховного, и полугреховного… Открыть свой слух и свое сердце (всю его глубину!) лишь Божьему, чистому, светлому… «Да приидет Царствие Твое»! Я – до смерти – не хочу успокоиться в алкании его – во всем. Я молюсь, и не холодно слетает слово это с уст моих, оно исторгается из всего существа моего, и заставляет меня томиться, как в пустыне.

Сладок Суд Божий, совершающийся в моем сердце, над моим сердцем… Сладостно мне Пришествие Христово. Я встречаю Господа везде. Не везде является мне Господь, но я встречаю Его, в каждом слове, и каждом дыхании… В разговорах, намерениях и действиях человеческих.

Я хочу лишь Его. И ненависть хочу иметь ко всякой и не Его правде. Я все хочу лишь в Нем, без Него мне ничего не надо, все мне бесконечно тяжело и мучительно. Он свет сердца моего. Я бы не сделал ничего доброго, если бы знал, что это доброе Ему не угодно. Я знаю всегда – и ночью и днем – что Он близ меня; но не всегда я слышу Его горячее дыхание, ибо не всегда я сам устремлен к Нему и хочу Его более всего другого. В этом своем переживании я чувствую такую немощь, такую слабость и нищету, что ни в чем земном не могу успокоиться, ничто не может поддержать меня. Лишь Он, сказавший: «Мир Мой даю вам»…

Был человек, желавший – как многие – оправдать себя. Он спросил у Христа Иисуса: «Кто мой ближний?» И Спаситель рассказал ему притчу…

Шел странник из Иерусалима в Иерихон, и был схвачен разбойниками. Они сняли с него одежду вероятно, единственное его достояние – и, избив, оставили на дороге.

Вслед за этим бесчеловечьем следует другое, может быть, еще худшее: идущие той же дорогой люди равнодушно проходят мимо этого лежащего, истекающего кровью человека. «Прошел мимо» священник. Левит поступил еще хуже: «подошел», «посмотрел», полюбопытствовал, как страдает и умирает человек, и пошел своей дорогой. В лице этих двух людей мимо израненного человека прошло как бы все несострадательное человечество. Одна половина этого человечества ранила его и бросила умирать на дороге; другая проходит равнодушно мимо его страданий.

Иоанн Златоуст справедливо сказал: «Богатые и сытые, равнодушно взирающие на голодных и нищих и не помогающие им, равны убийцам». Конечно, равны преступникам и те, которые, имея возможность помочь хотя бы одной жертве преступлений этого мира, проходят мимо человеческих страданий, занятые одним своим благополучием.

В простых словах Христос, знающий сердца людей, открывает всю глубину мрака, сгустившегося над человечеством, и показывает главный грех всех времен и народов: не милосердие. И когда, вникая в эту истину, мы начинаем ужасаться кромешной тьме нравственного человеческого сознания – тихая небесная заря – милосердие – восходит над землей. И за нею видно само Солнце Божественной Любви – Христос.

Проезжал тем же путем около Иерихона Самарянин некто и, увидев на дороге окровавленного человека, сжалился над ним. Вот всё, что произошло: сжалился над ним. Всё другое было только следствием этого: один человек сжалился над другим человеком. Свершилось близкое ко всем чудо, через которое самый грешный и слабый человек делается причастником Божественной силы, правды и славы.

Жалость двигает больше, чем каменными горами, – она двигает каменными сердцами. «Истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: «Поднимись и ввергнись в море», и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, – будет ему, что ни скажет» (Мк. XI, 23). Это слова Христа. Жалость в мире – есть чудо. Каменные горы передвигать с их места никому не надо. Истинное чудо есть жалость.

Бог хочет этого чуда, жалости одного человека к другому. Тут сила высшей жизни. Истинное милосердие всегда просто и деятельно. Оно есть воля, готовая на всякий труд, сердце, соглашающееся перенести всякую скорбь ради любви.

Истинное милосердие деловито. Оно соединяет в себе небо и землю, и помогает не только в чувствах и намерениях, но – сейчас же тут, на этой сухой, пыльной земле меж Иерусалимом и Иерихоном.

Таковым именно было милосердие Самарянина, о котором рассказал миру Христос. Продуманная заботливость его показывает глубину его жалости. Подойдя к лежащему на дороге раненому, он тотчас «перевязал ему раны», смягчив их маслом, промыв вином, и, «посадив его на осла, привез в гостиницу и позаботился о нем». Так говорит Евангелие.

После этого милосердный Самарянин мог бы уехать с чистой совестью. Но нет – «на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал: «Позаботься о нем». Казалось бы, теперь уже все сделано им. Но совесть этого человека продолжает быть неудовлетворенной: он обращается к хозяину гостиницы и говорит ему: «Если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе». Какое излучение истинной человечности.

Ведь все могут поступать «так же»… Много и сейчас в мире около нас людей, израненных грехом, оскорбленных злом этого мира, лежащих и страдающих на разных дорогах. И можно помочь им.

Я вижу эту небольшую каменную гостиницу милосердного Самарянина на дороге меж Иерусалимом и Иерихоном. Это малый дом, в нем никто не обитает, но его знают все паломники Святой Земли… Дорога пустынная вьётся среди гор, спускаясь к Иерихону. Вокруг – мертвые горы. Это сердца. Кого? Древних? Современных людей? Это наши каменные человеческие сердца, Господи. И они алчут воды Твоей Милости и готовы ответить на воду Твою цветами и травами.

Малый дом стоит близ дороги. Приходят сюда люди всех стран и народов и видят эту притчу, которую слышат от Христа. И слово пустынной дороги, мертвых каменных гор, и этот малый дом, говорящий народам о милосердии, – все остается как Божественный зов среди мира к человечности человека, к любви и жалости.

«Братья, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло, но всегда ищите добра и друг другу и всем»… Так говорит в последней главе своего послания к Фессалоникийцам апостол Павел. Ясны слова эти, просты, немногосложны, но сколько в них света, сколько добра и правды.

Трудно живется нам, людям, – от нашего зла человеческого и от следствий его. Человек страдает, прежде всего, от того зла, которое живет в нем самом, а потом и от того зла, которое живет в других людях. Зло, как снежный ком, увеличивается, если ему не противопоставлять добра, если его не растапливать лучами добра и милосердия. И в других людях, и в себе самих мы побеждаем холодное, темное зло только сияющим, согревающим Христовым добром. Это Христово добро может быть иногда гневным, свято негодующим, обличающим зло, – оно и должно быть иногда таким огненным, но оно никогда не будет нести зла под маской добра. Таково свойство того состояния духовного, о котором говорит апостол. Нам нужно, прежде всего блюсти свою душу и хранить ее в мирном духе; и если мы уже этого достигли, будем помогать душе другого человека – быть в добре.