С. Л. Франк - Предмет знания

77

Главная философская ценность современной физической теории, известной под именем «принципа относительности», заключается именно в разъяснении этого положения, что единовременность пространственно удаленных друг от друга явлений не дана непосредственно, а есть результат сложного определения времени, в состав которого входят все посылки, на которое опирается определение времени. Отсюда сами собой уясняются и другие философские выводы этой теории: 1) исключительная трудность определения единовременности для движущихся в отношении друг друга систем; 2) неизбежность порочного круга, если, при систематическом измерении самого времени, мы уже должны исходить из признания единовременности каких‑либо пространственно отдаленных моментов; 3) необходимая соотносительность в измерении пространства и времени и 4) завйсимость осуществимого их измерения от быстрейшего, доступного нам физического движения, именно распространения света. Все эти выводы совершенно независимы от правильности «принципа относительности» как физической теории, т. е. поскольку он опирается на известные опыты Майкельсона и др., которые эмпирически показали несостоятельность старой механической теории. Что «принцип относительности», будучи коренным переворотом в физико–механической картине мира (по сравнению с которым, по словам Планка, неэвклидова геометрия есть «детская игрушка» и который сравним только с коперниканским переворотом), вместе с тем не означает никакого философского переворота в самих понятиях пространства и времени, ибо касается лишь их измерения и сам опирается на понятие абсолютного времени — это хорошо показано в работах Gercke («Uber den Sinn der absoluten Bewegung der Кйгрег», Sitzungsber. d. Bayr. Akad. d. Wissensch. Math. — physik. Klasse, 1912) и Frischeisen‑Kohler’a («Das Zeitproblem» в Jahrbucher der Philosophic, 1913). С другой стороны, «принцип относительности», исходя из естественных задач математического измерения, выражает связь между пространственным и временным измерением главным образом в форме зависимости определений времени от пространственных определений (это особенно ярко выступает в известном докладе Минковского, где «время» объявляется четвертым измерением «пространства», однозначность же пространственных определений признается «непоколебимой»), тогда как с философской точки зрения именно движение времени есть непосредственная основа, на которую опирается всякое определение единовременных пространственных отношений.

Выражение Л. Е. Габриловича в статье «О крайнем солипсизме», Вопр. Фил. и Псих., т. 112, мысли которой близко соприкасаются с соображениями настоящей главы. Ср. также: Лопатин Л. М. Учение о душе по данным внутреннего опыта, в сборнике «Дух и материя», под ред. О. Страхова, и его же: Положительные задачи философии, т. II, с. 295 и сл.

Могло бы показаться, что, по крайней мере, некоторые из содержаний «малого сознания» должны мыслиться вне отношения к «большому кругу», т. е. как содержания, бытие которых исчерпывается их имманентной наличностью в «нашем сознании»: например, галлюцинации, а также — согласно распространенному мнению — содержания ощущений и т. п. Но выше (в гл. 1) уже было показано, что никакое определенное содержание знания не может быть в этом смысле имманентным, так как означает отнесение имманентного материала к вневременным определенное — тям и связям, по самому существу своему не могущим вместиться во временное переживание. Если мы в известном смысле, конечно, принуждены отрицать «объективную реальность» за некоторыми содержаниями, различая в этом смысле «кажущееся» от «реального», например, «звон в ушах» от звонка в дверь и т. п., то этим мы лишь изъемлем такое содержание из состава того, что мы зовем «внешней действительностью»; наряду с этим тот же «звон в ушах», во–первых, в качестве звука вообще, т. е. своеобразной определенности, занимает определенное место в объективной системе вневременных определенностей, и, во–вторых, есть объективно реальный факт той системы действительности, которая объемлет и психическое бытие (так, «звон в ушах» есть, конечно, реальный факт, весьма существенный, например, для определения здоровья человека и т. п.); и в обоих этих смыслах его бытие не исчерпывается его данностью, т. е. он тоже дошел до «малого круга» из области «большого». Только в качестве неопределимого переживания, в качестве «имманентного материала знания» его бытие исчерпывается его наличностью в «малом» сознании.

См., например: Соловьев Вл. Теоретическая философия. Соч., т. VIII, с. 165 и сл.

Косвенное признание этого соотношения мы находим у самого Декарта, в его указании, что все конечное, а следовательно, и «мое сознание», возможно только на почве бесконечного и его предполагает, — указание, которое образует одно из доказательств бытия Бога в «Метафизических размышлениях». Ср. приложение: «К истории онтологического доказательства».

Ср., например: Volkelt. Erfahrung und Denken, с. 181 и сл. Hartmami Das Grundproblem der Erkenntnisstheorie, с. 126.

Ср. аналогичное возражение против современной разновидности скептицизма — «прагматизма» — в нашей статье «Прагматизм как гносеологическое учение». Новые идеи в философии, вып. 7, 1913, стр. 153 и сл.

Ср. Джеймс. Principles of Psychology. II, е.,284—285, о «questioning mania», «Griibeisucht» («Почему я стою здесь, где я стою?», «Почему стакан есть стакан, и стул есть стул?» и т. п.).

Eneyclopadie der philos. Wissenschaften in Grundrisse, § 51 (изд. Rosenkranz, 1870, стр. 76—78).

Здесь оставалось бы лишь сделать одно возражение: из того, что я должен мыслить эти понятия существующими, еще не следует, что они на самом деле существуют, а только, что они представляются мне существующими. (См., например: Simmel. Hauptprobleme der Philosophic, 1911, с. 56 и сл.) Противоречивость такого возражения при внимательном продумывании его совершенно ясна и неопровержимо показана Шуппе (Erkenntnisstheoretische Logik, 1878, с. 637—644): бытие «на самом деле» и необходимая мыслимость есть именно одно и то же; различие между мыслимостью и реальностью имеет смысл лишь как различие между гипотетическим суждением и категорическим утверждением реальности; и раз доказано, что к этим случаям это различие не применимо, тем самым доказана очевидность реальности этих содержаний. (Но если бы даже это возражение было основательно, то онтологическое доказательство было бы несостоятельно только в том отношении, в каком с этой точки зрения несостоятельно всякое вообще Знание, ибо это возражение относится, очевидно, ко всякому замыслу знания быть знанием о самом предмете в его бытии. Таким образом, возражение это во всяком случае не указывает никакого специфического недостатка онтологического доказательства как такового.).

Недостаточность рассуждения Канта обнаруживается, между прочим, и в следующем. Если мы встанем на точку зрения различия между «синтетическими» и «аналитическими» суждениями, то во всяком случае это различие может быть ясно проведено только как различие в соотношениях между понятиями: если сказуемым служит понятие, входящее как признак в состав содержания подлежащего, то мы имеем «аналитическое» суждение, в противном же случае — суждение «синтетическое». Но ведь бытие, как указывает Кант, совсем не есть «содержание понятия» или «признак»: каким же образом высказывание «бытия» приравнивается к синтетическому суждению, которое к содержанию подлежащего присоединяет какое‑либо новое содержание. Если «сто действительных талеров» в качестве понятия имеют совершенно такое же содержание, как и «сто воображаемых талеров», какое мы имеем право логически отождествить суждение «сто талеров существуют» с суждением, например, «сто талеров были уплачены мне таким‑то», т. е. с суждением, в котором к содержанию подлежащего присоединяется новое содержание? С другой стороны, если мы признаем, что «бытие» есть своеобразное понятие, т. е. некоторое определенное содержание знания, то уничтожается весь смысл критики онтологического аргумента, ибо тогда возможно такое понятие, в составе которого присутствует, как необходимый признак, понятие «бытия». Таким образом, Кант обязан был по меньшей мере выделить экзистенциальные суждения в качестве третьего вида суждений наряду с суждениями как утверждениями аналитической или синтетической связи понятий. Опровержение онтологического доказательства при этом уже потеряло бы свою соблазнительную простоту. Ср.: Selz Otto. Existenz als Gegenstandsbestimmung, в Mtinchener philosophische Abhandlungen, 1911.

И можно показать, что во всех онтологических доказательствах бытия Бога имеется в виду именно это понятие Бога. См. приложение: «К истории онтологического доказательства».