Монах Афонский - Птицы небесные. 3-4 части

— Но большинство православного народа не принимает экуменизм! В основном он всегда сверху насаждается…

Я ждал, что скажет иеромонах в ответ на мое замечание.

— В том-то все и дело! Батюшка отец Кирилл говорил, да и не только он один, что тогда начнутся такие гонения, каких не было даже при Диоклетиане. Тогда истинных храмов православных останется очень мало. Литургия будет совершаться только в горах и ущельях. Поэтому нужно заранее готовиться к этому последнему времени и подыскивать скрытые места…

— Отец Виталий писал в своих письмах, что в Абхазию антихрист не придет, — вспомнил я строки из писем этого замечательного старца.

— Вот-вот, потому мне и представляется, что я в этой обители только на время… Мое место в горах! Пока в этом монастыре отец Кирилл благословил людям послужить. Но суеты много, ох как много… Не знаю, долго ли выдержу, ох не знаю… — Затуманенным взором отец Херувим посмотрел на иконы и перекрестился.

— А как жить в горах в последние времена, батюшка?

— Во-первых, литургией! Без нее никакой молитвенной жизни не получится. Затем, молитвой Иисусовой; кто ее обретет, тому вход в Царство Небесное откроется! У вас что там на Псху? Говорят, скит есть?

— Да, отче, скит в честь Иверской иконы Матери Божией!

— Это хорошо. Храни вас Господь и Пресвятая Богородица.

После исповеди я поцеловал руку духовника и вышел. У его двери собралась целая очередь. После отца Кирилла этот человек сроднился с моей душой. «Если батюшки когда-то не станет, тогда буду обращаться к отцу Херувиму!» — решил я, и на сердце полегчало.

Иисусе Сладчайший, виждь душу мою, источающую очистительные и утешающие слезы любви к Тебе. Растоптала душа обманчивые надежды земли сей и воспарила, как белая голубка, к Небесному Престолу видения Твоего. Отринула она земную преходящую любовь и научилась в любви Христовой понимать язык птиц и зверей, отвратив слух свой от ропотного и хульного языка приверженцев мира сего, дабы слушать безмолвные вздохи любящих Тебя, Христе мой. Не отводит она взора от трисолнечного сияния Святой Троицы, в жажде обрести всю Ее целиком в таинственной сокрытости духовных созерцаний. Избрала душа цель вышеестественную, поэтому естество не может остановить ее, ибо устремилась она в Небесные обители, находящиеся за пределами рассудочного омраченного понимания, поэтому уповает душа обрести безграничные границы Святого Духа, чтобы на белоснежных крыльях любви парить в безпредельности святого и нетварного света мудрости Твоей, Боже.

Среди живых вещей Твоих, Господи, бродят мертвые дети Твои, более непослушные, чем бездушные вещи. Пред Тобой чисто все земное, и лишь сердце человеческое Ты не принимаешь, ибо нечисто и своенравно оно в упорстве своем. Любой камень следует воле Твоей святой, Боже, покоясь в месте своем, а гордый и своевольный ум далече отделился от Тебя, став бездушнее неподвижных вещей. Даже лежащие камни скатываются с вершин гор, послушные повелению Твоему, а гордое сердце не подвигается к Тебе, Боже, ибо не хочет принять волны любви Твоей, ударяющиеся о каменные покровы его. Чистая радость свойственна лишь чистому сердцу, а своевольному уму — лишь злобные измышления. Даруй же всем нам, Господи, чистоту сердца и ума, коими обымем Тебя, словно двумя небесными крылами!

Сергиев Посад укрылся в туманной завесе моросящего дождя. Отворив дверь, отец чрезвычайно обрадовался, увидев меня:

— Здравствуй, сын! Здравствуй, родной! Спасибо, спасибо тебе за гостинцы и подарки! Но мне больше всего радостно оттого, что ты приехал! Надолго? Здесь все хорошо. Жив-здоров, и даже кое-что перепадает на хлеб от постояльцев: пускаю батюшек, студентов-заочников, так сказать, которые на свои сессии приезжают. А когда же мы будем переезжать на Кавказ?

— Возможно, весной, папа. Потерпи. В зиму ехать нежелательно…

Отец немного огорчился:

— Ладно, как сможешь. Еще подождем. А у меня тут история вышла… — Он засмеялся, вспоминая свою историю. — Повадился какой-то чудак с бородой и крестом на груди ко мне ходить: «Давай, — говорит, — старик, твой дом продадим, если ты к сыну хочешь уехать. У меня, мол, полно знакомых, быстро все сделаем!»

То одно предлагает, то другое — не голова, а какой-то дом бесовских советов… — Отец махнул рукой. — Еле отвадил, а то прямо уж хотел продавать…

— Ну как же, папа, с незнакомым человеком продавать дом? — встревожился я.

— Так я и говорю… Прямо бес попутал! Потом спросил о нем в Лавре, кто это такой. А мне отвечают, что это известный аферист, выдает себя за батюшку!

Мне стало ясно, что пора перевозить отца поближе к себе.

— Папа, никого не слушай, жди меня. Мы все сделаем с Божией помощью и без таких помощников.

— Конечно, сын, конечно…

Мне было его очень жаль. В Лавре я попал на монашеское правило, читаемое у отца Кирилла в келье перед трапезой. После правила, когда монахи выходили из кельи, он сказал:

— Сейчас не успеем поговорить, Симон, вечерком приходи, вечерком…

Весь поседевший, постаревший, старец казался мне лучше и роднее всех людей на свете.

— Батюшка, я так рад, что вас вижу! — Я отдал ему подарки со Псху: несколько пачек восковых свечей и мед.

— Хорошо, хорошо, вечером все и расскажешь, да…

Несмотря на вечерний час, мне повезло: у дверей старческой кельи никого не оказалось. После исповеди я рассказал об увеличении братства на Псху и о просьбе на постриг послушника Аркадия.

— Ты вот что сделай: если кто возжелает пострига и захочет стать насельником скита, принимай и постригай, да. Но сначала лучше в иноки, если молодые. Хорошо бы им в Лавре оформиться. Ты спроси на это благословение у отца наместника.

— Ясно, батюшка. А еще я посетил монастырь, где игуменом отец Пимен. Заодно проведал духовника обители — иеромонаха Херувима. Он вам кланяется.

— Так-так, а как он поживает? — Отец Кирилл даже наклонил голову, чтобы услышать мой ответ.

— Молится, спасается. Окормляет монахов и народ, едут к нему отовсюду. Только он все меня о Кавказе расспрашивал…

Старец усмехнулся.

— Понятно, понятно. Ему бы только Кавказ! Пусть пока там сидит… А сам что говорит?

— Рассказывал мне об экуменизме, об антихристе, о том, что наступают последние времена.

— Да, да, верно. Плохие идут времена. И об экуменизме и антихристе он правильно рассуждает. Мал золотник, да дорог… — Старец замолчал, опустив голову. — Судя по всему, да, идут последние времена. Ведь последняя стадия капитализма — сатанизм… «Когда увидите все сие, знайте, что близко, при дверех». Такими вещами не шутят. Что бы люди ни придумывали, как сделать жизнь лучше без Христа, а выйдет только хуже! И войны, и ненависть, и гонения — все это придет, как тать в нощи. Повсюду одна ненависть расплодится… А людей мало останется, ох мало… Однако не стоит забивать себе голову сведениями, не относящимися к спасению души. Умственное понимание Православия далеко отстоит от духовного понимания и толкования. Нужно жить не умом, а верою, ибо в уме — заблуждение, а в вере — благодать. Ведение истины есть благодать, как пишут отцы. Они не преследуют зло, они его просто оставляют, и оно гибнет.

— Отче, экуменизм, антихрист — это такие темы, что голова от них пухнет, когда у нас в скиту начинают об этом спорить.

Я понурил голову, вспоминая долгие споры на эти темы за чаем в нашей кухне.

— Пустословия избегай и в скиту не поощряй. Не впадай в болтливость, подменяющую духовную жизнь. Болтовня и пустословие — угождение плоти и чреву, а жизнь духовная — самоотречение и отвержение всякого самоугождения. Всегда наблюдай за собой: когда ты с Богом, а когда ты удаляешься от Него в пустословие и пустомыслие. На всяк день знай, что тебе нужно делать: молиться и спасаться, снова и снова приближаясь к Богу и утверждая дух свой во Святом Духе, ибо служение Богу должно быть в духе и истине. От ересей и церковных раздоров будь в стороне, много народа в этом враг запутал… — Старец печально вздохнул. — И не давай в себе никогда лености укорениться, да…

— Батюшка, сколько с нами монахов о пустыне разговаривали, о молитве, об Абхазии мечтали, а почти все остались в Лавре… — В моем голосе прозвучала грусть.

— Бывает, бывает, отец Симон, что монахи не могут вернуть первую благодать и остывают, сил не хватает, «ибо осуетились в умствованиях своих». Что долго копится, то долго устраняется. Так и разленение душевное копится понемногу. Нельзя позволять себе остывать духом, да… Горение, горение нужно иметь сердечное к Богу, отец Симон! Кстати, у меня попросил благословения поехать с тобой и присмотреться к абхазской жизни иеромонах Филадельф! Дела свои он устроил, хочет к тебе присоединиться. Ты когда едешь?