Сергей Фудель - Записки о Литургии и Церкви

«Тварь», по слову Апостола, «еще стенает и мучается», но семя бессмертия уже укануло в мир и верующие, стоящие на литургии, уже знают, что «поглощена смерть победою».

Церковь — творение Божие, но такое, постижение которого не дано тварному уму, так как через боговоплощение она «вознесена превыше небес».

Святые часто указывают на ограниченность нашего знания небесного мира: «Имена некоторых сил (небесных) нам не объявлены еще и неизвестны» (св. Иоанн Златоуст) [18].

Преподобный Симеон Новый Богослов тоже пишет о «еще неведомой нам твари» [19]. Есть тварь «ведомая» и «неведомая». Но и перед «ведомой», как будто перед Церковью, мы стоим как на пороге иного мира. Что значат слова Христовы о Его человечестве: «И Ангелу Лаодикийской Церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия» (Откр. 3, 14)? Почему именно Лаодикийской Церкви, т. е. последней в истории Церкви, погруженной, по Слову Божию, в тщеславную и теп лох ладную внешность, нужно это напоминание о человеческой плоти Бога, жертвенной и страдающей, изнемогающей и побеждающей и вознесенной превыше небес — той плоти, благодаря которой спасаемое в Церкви человечество сделалось Телом Божиим?

«Как во время сна Адамова создана была жена, — пишет Златоуст, — так и во время смерти Христовой образовалась Церковь из ребра Его… Как жених, оставив отца, приходит к невесте, так и Христос, оставив престол Отца, пришел к Невесте… Поэтому апостол и говорит: «Тайна сия велика есть… аз же глаголю во Христа и во Церковь»” [20]. Бог «возвел ее (Церковь. — С. Ф.) на высоту великую, — пишет он уже в Беседах на Послание к Ефесянам, — и посадил ее на том же престоле, потому что где Глава (Христос. — С. Ф.), там и Тело (Церковь. — С. Ф.); нет н и–какого перерыва (здесь и в других случаях разрядка автора. — Ред.) между Главой и Телом. <…> Чтобы ты, услышав слово «глава», не принял его в значении только власти, но в смысле собственном, не счел бы Его только начальником, но видел в Нем как бы телесную (действительную) главу, (апостол) прибавляет: (Церковь есть. — С. Ф.) «исполнение Исполняющего всяческая во всех»… Церковь есть исполнение (полнота, восполнение. — С. Ф.) Христа точно так же, как голову дополняет (восполняет. — С. Ф.) тело и тело дополняется головою» [21].

«Выше всякой ангельской силы, — пишет блаженный Феофилакт, толкуя то же апостольское послание, — воссела прежде презренная человеческая природа. Церковь посадил {Бог} на том же самом престоле, потому что где глава, там и Тело… И Церковь есть полнота его, ибо как тело есть полнота головы, восполняя ее, так и Церковь есть Полнота Христа, ибо Христос восполняется и как бы завершается всеми членами (Его Тела) в лице всех верующих» [22].

«Для того Он смешал Самого Себя с нами и растворил тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это знак самой сильной любви» (Иоанн Златоуст) [23].

Сколько бы мы ни стояли на берегу моря познания этих тайн со своей свечой, единственное, что мы можем увидеть, — это невозможность хоть как–нибудь условно или методологически отделить Церковь от Xриста. Всякое такое отделение есть рассечение богочеловечества Христа, т. е. посягательство на самую основу христианства. «Бог явился во плоти». Божественное соединилось с человеческим, и это неизреченное соединение именуется Церковью. «Вы — тело Христово», — пишет апостол (1 Кор. 12, 27).

“«Я есмь Лоза, а вы ветви» (Ин. 15, 5) [24], т. е. Церковь. «Потому–то, как свят Господь, так свята и Церковь, — пишет прот. Иоанн Кронштадтский, — …потому что Церковь — одно и тоже с Господом, есть «тело Его, от плоти и от костей Его…» (Еф. 5, 30) Церковь никогда не представляй отдельно от Господа Иисуса Христа, от Отца и Святого Духа… Велико и досточестно тело Церкви святой» [25].

Нераздельность Церкви и Христа открывается нам еще в одном образе. Это и буквально образ «Знамения» Богородицы: Христос изображен на нем в материнском чреве, в лоне Богоматери; Бог изображен не только во плоти, но и окруженным человеческой плотью Пречистой Девы.

На литургии это «знамение» совершается с каждым истинным причастником Тайн. «Бог Слово Отчее входит и в нас, — пишет преп. Симеон Новый Богослов, — как и во утробу Приснодевы: мы приемлем Его, и Он бывает в нас, как семя. Слыша о сем страшном Таинстве, ужасайся… Так зачинаем Его и мы, не телесно, как зачала Дева и Богородица Мария, но духовно… «Имамы же сокровище сие в скудельных сосудах» (2 Кор. 4, 7). Сокровищем называет он (апостол Павел. — Ред.) Сына Божия… Коего имеем в сердцах своих… Поелику невозможно Ему опять воплощаться и рождаться телесно в каждом из нас, то… Ту самую пренепорочную плоть, которую принял Он от пречистой Марии Богородицы… преподает нам в Таинстве, и, вкушая Ее, мы имеем внутрь себя, разумеется каждый достойно причащающийся, всего воплощенного Бога… по слову Его же Самого: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем» (Ин. 6, 56). Вселяясь же в нас, Он… есть бестелесно в нас, и соединяется с существом нашим неизреченно, и нас обоготворяет, так как мы соделываемся сотелесниками Ему, бывая плоть от плоти Его и от костей Его.

И сие то есть великий плод неизреченнаго домостроительства и снисхождения к нам Господа нашего!» [26]

Через причастие не только наша душа, но и тело наше начинает свою Вечную жизнь, свою Пасху нетления. «Принять Евхаристию — (значит. — С. Ф.), принять учение об обоженной плоти» (архим. Киприан) [27]. Это есть свершение «малой церкви» отдельного человека, о которой пишет Макарий Великий, — малой клетки Вселенского Церковного Тела.

«Причащаясь Плоти и Крови Бога, и бываешь сотелесен Ему и сорастворен с кровию Его» (преп. Феогност) [28]. «Приобщився Тела и Крови Христовы, сотелесным и сокровным Ему будеши. Такс бо и Христоносцы бываем, разделяющуся Телу и Крове Его» (св. Кирилл Иерусалимский) [29].

Как невозможно отделить Церковь от Христа, так невозможно отделить и литургию от реальности нашего вхождения в божественный мир.

Церковь — это прекращение одиночества. Чтобы жить в Церкви, нужно идти к людям, надо стоять с ними в тесноте храма, надо пить Божественные Тайны из одной чаши. А хочет ли человек прекращения своего одиночества? Эта сторона христианства некоторым людям кажется наиболее трудной. Не есть ли это, говорят они, отжившая фаза религии? «Разве Бог не видит, если я молюсь один?» Бог, конечно, видит все, но Церковь начинается там, где, по слову Христову, «двое или трое собраны во имя» Его. Не там, где «один», потому что любовь начинается только там, где «двое или трое». «Двое или трое» — это первичная клетка любви, а Церковь начинается там, где преодолевается самость, обособленность, где начинается любовь. Можно и нужно говорить о значении для Церкви иерархии или о роли в ее истории вселенских соборов. Но, когда забываются слова Христовы о «двух или трех», тогда забывается любовь как первоисточник Церкви, соборов и догматов; тогда все остальные слова теряют свою силу, становятся никому не нужным «бряцающим кимвалом». И тогда лучше бы их совсем не знать.

Понятие зовущей к объединению любви лежит в самом греческом слове Церковь — Экклесия, означающем «собрание», «созывание». Вспомним благовест, собиравший людей в храм.

«Церковью она называется, — пишет св. Кирилл Иерусалимский (IV век), — соответственно самой вещи, так как всех созывает и вместе собирает» [30]. То же у св. Иринея Лионского (II век): Церковь «есть собрание Божие, которое Бог, т. е. Сам Сын собрал через Себя Самого» [31]. Бог собрал тех, кто любил Его, вокруг священной трапезы Таинств — это и есть Церковь. Церковь — это любовь Божия в людях, в народе Божием. «Чтобы… показать Свою любовь к нам, — говорит Златоуст, — Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть» [32]. «Природа Церкви евхаристична» [33]. Это же понятие лежит в греческом слове «литургия», означающем общенародное дело, общее дело. Литургия — это общее дело любви учеников Христовых, приводящее их в общение не только с Учителем, но и друг с другом.

Говоря о причащении Тайн, св. Иоанн Дамаскин пишет: «Общение глаголется и по истине есть; понеже тем мы сообщаемся со Христом и бываем причастницы Плоти и Божества Его; сообщаемся же тем и соединяемся друг другу. И тако, зане от единого Хлеба причащаемся, то вси едино Тело Христово и едина Кровь Его и друг друга уды бываем, стелесны Христу нарицающеся» [34].

«Во всем… видимом {в Церкви}, — пишет Макарий Великий, — представляй себе образы и сени (тени. — С. Ф.) сокровенного: в видимом храме — образ храма сердечного» [35].